Уходят из Одессы корабли…

Мариуполь.
Хутор Бердянский, п/я №86, с/х артель им. М.Горького

                   Дорогой Иосиф Виссарионович!
                   Перед нашей страной нависла угроза германского фашизма, вероломно напавшего на нашу родину. Мы, советские патриоты, отомстим германскому фашизму за кровь наших братьев, жен и детей.
                  Но есть ряд партийных и советских организаций, которые не учли важности данной обстановки и создают панику внутри страны.
                   Руководители Одесской области создали не только панику в гор. Одессе, но и во всей области…
                   Много работников торгующих и финансово-банковских организаций гор. Одессы, не отчитавшиеся перед своими организациями и не получившие путевки на выезд, ограбив магазины и другие учреждения первым делом умчались на машинах в гор. Мариуполь[??]
                   [Здесь и далее, выделено нами. - Авт.]
                  Ряд случаев, когда в Мариуполе у беженцев из Одессы обнаруживали по 20-30 и больше тысяч рублей денег. Ведь такие деньги честным путем иметь нельзя…
                   Много людей, бежавших оттуда, бродит без учета.
                   Приехав в Мариуполь, ряд жителей Одессы, кому удалось присвоить товары и деньги, кричат во все горло - мы пострадавшие, мы беженцы, а этим моментом по спекулятивным ценам продают на рынке.
                   Вот таких людей, которые не получили расчета в учреждениях и не отчитались перед учреждениями, а была возможность, надо беспощадно уничтожать…
                   Заканчивая на этом, я хочу сказать, может быть, я неверно рассуждаю по своей малограмотности, может быть, я глубоко ошибся, но я советский гражданин, если надо будет, то и жизнь отдам за советскую родину, и я решил написать своему родному правительству и открыть все наболевшее.
                  Ведь об этом письме знаю я один, да Вы, если его получите, будете знать, да четыре стены, в которых я писал.
                  Если я этим письмом нанес политическую ошибку, то пусть советский закон покарает жестоко.

18 августа 1941г.   И. Ковалев

                  В своем отношении к эвакуированным Иван Иванович Ковалев не одинок - многие местные жители чувствовали также. И это даже можно понять и объяснить экстремальными условиями, в каких оказались эти люди. Отцы и сыновья на фронтах ежеминутно рискуют жизнью (а многие уже и отдали свою жизнь!); матери и жены сутками в цехах заводов (самолеты, танки, боеприпасы - все для фронта!); дети, лишенные радостей детства (безотцовщина, безпризорщина, голод!)
                   А тут еще, понимаете, «понаехали».
                   От фронта спасаются.
                   Да еще с большими деньгами.
                   И одеты-то не по-нашему, и балакают как-то странно.
                 Эвакуированных расселяли по клубам, по школам, но и местное население «уплотняли», подселяя в их небольшие дома и тесные квартиры приезжих, усложняя этим их и без того тяжелую жизнь. Именно эти, так сказать, объективные, материально-бытовые причины, замешанные на вполне естественной ксенофобии, определяли отношение местных жителей к приезжим.
                   А вот что касается еврейской прослойки эвакуированных, то здесь дело обстояло еще хуже. В дополнение к материально-бытовым причинам, в дополнение к обычному подозрительному отношению к чужакам, здесь начинала действовать и генетическая юдофобия, получившая в последнее время «подпитку» со стороны гитлеровской расовой идеологии и неожиданную легитимацию со стороны сталинской национальной политики.
                 Эта «мудрая» сталинская национальная политика ставила перед собою среди прочих цель «отмыться» от обвинения в том, что «советская власть - жидовская власть». Обвинение серьезное - ведь за такую «жидовскую власть» и воевать-то, как будто не стоило!
                 О том, что пришлось пережить им в эвакуации, бывшие еврейские дети предпочитают не вспоминать, удерживая в памяти редкие добрые минуты: там кто-то погладил мальца по головке, там где-то дали голодной девчушке кусок хлеба или кусочек подмокшего присыпанного махоркой сахара.
                  Ну что ж и это, конечно, было - мир, как известно, не без добрых людей!
                  Но вот в Уфе в 1942-м местные подростки замучили эвакуированного мальчика-еврея, а жительница города Шадринска Челябинской области вспоминает, что среди эвакуированных «больше бросались в глаза евреи со своей картавой речью - дети сразу стали их копировать, а маленьких дразнить». [17]
                 Удивительно интересно влияние мудрой сталинской политики, на изменение статуса эвакуированных. Если где-то в начале войны человек пытался эвакуироваться, его считали трусом, спасающим свою шкуру. А если оставался на территории, которая не сегодня-завтра могла быть оккупирована врагом - был героем. В конце войны все оказалось наоборот. Если эвакуировался человек - значит, был патриотом, питал ненависть к врагу. А если остался и оказался на оккупированной территории - значит предатель, значит готовился изменить Родине.
                  А что, если этот, оставшийся на оккупированной территории человек, еще и еврей по национальности?
                  А что, если он не только остался на оккупированной территории, но и (как это ему удалось?) … выжил?
                  О, тогда он до самой смерти будет нести на себе клеймо!
                 И до самой смерти при заполнении различных анкет - при поступлении в институт, приеме на работу или даже (смешно?) при записи в городскую библиотечку - на привычный вопрос: «Находился ли на оккупированной немецко-фашистскими захватчиками территории СССР?», он будет отвечать, как требуется, полностью: «Да, находился».
                  И в этом коротком ответе: «Да, находился» - сублимируется вся дальнейшая горькая судьба этого еврея, умудрившегося выжить на оккупированной убийцами территории?!

