Именно на одном из таких четвергов и родилась идея напечатать в
собственной типографии за свой счет сборничек своих басен. Задумано -
сделано! В 1872 году выходит
второе дополненное издание басен Глебова на
украинском языке. Книга раскупается мгновенно. Глебов обретает
популярность. Теперь он стихи, статьи и фельетоны печатает не только в
«Особом прибавлении к Черниговским губернским ведомостям», но и на
страницах «Киевского телеграфа» и Московского «Будильника». Но ему и
этого мало. Он хочет вернуть Чернигову «Черниговский листок».
Панчулидзев подхватывает эту идею и шлет в III отделение ходатайство о
разрешении на издание «Черниговского листка» под редакцией А.Тыщинского
и М.Константиновича. В ответ на это ходатайство губернатор получил
грозный окрик от Министра внутренних дел и нахлобучку за то, что дал
пост редактора «Особого прибавления к Черниговским губернским
ведомостям» опальному Тыщинскому. Ему было велено освободить Тыщинского
от должности редактора и от должности помощника управляющего
канцелярией. Не разрешили издание Черниговской газеты и другу Глебова,
врачу Ивану Лагоде.
Хотя у Глебова и масса работы в типографии, он все свое время отдает
привитию черниговчанам любви к искусству. Недаром же его избрали
почетным директором Черниговского театра. В 1973 году в этом театре
ставят его украинскую пьесу «До мирового»...
В
1876 году «Эмским указом» было запрещено употребление украинского языка
в художественной литературе и в театральных постановках. Пришлось
черниговчанам распрощаться и с «Наталкой Полтавкой» и с «До мирового».
Правда, Глебов одинаково хорошо писал как по-украински, так и по-русски.
Так что его русская «Хуторяночка» («Веселые люди») - осталась. А 4 июня
1876 году Глебов впервые напечатал в «Киевском Телеграфе» начало своего
сатирического цикла «Черниговский фельетон Капитана Бонвиван», а еще
через 2 месяца за собственный счет выпустил книжечку-мотылек «Красный
мотылек. Пигмей-альбомчик в стихах. Посвящается весельчакам. Капитан
Бонвиван». Мне с детства запомнился стишок из той бабушкиной
книжечки-мотылька:
Мой друг, последнюю страничку пускать пустою жаль,
А потому вот на затычку простейшая мораль.
Я выпустил тебе «Удода»; Он дорог тем, что свой:
Свое зерно из огорода милей, чем перл чужой.
Пойми, что под небесным сводом приходится нам быть
Не только пестреньким удодом, но даже волком выть...»
Капитан Бонвиван на целых 7 лет стал любимым героем черниговских
фельетонов. Он не был ни на кого похож. Он стал прообразом блестящих
героев Саши Черного. Да и нынче в модерных «Вованах» мы узнаем
Глебовского Капитана Бонвивана...
К сожалению, для Глебова опять началась черная полоса. В Чернигове ему
стало негде печататься. «Черниговским губернским ведомостям» запретили
печатать литературные произведения, а редактор новой «Черниговской
газеты» Лилеев не любит и не печатает стихи. Шлет Глебов свои стихи и
басни в «Киевский Телеграф» да Московский «Будильник». Только в тот
«Будильник» шлют свои стихи все сатирики стомиллионной Российской
империи и на каждый напечатанный стих Глебова приходится 3
ненапечатанных. Леонид Иванович надеется возобновить издание «Особого
прибавления к Черниговским губернским ведомостям», замолкшее после
увольнения Александра Тыщинского, или создать новую газету. Его друг,
громадовец Александр Холмский подает документы на издание
«Провинциальной газеты». Панчулидзев пишет ходатайство в
III отделение и
получает ответ: «...едва ли Александр Холмский может считаться личностью
достаточно благонадежною, так как до настоящего времени он вел жизнь
разгульную, ничем не занимался и пользовался репутациею весьма
легкомысленного молодого человека».
