«Благословен средь поздних веков
                                                                                                      Да будет друг сей человеков!»

            Эта здравица Державина в честь известного полководца графа Румянцева-Задунайского вполне могла бы быть адресована и его старшему сыну Николаю, учитывая его заслуги перед Россией.
             Николай Румянцев происходил из знатнейшего русского рода, который своими корнями уходит в тринадцатое столетие. По семейному преданию, начало положил некий нижегородский боярин Василий Румянец, который печально прославился тем, что предал своего князя Бориса.
           Этот был, пожалуй, единственный известный в семейных анналах случай нелойяльности по отношению к вышестоящим персонам: в дальнейшем Румянцевы всегда верно служили престолу.
               Николай получил хорошее домашнее воспитание. Его мать, Екатерина Михайловна, нанимала лучших по тем временам наставников, которые учили сына немецкому, латыни, греческому, истории, арифметике, географии, не говоря уже о верховой езде, танцах и фехтовании - обязательный «джентльменский набор» для отпрыска аристократического семейства.
              До 1772 года молодой Румянцев жил с матерью и младшим братом Сергеем в Петербурге. Военные успехи отца и знатность рода открывали доступ в самые высокие придворные сферы: говорят, графиню с двумя сыновьями видели среди участников интимных ужинов, которые императрица устраивала в Эрмитаже.
              Когда юноше исполнилось 20 лет, Екатерина Вторая отправила его вместе с младшим братом в длительное зарубежное путешествие в компании барона Мельхиора Гримма. То была роскошная поездка: они посетили Германию, затем Голландию, где Румянцев слушал лекции в Лейденском университете. Потом была Женева, где состоялась незабываемая встреча с престарелым Вольтером, Франция, Австрия.
             Лишь два года спустя он вновь вернулся в Петербург. Но после Европы «дым отечества» оказался вовсе не так уж сладок и приятен, а служба при дворе казалась утомительной, несмотря на благосклонное отношение Екатерины и Великого князя Павла и его жены.
              Так что когда, не без протекции отца, Николай был принят на дипломатическую службу и отправился в качестве чрезвычайного посланника во Франкфурт, он обрадовался назначению и принялся ревностно служить, отстаивая российские интересы.
             Однако вскоре рутина посольской жизни наскучила, да и пост представителя в нескольких германских княжествах уже не казался таким уж важным.
              Жизнь несколько оживилась после того, как во Франции произошла революция: во Франкфурт стекались французские аристократы, которые просили у России денег и оружие.
              Румянцев помогал эмигрантам, кое-кого устраивал на службу в Россию. Однако, когда волна беглецов схлынула, он вынужден был вновь вернуться к своим повседневным обязанностям, время от времени выполняя столь ответственные дипломатические поручения, как поиск немецких невест для великих князей Александра и Константина.
               Здесь же, в Германии, Румянцев увлекся делом, которое потом стало его увлечением на всю жизнь - история России и других славянских государств. Собирал где только мог книги и рукописи. Состоял в переписке с чешским славистом Иозефом Домбровским. Предпринял попытку самостоятельно написать на французском языке очерк российской истории.
                В 1795 году Румянцеву велено возвратиться в Петербург. Отныне ему предстоит в течение почти двух десятилетий служить своему отечеству, занимая при двух императорах - Павле I и Александре I - самые высокие посты в государственном аппарате. Сенатор, член Государственного Совета, а затем и его президент. Руководитель департамента водных сообщений, который заботился о прокладке каналов, углублении русел рек и развитии торговли. Глава вновь созданного Министерства коммерции. По его инициативе начала выходить деловая газета, была построена в Петербурге фондовая биржа, начала интенсивно развиваться сахарная и текстильная промышленность.
            Румянцев, используя свой дипломатический опыт, налаживал торговые связи с Соединенными Штатами, странами Южной Америки и Азии, всячески поддерживал торговую миссию Крузенштерна в Японии в 1804-1805 годах.
              По своей внешнеполитической ориентации граф был убежденным франкофилом. После заключения Тильзитского договора его позиции упрочились, и вскоре он сменил известного антифранцузскими настроениями Андрея Будберга на посту министра иностранных дел.
                Посол Франции в России Савари отмечает в одном из своих донесений, что только император и министр иностранных дел - истинные друзья Франции. Румянцев ездил вместе с Александром на встречу с Наполеоном в Эрфурте в 1809, после чего Бонапарт, очарованный русским графом, пригласил его в Париж и принимал очень сердечно.