                Итак, Мариуполь, который в июле-августе 1941-го буквально заполонили стекавшиеся сюда по морю и по суше эвакуированные одесситы.
                    Мариуполь, фактически, не был конечной целью этих эвакуированных.
                   Путь их лежал дальше, чаще всего, в Ростов. Но проблема заключалась в том, чтобы еще выбраться из переполненного города.
                   Макс Хромой вспоминает тысячи людей, расположившихся со всеми своими пожитками на улицах Мариуполя, прямо на земле, как цыгане, или (на специфическом одесском жаргоне Макса) «как на одесской Толкучке».
                    Макс вспоминает горы узлов и корзин, чемоданов и ящиков, вспоминает подводы и брички, перекрашенные в защитный цвет «эмки» и забрызганные грязью полуторки. И над всем этим столпотворением, вдруг, проливной летний дождь и раскаты грома, которые он, 12-летний ребенок, напуганный недавней бомбежкой на Днепровской переправе, принял за разрывы бомб.
                   Макс вспоминает, как молодой его дядька Лева, пользуясь своими лейтенантскими кубиками в петлицах пропыленной и мокрой от дождя гимнастерки, буквально насильно втолкнул всю их семью в вагон товарняка, уходившего на Ростов. [18]
                    Белла Кердман вспоминает, что и работники завода им. Октябрьской революции выезжали из Мариуполя в Ростов на товарняке, а ей с родителями досталось место в открытом тамбуре, где их с головы до ног засыпала угольная пыль из паровозной трубы. Один уголек попал девочке в глаз. Ух, как это было больно, пришлось даже во время короткой стоянки товарняка обращаться в медпункт.
                    Все наши друзья, к счастью, выбралась из Мариуполя, и Белла Кердман, и Марик Хромой, и Лиля Гиммельфарб, и маленькая Галочка Кармалюк, на всю жизнь запомнившая запах того, необыкновенного, посыпанного сахаром, кусочка черного хлеба, которым угостили ее матросы «Фабрициуса». [19]

                                       
                                                    Галочка Кармалюк (Кармели) с отцом
                                                                          Одесса, 1938