Пришлось Леониду Ивановичу от стихов перейти к театральным рецензиям,
которые с удовольствием печатал ненавидящий стихи Михаил Лилеев. Вскоре
Глебову все же удалось найти общий язык с Лилеевым на почве общей
деятельности в поддержку славянских народов - Лилеев был уполномоченным
С-Петербургского отделения славянского благотворительного комитета, - он,
с помощью своего покровителя, предводителя губернского дворянства
Николая Неплюева, организовывает набор в Чернигове врачей-добровольцев
на Балканскую войну. Отбывали они из Чернигова 29 августа 1876г.
Отъезжали они Киевским трактом, проходящим через село Количевку. Тут
Неплюев организовал им прощальный обед, на котором Глебов зачитал свой
стих:
Друзья! В дорогу уезжая, примите пару теплых слов.
В земле славянской кровь родная струится от меча врагов...
Врачи, голубчики родные! Вам предстоят труды иные:
Здесь Вы подчас пускали кровь, - там сберегать ее придется,
Затем, что много крови льется за скорбь и братскую любовь...
А мы молиться будем Богу - смирить ужасную тревогу,
И всем вернуться Вам опять, чтоб с нами мир благословлять.
И будет радостна дорога к друзьям покоя и труда,
И я приду сказать тогда: Душа моя величит Бога!»
Это были, пожалуй, первые в жизни стихи, которые Лилеев дослушал до
конца и даже аплодировал автору. С этого времени они стали друзьями и
когда в 1878г. Лилеев собрался перейти в Нежинский
историко-филологический институт кн. Безбородко, все редакционные дела
он оставил на Глебова. С августа 1878 почти в каждом номере
«Черниговской газеты» стали печататься басни, стихи и фельетоны Глебова.
Скажите, разве это не о нашей ВР Украины:
Произвели мы Думы (Рады) избранье
Года четыре назад.
И возложил на нее упованье
Град.
Но обманула она ожиданье
И недоволен никто...
Что же сказать нам в ее оправданье?
ЧТО?
А как Вам нравится отрывок из книжечки-мотылька Капитана Бонвиван:
Бывают странности со мной: хоть у меня занятий бремя -
Хочу я городским главой быть выбранным, пускай на время.
Я б доказал, как дважды два, что голова у капитана
И городская голова - весьма удобны для кармана...
Прошло два года. Вернулись с войны врачи-добровольцы. Как и обещал,
Глебов приветствует их «Военными тостами капитана Бонвиван»:
...и от Черниговской поляны, от берегов Десны родной
Орлы летели на Балканы, на берег дальний и чужой.
Одних не сокрушила битва, иным - увы! - возврата нет...
За павших - вечная молитва! Живым - привет на много лет!
До переезда Лилеева в Нежин, пока всеми редакционными делами заправлял
Глебов, в каждом номере печатались его стихи, фельетоны, басни, статьи.
Ей-Богу, газета чуть не стала изданием одного автора. Но с переездом
Лилеева в Нежин газета прекратила существование -
III отделение не
разрешило Лилееву передать другому права на издание.
Пришел новый 1879
год. Ознаменовался он рождением сына Сергея. В том же 1879 году, бывший
сослуживец Глебова по гимназии, ныне профессор Киевского университета,
Михаил Тулов в журнале «филологические записки» напечатал статью «О
малороссийском правописании». Как образец нового правописания автор
приводит 5 басен Глебова: «Деревце», «Ведмідь-пасічник», «Мишача Рада»,
«Осел і Хазяїн», «Жаба і віл». Так Глебов стал классиком украинской
литературы. Увы, даже классику украинской литературы писать по-украински
не разрешалось. Вот и писал он на русском свои пророческие стихи:
Позаботимся отменно по примеру прежних лет,
Чтобы избран непременно был особый комитет,
Для потребностей текущих он дабы измыслить мог
С граждан всех малоимущих основательный налог;
Пусть налог высокий вреден, но он вреден не для всех.
Без того ведь бедный беден: ободрать его не грех!