                Николай Петрович был таким горячим приверженцнм франко-русского союза, что война 1812 года стала для него личной трагедией. Он принял случившееся так близко к сердцу, что с ним случился апоплексический удар, и он навсегда потерял слух.
              По сути дела, его карьера на государственном поприще была окончена, хотя формально он продолжал выполнять обязанности министра иностранных дел и канцлера, и Александр I публично расточал ему знаки внимания и утверждал, что «не может пожертвовать столь верным и надежным человеком». Румянцев, опытный царедворец, знал истинную цену этим комплиментам и продолжал подавать прошения об отставке, мотивируя тем, что «практически устранен от государственных дел».
               Царь не снисходил к его просьбам. В феврале 1814 года, Румянцев, не дождавшись одобрения сверху, оставил свой пост, хотя формально был заменен Нессельроде лишь в августе.
              Неуемная энергия, однако, искала выхода, и теперь граф, несмотря на немолодой возраст и неважное здоровье, занялся своими собственными делами.
             У него было обширное поместье под Гомелем, и он начал закупать семена и мериносовых овец по всей Европе, построил у себя сыроварню и фабрику по производству стеклянной посуды, учредил пароходство и поддерживал Императорское Свободное Экономическое общество.
                Но самым страстные его увлечения лежали в сфере истории и культуры. Еще находясь на посту министра иностранных дел, Румянцев во время своих поездок по Европе собирал манускрипты, книги, монеты, географические карты, минералы, различные древности. Теперь, оказавшись на покое, он привел в порядок эти коллекции и разместил их в своем петербургском особняке на Английской набережной.
                Он выделил немалую сумму, почти 67 тысяч рублей, на реализацию давно лелеемого замысла - опубликовать «Собрание государственных грамот и договоров». Историки Бантыш-Каменский, Малиновский и Калайдович выполнили эту работу. Еще 25 тысяч рублей было дано Императорской Академии, чтобы выпустить научное издание Несторовской Летописи.
               Румянцев собирал вокруг себя историков специалистов по славянской и греческой филологии, ориенталистике и нумизматике. Он вел поиск древностей в России и за рубежом, организовывал экспедиции по монастырям и архивам, финансировал научные исследования и учреждал стипендии. Всего им пожертвовано на эти благородные цели около 300 тысяч рублей.
              В числе спонсируемых проектов - кругосветное плавание корабля «Рюрик» под началом капитана Отто фон Коцебу в 1815-1818 годах и публикация отчета об этой экспедиции. Постине «ренессансный» человек по широте увлечений, энергии и щедрости!
      Считается, что истинному воину подобает умереть на поле боя, а, скажем, актеру - на сцене. Смерть настигла страстного коллекционера в тот момент, когда он по обыкновению разбирал свои сокровища. Это случилось 3 января 1826 года. Согласно воле Румянцева, его похоронили в гомельском поместье. На могильной плите эпитафия: «Он отдал богу богово, цезарю цезарево, а отечеству - свою любовь и самопожертвование».
               Коллекция, по завещанию, была подарена российскому государству. К моменту смерти владельца она состояла из 710 манускриптов, 28200 книг, 1465 монет и медалей и стоила около миллиона рублей. Впервые она предстала перед публикой в Петербурге, в Румянцевском «Музеуме» в 1831 году. Тридцать лет спустя, в связи с предстоящим открытием публичной библиотеки, собрание перевезли в Москву. Так возникло культурное учреждение с витиеватым названием «Московский публичный музеум и Румянцевский музеум». Размещалось оно в знаменитом «Доме Пашкова». После революции коллекция, уже к тому времени разросшаяся и непрерывно продолжавшая увеличиваться, составила ядро открывшейся в 1925 году Государственной Библиотеки имени Ленина. Посетители «ленинки», я думаю, помнят интерьер великолепного баженовского здания на Моховой. Власти, не питавшие симпатий к дворянскому сословию, сделали все же для Румянцева исключение: его мраморный бюст не был упрятан в какие-нибудь «запасники», и все желающие могли полюбоваться благородным обликом вельможи. И при виде его вспоминались строки Фонвизина, сказанные, правда, по адресу другого человека, но в данном случае вполне уместные: «Сей добродетельный муж, которого заслуг Россия позабыть не должна».
                                                                                                        ©Л.Борщевский            

НАЧАЛО                                                                                                                                          ВОЗВРАТ