Сентябрь
2012, №9
Поэзия________________________________________
Юрий Лифшиц
|
*
* * Рассеется, как пыль из-под колес, непреходящей жизни постоянство, и небо включит радужный насос, выкачивая время из пространства. И нолики пойдут, держа в горсти краюшки неприкаянного края, чтобы себе на крестик наскрести в окрестностях расхристанного рая. Как ростовщик, закрывший уши ватой, чтобы вкусить оплаченный покой, здесь повернулись небеса спиной к земле, пред ними вечно виноватой...
Если бы я был твоей птицей, пусть даже волнистым попугайчиком, я сидел бы в клетке, прыгал от одной птичьей погремушки к другой, остро посматривал на тебя бисероподобными глазами и распевал во все свое крикливое горло попугайские песенки. Ты называла бы меня Птиц или просто Тишка, ласково постукивала по стенке моей призрачной тюрьмы, а я бы счастливо щебетал, бился крыльями и всем своим щуплым телом о клетку, трепетно касался искривленным клювом твоих нежных пальцев, сквозь тонкие стальные прутья пытаясь «погладиться» о твои руки. А когда бы ты открывала дверцу, я бы выбирался наружу, стремительно летал, жизнерадостно щебеча, из комнаты в комнату, а потом садился тебе на голову и замирал, зарывшись своей в твои густые волосы... Если бы я был твоей кошкой, я будил бы тебя по утрам вежливым мурлыканьем или, привстав у твоей кровати на задние лапы, передней мягко касался твоего заломленного локтя или выпроставшегося из-под одеяла колена. А когда бы ты садилась, потягиваясь, на постели, я бы громко взмяукивал и терся о твои ноги, страстно требуя молока или какой-нибудь иной кошачьей радости. Я бы настороженно смотрел, как ты плещешься в ванне, свято помня, как ты однажды жестоко обидела меня, пытаясь обмыть струей тепловатой воды. Но, даже выдираясь из твоих крепких рук, я и тогда не выпустил когтей, поскольку опасался причинить тебе малейшую боль. По вечерам я сворачивался бы клубком на твоих коленях, сладко чувствуя сквозь сон, как ты поглаживаешь меня по спинке или почесываешь за ухом... Если бы я был твоей собакой, я бы лежал на подстилке в коридоре, грустно поглядывал в сторону кухни, втягивая мокрым носом вкусные запахи. Ты приносила бы мне еду, и я, с благодарной осторожностью лизнув твою руку, деликатно погружался бы в миску и громко чавкал, уплетая собачью болтанку. Когда бы ты собиралась выйти со мной на прогулку, я бы радостно поскуливал и повизгивал, предвкушая, как буду охранять тебя от злых псов, от исподлобных взглядов прохожих, от мерзко пахнущих и гудящих автомобилей. По возвращении домой я бы спокойно ждал, пока ты вымоешь мои лапы, недоумевая, зачем тебе это нужно, и с чувством исполненного долга вновь склонялся над миской. Поздним вечером я подходил бы к тебе, лежащей на диване с этим подлизой котом, и терпеливо дожидался своей порции ласки... Если бы я был твоим любимым, мы непременно бы поехали за город. И пока мы в палатке, заходясь от нежности, шептали друг другу донельзя глупые слова, природа окончательно сошла бы с ума, напустив на нас с тобой молнии, гром, ветер, дождь и град. Наш неумело воздвигнутый ковчег, не выдержав натиска стихий, непременно бы рухнул, наш костер погас бы еще раньше, и мы, кое-как собрав вымокший до нитки скарб, оскользаясь и падая в свежую грязь, побрели бы к ближайшей деревне, мокрые и счастливые. По дороге мы бы наскоро решили, как быть: вернуться ближайшим автобусом домой либо напроситься на постой к знакомому священнику. Уехать означало расстаться, и мы бы выбрали второе. Большая семья священнослужителя, включая восьмерых детей мал мала меньше, приняла бы нас несколько отрешенно, но приветливо. Нас бы приютили, обогрели, накормили, и мы смогли бы переодеться в полусухое. На ночь нам бы предложили разместиться на полу трапезной, и мы бы забрались в свои почти сухие спальные мешки. Ночью, согревая друг друга, мы снова шептали бы свои донельзя глупые слова. И суровые лики святых глядели бы на нас с образов, не то осуждая, не то благословляя... Если бы... |
|
* * * Я виноват перед тобою за этот облетевший сад, за солнце, мглою залитое, за смех и слезы невпопад. Я виноват и в том, что было, в том, что могло быть, виноват, и в том, что ты меня любила Бог знает сколько лет назад. Прости за вечный ералаш, за осень без конца и края, за не ахти какой шалаш, за то, что в нем не вышло рая. За то, что не ушел, прости, за то, что помешал уйти.
© Ю.Лифшиц |
|