                  Но были, были и те, кто не сумел, не успел, и все еще оставался в городе, когда 8 октября 1941 года, в полдень, в Мариуполь вошли убийцы.
                  О том, что произошло с этими евреями, свидетельствует совершенно невероятный документ. Документ, который можно назвать: «Репортаж из расстрельной ямы». [20]
                Речь идет о дневнике молодой девушки, Сарры Глейх, эвакуировавшейся в Мариуполь из Харькова и вместе со всей своей семьей попавшей в противотанковый ров под Мариуполем, у агробазы им. товарища Петровского. Отец, мать, сестры, трехлетний племянник Владя - все они были расстреляны в этом противотанковом рву, и только Сарра чудом осталась в живых. Ночью девушка выбралась из-под трупов и после долгих блужданий по степи перешла линию фронта.
                  Сарра Глейх осталась в живых как будто бы для того, чтобы донести до нас свой невероятный дневник. Осталась в живых для того, чтобы некоторые из нас, прекраснодушные и забывчивые, вспомнили и содрогнулись!
                  Дневник Сарры Глейх - тоненькая школьная тетрадка в розовой веселой обложке - попала к Илье Эренбургу, и он включил его в «Черную Книгу», как надежду на то, «что люди не допустят повторения». [21]
                  Еще 1 сентября 1941-го сестры Сарры , жены военнослужащих Фаня и Рая, ходили в военкомат и просили эвакуировать семью из Мариуполя. Им отказали - мол, «эвакуация не предвидится раньше весны».
                 Прошел месяц. Положение с каждым днем ухудшалось, и 8 октября в военкомат отправилась Сарра. На сей раз начальник был более «великодушен»: сказал, что эвакуация семьи Глейх назначена как раз на завтра, 9 октября. Им следует собрать вещи, документы, в общем, подготовиться к отъезду.
                  Этот примечательный разговор происходил, повторим, 8 октября 1941-го, утром. А уже в 12 часов дня в город вошли убийцы.

ИЗ ДНЕВНИКА САРРЫ ГЛЕЙХ

8 октября. Немцы в городе …
9 октября. Дома абсолютно нечего есть. Пекарни в городе разрушены, нет света, воды...
10 октября. По приказу еврейское население должно избрать правление общины в количестве тридцати человек. Община отвечает жизнью за «хорошее поведение еврейского населения»…
              Еврейское население должно регистрироваться в пунктах общины (всего зарегистрировано 9.000 человек)…
14 октября. Гестапо уже в городе…
17 октября. Сегодня объявили, что завтра утром все зарегистрировавшиеся должны явиться на пункты и принести ценности.
18 октября. В течение двух часов мы должны оставить город. Для стариков и женщин с детьми будут машины.
                Рояновы [русские родители мужа Фани - сестры Сарры, Авт.] пришли просить Фаню отдать им внука. Фаня категорически отказалась, плакала. Владю не отдала, решила взять его с собой…
20 октября. Мама и папа уехали в 9 ч. утра. Рая с Владей задержались, поедут следующей машиной…
                 Мы шли пешком, дорога ужасная, после дождя размыло…
                 Было часа два, когда мы подошли к агробазе им. Петровского.
                Людей здесь много. Я кинулась искать Фаню и стариков. Фаня меня окликнула, стариков она искала до моего прихода и не нашла, они, наверное уже в сарае, куда уводят партиями по 40-50 человек…
                Дошла очередь и до нас, и вся картина ужаса бессмысленной, до дикого ужаса бессмысленной и безропотной смерти предстала перед нашими глазами, когда мы направились за сараи.
                Здесь уже где-то лежат трупы папы и мамы. Отправив их машиной, я сократила им жизнь на несколько часов.
                Нас гнали к траншеям, которые были вырыты для обороны города.
                В этих траншеях нашли себе смерть 9.000 евреев…
                Нам велели раздеться до сорочки…
               Гнали по краю траншеи, но края уже не было: на расстоянии в полкилометра траншеи были наполнены людьми…
                Мы шли по трупам.
                В каждой седой женщине мне казалось, что я вижу маму. Один раз мне показалось, что старик с обнаженным мозгом - это папа…
                Фаня не верила, что это - конец… Лицо у нее сине-серое, а Владя все спрашивал: «Мы будем купаться? Зачем мы разделись? Идем домой, мама, здесь нехорошо!»
                Больше я не могла выдержать, схватилась за голову и начала кричать каким-то диким криком, мне кажется, что Фаня еще успела обернуться и сказать: «Тише, Сарра, тише!», и на этом все обрывается.
                 Когда я пришла в себя, были уже сумерки. Трупы, лежавшие на мне, вздрагивали, это немцы, уходя, стреляли на всякий случай…
               Где-то под трупами плакали дети, в большинстве прикрытые телами матерей, невредимы и погребены под трупами заживо.
                 Я начала выбираться из-под трупов.... выбралась наверх и оглянулась - раненные копошились, стонали, пытались встать и снова падали…
                 Какой-то старческий голос напевал: «Лайтенахт… Лайтенахт…», и в этом слове, повторяющемся без конца, было столько ужаса!»

