София Яковлевна Парнок (настоящая фамилия - Парнох) родилась в Таганроге. После окончания местной гимназии год жила в Швейцарии, где училась в Женевской консерватории, по возвращении в Россию занималась на Бестужевских курсах. Печатать стихи начала с 1906г. С 1913г. сотрудничала в журнале "Северные записки", где кроме стихов публиковала переводы с французского и критические статьи.
   В 1914г. познакомилась с М.Цветаевой, которая посвятила ей цикл стихотворений "Подруга". Первый сборник "Стихотворения" вышел в Москве в 1916г. В 1917г. уехала в Крым, в Судак, где прожила до начала двадцатых годов. Вернувшись в Москву, занималась литературной и переводческой работой. Была одним из учредителей объединения "Лирический круг" и кооперативного издательства "Узел". Выпустила в Москве четыре сборника стихов. "Роза Пиэрии" (1922), "Лоза" (1923), "Музыка" (1926), "Вполголоса" (1928).
             Парнок не примыкала ни к одной из ведущих литературных группировок. Она критически относилась как к новейшим течениям в современной литературе, так и к традиционной школе. Ее поэзию отличает мастерское владение словом, широкая эрудиция, музыкальный слух. Поэтесса А.Герцык выделяла в поэзии Парнок "бесприютный, вечно скитальческий гордый дух", стремление "усмирить, заковать женскую душу со всеми ее противоречиями в суровый мужественный стих", а большой друг Парнок Максимилиан Волошин видел своеобразие лирического голоса поэтессы в сочетании задумчивости с экстазом, в  "пронзительности всех слов, касающихся любви и ее ран".                                              

                                                                  БЕЛОЙ НОЧЬЮ

                                                      Не небо - купол безвоздушный
                                                      Над голой белизной домов,
                                                      Как будто кто-то равнодушный
                                                      С вещей и лиц совлек покров.

                                                      И тьма - как будто тень от света,
                                                      И свет - как будто отблеск тьмы.
                                                      Да был ли день? И ночь ли это?
                                                      Не сон ли чей-то смутный мы?

                                                      Гляжу на все прозревшим взором,
                                                      И как покой мой странно тих,
                                                      Гляжу на рот твой, на котором
                                                      Печать лобзаний не моих.

                                                      Пусть лживо-нежен, лживо-ровен
                                                      Твой взгляд из-под усталых век, -
                                                      Ах, разве может быть виновен
                                                      Под этим небом человек!
 

                                                                               * * *

                                                    И отшумит тот шум и отгрохочет грохот,
                                                    которым бредишь ты во сне и наяву,
                                                    и бредовые выкрики заглохнут, -
                                                    и ты почувствуешь, что я тебя зову.

                                                    И будет тишина и сумрак синий...
                                                    И встрепенешься ты, тоскуя и скорбя,
                                                    и вдруг поймешь, поймешь, что ты
                                                    блуждал в пустыне
                                                    за сотни верст от самого себя!
 

                                                                           * * *

                                                     Туго сложен рот твой маленький,
                                                     Взгляд прозрачен твой и тих, -
                                                     Знаю, у девичьей спаленки
                                                     Не бродил еще жених.

                                                     Век за веком тропкой стоптанной
                                                     Шли любовников стада,
                                                     Век за веком перешептано
                                                     Было сладостное «да».

                                                     Будет час и твой, - над участью
                                                     Станет вдруг чудить любовь,
                                                     И предчувствие тягучестью
                                                     Сладкою вольется в кровь.

                                                     Вот он - милый! Ты указана
                                                     - Он твердит - ему судьбой.
                                                     Ах, слова любви засказаны,
                                                     Как заигран вальс пустой!

                                                     Но тебе пустоговоркою
                                                     Милого не мнится речь:
                                                     Сердцем ты - дитя незоркое,
                                                     Лжи тебе не подстеречь.

                                                     Ты не спросишь в ночи буйные,
                                                     Первой страстью прожжена,
                                                     Чьи касанья поцелуйные
                                                     Зацеловывать должна...