Неизвестно, на что надеялся робкий и осторожный Глебов. Он не мог не
знать, что такие стихи власть предержащие не прощают. Власть ему ничего
не простила. Но времена правительственного террора прошли. Теперь власть
действовала изощреннее. Глебова просто изолировали от общества, объявив
его безбожником. Сила церкви была настолько сильна, что опустели его
еженедельные «четверги». Бывшие друзья стремились незамеченными
прошмыгнуть мимо. Громада давно распалась - кто в ссылке, кто выехал.
Пасынок учится в Киевском университете, приезжает домой только на
каникулы. Жена - прекрасная хозяйка и стряпуха, но вот говорить с ней не
о чем. Сам Глебов пишет с юмором об этом времени:
Я в болоте моем нигилистом слыву, я и злой радикал и безбожник,
Хотя, в сущности, я - безобидный артист, а в душе - превеликий
художник.
Наступил черный 1882 год. После убийства царя-освободителя по Российской
империи прокатилась волна репрессий. Только не царь был зачинателем тех
репрессий. Убийство помазанника божьего всколыхнуло весь народ. В
убийцах царя простые люди видели не революционеров-романтиков, а
злодеев, нигилистов, антихристов. К Глебову как раз и приклеился ярлык
нигилиста. Ни одна газета теперь не бралась печатать любые произведения
Глебова. В конце февраля неожиданно умер маленький Сергей. Опять
возобновились мучительные мигрени, перестал видеть левый глаз. Из-за
болезней начались завалы в типографии - заказы перестали выполняться
своевременно. Земцы стали требовать заменить Глебова. Больших трудов
стоило Ханенко, чтобы Леонида Ивановича оставили в покое. Чудом смог
Глебов в этом проклятом 1882 году за свой счет напечатать третье
расширенное издание своих басен. Последнее прижизненное издание. В 1883
он, опять же за свой счет, начинает выпускать в типографии дешевые
книжки для народа. В ответ в №6 «Киевской старины» ее редактор
Ф.Б.Лебединцев после краткой биографии Леонида Глебова, пишет:
«Басни Глебова могут служить весьма интересным и педагогическим чтением
для крестьянских детей и даже для взрослых. То же самое следует сказать
и относительно детей наших культурных классов, которые с каждым
поколением всё более и более отделяются от родного места; для них чтение
таких произведений, как разбираемая нами книжка, даже необходимо, ввиду
настоятельной потребности развить чутье языка в будущих культурных
деятелях Украины».
На долгие 6 лет для Глебова наступила ночь молчания. Нет, он не
прекратил писать стихи и басни. Просто их никто не печатал. Расходились
они рукописными списками. Передавали их из рук в руки, зачитывали до
дыр. Но до нас стихи тех лет почти не дошли. Ведь все те рукописи, что
собрал его пасынок Александр Глебов, исчезло вместе с ним в лихолетье
гражданской войны. Больше не приходили к Глебову друзья на «Четверги».
Зато каждый вечер в гости к «Дедушке Кенарю» собиралась детвора со всей
округи и слушала его сказки. Были среди той детворы и мои бабушки,
пронесшие поклонение и любовь к дедушке Кенарю через всю свою жизнь и
передавшие ее и мне...
Но вот в 1889 году Громада командирует в Галычину Владимира Антоновича,
для налаживания там издания украинской литературы для Восточной Украины.
Благодаря Антоновичу Львовские газета «Зоря» и детский журнал
«Дзвiночок» установили корреспондентскую связь с Леонидом Ивановичем и
почти в каждом их номере стали появляться его новые украинские басни.
Наконец то появилась возможность писать и печатать то, что хочешь и так,
как хочешь. Благодаря этому за последние 3 года жизни Глебов написал и
опубликовал больше, чем за все предыдущие годы.
Прошли года. В Глебове уже перестали видеть нигилиста. Весь город уже
воспринимал его, как «Дедушку Кенаря», любимца детворы. В 1891 году
Черниговская общественность отмечала полувековой юбилей литературной
деятельности старого баснописца «Дедушки Кенаря». Городская дума
организовала торжественный обед. Провозглашались многочисленные
торжественные здравицы в его честь. Его бывший ученик, а теперь всемирно
известный художник И.Рашевский нарисовал и преподнес прекрасный портрет
Глебова в венке из дубовых и лавровых листьев в окружении зверей в
украинской национальной одежде. (К сожалению, по личному приказу Адольфа
Гитлера, все картины И.Рашевского, в том числе и портрет Глебова были
вывезены в Германию и до сих пор не разысканы).