                  «Лайтенахт… Лайтенахт…» - напевал над могилой евреев старческий голос.
                  «Светлой ночи… Спокойной ночи…» - напевала любимому внуку какая-то добрая еврейская бабушка. Не над детской кроваткой напевала - над разверстой могилою.
                  Всего за десять дней, с 20 по 30 октября 1941 года, в Мариуполе были уничтожены 9.000 евреев. [22]
                  Были среди них и коренные жители Мариуполя, и эвакуированные из Харькова, такие, как Сарра Глейх. Были среди них, наверное, и эвакуированные из Одессы, те самые, о которых писал Иван Иванович Ковалев товарищу Сталину, те самые, которые «...кричат во все горло - мы пострадавшие, мы беженцы».
                  Сколько их было? Кто знает?
                  Ведь не даром писал товарищу Сталину Ковалев, что «Много людей, бежавших оттуда, бродят без учета»!
                  Какая ирония судьбы: выбраться из Одессы, пройти весь этот полный опасности путь под непрерывной бомбежкой по выжженной солнцем степи, проплыть его в трюме грузового корабля по морю, нашпигованному минами, добраться до Мариуполя и …погибнуть.
                 Погибнуть в залитом кровью противотанковом рву у агробазы им. товарища Петровского.
                  Погибнуть в те самые страшные дни октября 1941-го, когда и в Одессе уже идет уничтожение. В те самые страшные дни, когда Одесса стала уже «Городом Антонеску».