                                                     Туго сложен рот твой маленький,
                                                     Взгляд прозрачен твой и тих, -
                                                     Знаю, у девичьей спаленки
                                                     Не бродил еще жених.
 

                                                                            * * *

                                                     В этот вечер нам было лет по сто.
                                                     Темно и не видно, что плачу.
                                                     Нас везли по Кузнецкому мосту,
                                                     И чмокал извозчик на клячу.

                                                     Было все так убийственно просто:
                                                     Истерика автомобилей;
                                                     Вдоль домов непомерного роста
                                                     На вывесках глупость фамилий;

                                                     В вашем сердце пустынность погоста;
                                                     Рука на моей, но чужая,
                                                     И извозчик, кричащий на остов,
                                                     Уныло кнутом угрожая.

                                                                                                С.И.Чацкиной

                                                                            * * *
                                                         И всем-то нам врозь идти:
                                                         этим - на люди, тем - в безлюдье.
                                                         Но будет нам по пути,
                                                         когда умирать будем.

                                                         Взойдет над пустыней звезда,
                                                         и небо подымется выше, -
                                                         и сколько песен тогда
                                                         мы словно впервые услышим!                 
 

                                                         Кипящий звук неторопливых арб
                                                         Просверливает вечер сонно-жаркий.
                                                         На сене выжженном, как пестрый скарб,
                                                         Лежат медноволосые татарки.

                                                         Они везут плоды. На конских лбах
                                                         Лазурных бус позвякивают кисти.
                                                         Где гуще пурпур - в вишнях ли, в губах?
                                                         Что - персик или лица золотистей?

                                                         Деревня: тополя в прохладе скал,
                                                         Жилища и жаровни запах клейкий.
                                                         Зурна заныла, - и блеснул оскал
                                                         Татарина в узорной тюбетейке.
 

                                                                               * * *

                                                         Сегодня с неба день поспешней
                                                         Свой охладелый луч унес.
                                                         Гостеприимные скворешни
                                                         Пустеют в проседи берез.

                                                         В кустах акаций хруст, - сказать бы:
                                                         Сухие щелкают стручки.
                                                         Но слишком странны тишь усадьбы
                                                         И сердца громкие толчки...

                                                         Да, эта осень - осень дважды!
                                                         И то же, что листве, шурша,
                                                         Листок нашептывает каждый,
                                                         Твердит усталая душа.
 

                                                                                * * *

                                                          Я не люблю церквей, где зодчий
                                                          Слышнее Бога говорит,
                                                          Где гений в споре с волей Отчей
                                                          В ней не затерян, с ней не слит.

                                                          Где человечий дух тщеславный
                                                          Как бы возносится над ней, -
                                                          Мне византийский купол плавный
                                                          Колючей готики родней.

                                                          Собор Миланский! Мне чужая
                                                          Краса! - Дивлюсь ему и я. -
                                                          Он, точно небу угрожая,
                                                          Свои вздымает острия.

                                                          Но оттого ли, что так мирно
                                                          Сияет небо, он - как крик?
                                                          Под небом, мудростью надмирной,
                                                          Он суетливо так велик.

                                                          Вы, башни! В высоте орлиной
                                                          Мятежным духом взнесены,
                                                          Как мысли вы, когда единой
                                                          Они не объединены!

                                                          И вот другой собор... Был смуглый
                                                          Закат и желтоват и ал,
                                                          Когда впервые очерк круглый
                                                          Мне куполов твоих предстал.

                                                          Как упоительно неярко
                                                          На плавном небе, плавный, ты
                                                          Блеснул мне, благостный Сан-Марко,
                                                          Подъемля тонкие кресты!

                                                          Ложился, как налет загара,
                                                          На мрамор твой - закатный свет...
                                                          Мне думалось: какою чарой
                                                          Одушевлен ты и согрет?

                                                          Что есть в тебе, что инокиней
                                                          Готова я пред Богом пасть?
                                                          - Господней воли плавность линий
                                                          Святую знаменует власть.

                                                          Пять куполов твоих - как волны...
                                                          Их плавной силой поднята,
                                                          Душа моя, как кубок полный,
                                                          До края Богом налита.