Звучало много здравиц, тостов. И на каждую здравицу ослепший дедушка
Кенарь отвечал стихом импровизацией. Все эти ответные тексты можно
свести к одному из его ответов:
Служа полжизни, господа, губернскому прогрессу,
Как орган честного труда, люблю я нашу прессу.
Поднимем же бокал к богам, прося чтоб эта пресса
Побольше проливала нам живой воды прогресса,
Чтоб благотворный луч небес блеснул с различных точек
И всероссийской прессы лес имел и наш листочек.
После этого торжественного юбилея он прожил еще два года. Два года
напряженной плодотворной работы. Одновременно два года прогрессирующей
болезни, страшных постоянных мигреней. Не давала дышать астма, совсем
потерял зрение. Но до последних дней он продолжал работать. 29 октября
1893 года, он продиктовал своему другу Александру Тыщинскому свою
последнюю басню - завещание «Огонь и гай», кончающуюся словами:
Молодіж любая, надія наша, квіти!
Пригадуйте частіш Ви баєчку мою:
Цурайтеся брехні і бійтеся дружити
З таким приятелем, як той огонь в гаю.
К сожалению, та молодежь - Коцюбинские, Примаковы, Подвойские и тысячи и
тысячи украинцев не послушали дедушку Кенаря и подружились с огнем
революции, чтобы затем сгореть в пламени гражданской войны или угаснуть
в болотах ГУЛага...
А дедушка Кенарь той же ночью отошел в мир иной. Тихо умер во сне, как
дано только Избранникам Божьим...
Земская управа выделила 300 рублей серебром на организацию похорон,
которые состоялись в воскресенье 31 октября. В этот же день должно было
состоятся собрание Черниговского Земства. Узнав о смерти «Дедушки
Кенаря, земцы единогласно постановили собраться в похоронном почте и
положить на могилу поэта венок от Земства. Похоронная процессия из
центра города прошла к Троицкой церкви на Болдиной горе. На несколько
кварталов растянулась жалобная процессия с венками от губернской управы,
от земской типографии, от городской управы и банка, от писателей
Украины, от земства, от купечества, от граждан Києва, от граждан
Чернигова, от граждан уездных городов Черниговщины, от детей города.
Нельзя было не расплакаться, когда в момент приближения процессии к
Троицкому монастырю, ее обступили братья-монахи в жалобних ризах, с
крестами и хоругвями в руках, и повели к свежевыкопанной могиле у стен
церкви. Такой чести не удостаивались и первые лица губернии...
Говорили прекрасные слова об усопшем его друзья - Рашевский, Павленко,
Тыщинский. Прочли свои стихи Самойленко, Гофштекер и Журавский...
В 1899 году над могилой поэта воздвигли прекрасный беломраморный
памятник. На постаменте вырезали стихи Самойленко:
Ласкавим голосом пісень ти нам
давав
У наше чесне діло віру,
І гомін радості й надії проводжав
Твою, тепер розбиту, ліру.
І от замовк твій глас, погас огонь ясний,
Що в темному світів околі,
Але не вмер поет у пам’яті людській:
Згадаєм ми тебе й в недоленьці лихій
І в кращий час нової долі...
В марте 2002 года исполнилась
юбилейная дата - 175 лет со дня рождения Глебова. Увы,
почти ни одна Львовская газета об этом юбилее даже не вспомнила. Только
в вечерней местной телепередаче с непонятным названием какой-то патлатый
матюковый поэт заявил, что Глебов был просто плохим переводчиком Крылова
и писал бездарные русские стихи...
Что же, сами мы воспитали поколение янычар-манкуртов, только и способных
за доллары вопить о своей любви к неньке-Украине и при этом уничижать ее
светочей...
В жизни дедушки Кенаря было много черных полос. Но они не были вечными.
Пройдет и эта, нынешняя...
©
В.Сиротенко
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ
|
|