                                                       Двойное предательство

                  Эвакуация из Одессы любым путем - морским или сухопутным - была сопряжена с опасностью. Не всем удавалась добраться, в прямом и переносном смысле, до спасительного берега.
                  Да и берег, на самом деле, не был таким уж «спасительным».
                  Выбравшись из Мариуполя, одесситы в большинстве своем двигались на Ростов и дальше - на Северный Кавказ, в Казахстан, Узбекистан...
                  Но до этого нужно было еще выбраться из Ростова.
               Ростов-на-Дону, вообще, заслуживает особого внимания, поскольку нацисты входили в него дважды. Дважды советская армия оставляла город, и дважды этот отход сопровождался предательством.
                  Первый раз это произошло 21 ноября 1941 года.
                 Но еще до этой трагической даты в Ростове, как и в других городах страны, была проведена эвакуация. В первую очередь был вывезен знаменитый ростовский завод «Ростсельмаш». Более трех с половиной тысяч железнодорожных вагонов понадобилось для эвакуации этого завода в Ташкент. Туда же в Ташкент были направлены «подлежащие эвакуации» рабочие и инженеры завода во главе с его директором Михаилом Титаренко.
                  Всего же организованно по эваколистам (так называли здесь, в отличие от Одессы, эвакоталоны) было вывезено около 150 тысяч человек, да еще около 50 тысяч бежали самостоятельно.
                Так что Ростов в эти дни покинули порядка 200 тысяч. Среди них по непроверенным данным около 15 тысяч евреев. Это, к сожалению, было непростительно мало, так как число евреев в городе в последнее время почти удвоилось: к 27 тысячам коренных жителей Ростова добавилось, как минимум, еще 30 тысяч эвакуированных.
                  К счастью, на этот раз немецкая армия не смогла закрепиться в городе, и оккупация продолжалась всего восемь дней. Этого времени было недостаточно для организации акции «очистки» города. Тем более, что Зондеркоммандо «SK-10а», обязанностью которой было осуществлять убийства, задержалась в Мариуполе - как показали наши исследования, рапорт №136 - «Города Мариуполь и Таганрог свободны от евреев…» - был направлен в Берлин только в день захвата Ростова - 21 ноября 1941-го.
                 Убийством евреев Ростова пришлось заниматься эсэсовскому Лейбштандарту «Адольф Гитлер».
                   Но эсэсовцы лейбштандарта, проявившие себя с самой лучшей стороны в 1934-м во время «Ночи длинных ножей», не были специалистами в деле очистки городов от евреев. За неделю они сумели убить всего каких-то 400 человек: 43 человека, стоявших в очереди за хлебом на 40-й линии; 90 жителей дома №2 по 1-й Советской улице; еще 60 человек около детского сада на 36-й линии; еще 200 на Армянском кладбище…
                   А 29 ноября бойцы Южного фронта ворвались в Ростов и выбили из города нацистов. Это была одна из первых успешных наступательных операций советских войск и даже вначале воспринималась, как перелом в войне.
                   Но не надо забывать шел 1941-й год. Немцы рвались на Кавказ, и Ростов стоял у них на пути.
                   Восемь долгих месяцев под Ростовом шли жестокие бои. И все это время из города шла эвакуация. Вывозили все, что не успели вывезти во время первого этапа: заводы, фабрики, сырье, население.
                    Около 100 тысяч человек выехали организованно по эваколистам и еще столько же бежали самостоятельно.
                   Казалось, учитывая, что во время первой короткой оккупации Ростова, было расстреляно несколько сот евреев, следовало на этот раз попытаться для предотвращения убийств вывезти евреев из города.
                    Но этого не случилось.
                    Так же, впрочем, как и везде - в Киеве, Харькове, Одессе…
                    Как свидетельствуют очевидцы, «никакой разнарядки» на эвакуацию евреев из Ростова не было. Правда, около 7-10 тысяч «нужных» евреев оказались в составе тех 100 тысяч, которые были эвакуированы организованно. Примерно столько же бежало самостоятельно. Говорят, что люди чуть ли не на ходу вскакивали в проходящие поезда, любыми способами доставали лошадей, или, просто, уходили, куда глаза глядят…
                   А 13 февраля 1942-го, за пять месяцев до вторичной оккупации Ростова, комендант ростовского гарнизона майор Борщ (который, кстати, впоследствии стал сотрудничать с оккупантами) отдал приказ, запрещающий выезд из города без его личного разрешения.
                   Что это? Опять мышеловка!
                   Мышеловка, аналогичная той, что была в Одессе.
                   И результат не заставит себя ждать…
                  После двухдневных уличных боев, 24 июля 1942 года, гитлеровцы захватили Ростов вторично.
                    И на этот раз надолго.
                    На этот раз спешить было некуда, и все можно было выполнить в соответствии с правилами и инструкциями, все «как положено».
                    На этот раз уже не нужны бесполезные расстрелы людей, стоящих в очереди за хлебом. На этот раз за дело взялись профессионалы - Зондеркоммандо «SK-10а», под командованием оберштурмбанфюрера доктора Курта Кристмана. Эта Зондеркоммандо входила в состав знаменитой Эйнзатцгруппе «D», действовавшей во всех городах на Юге Украины, а затем продвинувшейся на Северный Кавказ.
                   Прибыв из Мариуполя в Ростов, Зондеркоммандо «SK-10а» расположилась в помещении областного управления милиции, что на Красноармейской, 154, и приступила к организации «очистки» города от евреев. Ответственным за проведение операции был почему-то назначен военный врач гестапо унтерштурмфюрер Герман Герц.
                   В Ростове в те дни еще оставалось более 35 тысяч евреев, частично местных, частично эвакуированных, но по вполне понятным причинам число их и местопребывание не было известно нацистам. И посему, первое, что должен был сделать доктор Герц, - это определить объем предстоящей ему «работы»: идентифицировать евреев и выяснить места их жительства или укрытия.
                    Задача сложная, но, учитывая накопленный опыт, вполне выполнимая.
                    Идентификацию евреев следовало осуществить руками самих же евреев.
                    Это была давняя придумка Адольфа Эйхмана. [23]
                   Когда в 1938-м его, тогда еще молодого эсэсовца - унтерштурмфюрера - направили в Вену для организации «добровольной» эмиграции евреев из Австрии, он сразу принял решение воспользоваться помощью лидеров еврейской общины, не посвящая, естественно, их в свои цели.
                   Из самых авторитетных в городе евреев, врачей, адвокатов, он организовал некий «Еврейский комитет», или, как называли его нацисты, «Юденрат», задачей которого было выявить в гуще местного населения евреев, зарегистрировать их и подготовить к эмиграции.
Операция прошла успешно - Вена была «очищена» от евреев, а Эйхман снискал сомнительную славу «специалиста по еврейскому вопросу» и в 1939-м, когда было создано Главное Управление имперской безопасности (РСХА), был назначен начальником печально известного IV-еврейского реферата гестапо.
                   С тех пор нацисты использовали «методику» Эйхмана в каждой захваченной ими стране - вначале в Европе, а затем и в Советском Союзе.
                  Только теперь регистрации евреев вела не к насильственной эмиграции, а к тотальному уничтожению.
                  Регистрация евреев - простое, на первый взгляд, действие - была связана с огромными трудностями, и без помощи юденрата нацисты никак не могли бы ее осуществить. Достаточно вспомнить сентябрь 1939-го и регистрацию евреев в растерзанной Польше - города ее превратились в руины, улицы потеряли названия, дома потеряли номера. А люди - поляки, евреи, местные и депортированные из Германии - забились в подвалы, в щели, без света, без воды…
                   Как среди этой человеческой массы найти евреев?
                   Как их переписать - зарегистрировать?
                   Разве что…
                   Разве что евреи сделают это сами!
                   И они это сделали!
                   Глава варшавского юденрата инженер Адам Черняков разослал по городу своих людей, которые, переходя из подвала в подвал, из убежища в убежище, уговаривали, убеждали затаившихся там евреев в необходимости заполнения специальных опросных листов.
                  Число обнаруженных регистрацией евреев составило 268.016 взрослых и 91.611 детей до 15 лет - все они будут уничтожены.
                   А глава юденрата Адам Черняков покончит жизнь самоубийством.
                  В записке, оставленной им жене, всего несколько слов: «…Я беспомощен. Мое сердце разрывается от боли. 23 июля 1942». [Музей Холокоста, Будапешт, 2009].
                 Трудно сказать, как в каждом отдельном случае объясняли убийцы наивным еврейским лидерам важность проведения регистрации, но все юденраты почему-то стремились выполнить это мероприятие наилучшим образом - переписать всех, составить полные списки евреев!
                   В этом смысле не стал исключением и юденрат, организованный в Ростове.
                   Уже 4 августа 1943-го глава юденрата доктор Григорий Лурье, бывший директор ростовского Дома санитарной культуры, выпустил «Воззвание к еврейскому населению», обязывающее всех евреев, включая крещенных и детей с 14 лет, явиться лично на регистрацию.
                   В воззвании были указаны адреса регистрационных пунктов, и было также подчеркнуто, что регистрация проводится под руководством Совета старейшин (именно так назвали на этот раз юденрат!) и что все лица еврейской национальности должны беспрекословно подчиняться распоряжениям Совета во избежание серьезных неприятностей.
                   К 9 августа 1942 года регистрация, видимо, была закончена, и в тот же день на стенах домов и в газете «Голос Ростова» появилось новое «Воззвание» доктора Лурье. Как и можно было предположить, на этот раз всем зарегистрировавшимся евреям предписывалось явиться на сборные пункты для организованного переселения в особый район.

                                                    
                                                    «Воззвание к еврейскому населению»
                                                         Ростов-на-Дону, 9 августа 1942

                 Явка была назначена на 11 августа 1942 года.
                Необходимость «переселения» объяснялась желанием немецких властей защитить евреев от участившихся в последнее время нападений местного населения.

                                                
                                                                 Один из сборных пунктов
                                                         Ростов-на-Дону, ул. Б.Cадовая, 44
                                                                        11 августа 1942

                  С раннего утра 11 августа 1942-го толпы евреев Ростова потянулись на сборные пункты.
                  Но, ведь все это уже было!
                  Ведь уже тянулись евреи Киева на еврейское кладбище к Бабьему Яру, уже шли евреи Одессы на Дальник, евреи Харькова к Дробицкому Яру, а евреи Мариуполя к агробазе им. товарища Петровского. Ведь уже строчил пулемет, рыдали матери, и какая-то верно сошедшая с ума добрая еврейская бабушка напевала над разверстой могилой внука: «Лайтенахт! Лайтенахт!»
                  Все это уже было, уже повторялось не раз и не два - в сентябре-октябре-ноябре 1941-го, а теперь, почти через год, в августе 1942-го, повторяется снова - в Ростове. Евреи снова, как будто намеренно, оставлены на верную смерть. Намеренно? Неужели, действительно, намеренно?
                Пришедших на сборные пункты евреев Ростова перегнали и перевезли на грузовиках в Змиевскую балку. Именно это проклятое место на окраине города, за Зоопарком и Ботаническим садом, на правом берегу реки Темерник, выбрал доктор Герц для проведения акции уничтожения.

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ЖИТЕЛЬНИЦЫ РОСТОВА
гражданки Марты Дергановой, 24 ноября 1943 года

               11августа 1942 года в 17 часов дня немцы и наши русские, которые служили в полиции, пригнали 500 человек женщин с детьми к яме в питомнике Ботанического сада и начали их расстреливать.
               Крик поднялся очень жуткий, невозможно было это пережить. Они стали разбегаться, немцы их ловили и живыми бросали в яму, и так продолжалось с перерывами день-два, пока их не расстреляли всех…
                  [Ростоблгосархив, Ф.Р.- 3613, оп.1, д. 90, лл. 15-16]

                 За двое суток, 11-12 августа 1942 в Змиевской балке было расстреляно и удавлено в душегубках более 27 тысяч евреев - взрослых и детей.
                Вместе со всеми евреями погибли и члены ростовского юденрата во главе с председателем - доктором Лурье - пусть земля ему будет пухом…
                 Вместе со всеми евреями погибла и эвакуированная из Одессы - 30-летняя Розочка Адамович. [24]

                                                             Шанс на спасение

            Из приведенных нами свидетельств создается впечатление, что тогда, в 1941-м, многие евреи Одессы, даже не зная об ожидающей их участи, а просто страшась бомбежки, пытались любой ценой и любыми средствами выбраться из города и вели себя, на первый взгляд, «асоциально».
                  Да, действительно, все это было: и покупка эвакоталонов, и драки при посадке на корабли, и споры за «лучшее» место в трюме, на палубе…
                  Мы рассказали здесь о евреях.
                  Но среди покидавших в те дни Одессу были не только евреи.
                  Даже большая часть как раз - не евреи!
                  Осенью 1941-го Одессу покинула почти половина ее жителей - 300 тысяч!
                  Из них 40 тысяч евреев.
                  В Одессе осталась еще 160 тысяч.
                  И почти все они, 155 тысяч взрослых и детей, погибли…  
                  Для жителей Одессы, для евреев Одессы, получить, достать, купить эвакоталоны, попасть на корабль, на открытую площадку товарняка, на грузовик, на расхлябанную телегу, было счастьем.
                  Люди, сумевшие это сделать, были счастливцами.
                  Их ожидал тяжелый, полный опасностями путь, трудные годы эвакуации, но у них был… ШАНС.
                  ШАНС на спасение! ШАНС на жизнь!
                  Остававшиеся в Одессе были лишены и этого шанса.
                  Оставшихся в Одессе евреев ждала неминуемая мучительная смерть.