ВОЗВРАТ                                             

 
      
Ноябрь 2014, №11      
 
 
Интеллигенция,                              
Власть, Личность_________________     
                                     Борис Клейн            
 
 
                  

                                                                              

                                                                                                      Заметки историка

 

           Есть тонкости “серьезной музыки”, понятные только специалистам. Впрочем, среди дилетантов тоже встречаются истинные ценители прекрасного. Что же касается “искусства любить музыку”, то оно доступно каждому. Вот и я, следуя этому влечению, многие годы собираю коллекцию грампластинок. С каждой связаны человеческие судьбы.


                                                                 Месть “Мелодии”


           Долгоиграющие диски из пластмассы давно перестали выпускать (если не ошибаюсь, с конца 1980-х), но прелесть этих артефактов волнует чувствительные души до сих пор. Я даже слышал, что продается новая модель проигрывателя для пластинок.
           Много их стоит в бумажных конвертах у меня на полках: одни, обозначенные просто “стерео”, другие - представленные в изысканных форматах: “Connoseur Society”, “The Musical Heritage Society”, или с каким-то оттенком иронии названные “Nonesuch” (“Несравненные”). Изготовленные в США, в европейских странах, как правило, отменного качества. И, понятно, что ценные, прежде всего, своим звучанием.
           В основном я собираю классику. Как любитель музыки и историк, я отдаю должное не только мастерству исполнителей великих произведений, но и качеству сопроводительных текстов.
           Порою, правда, это лишь сухие компиляции, адресованные профессионалам; но иногда я находил там живые, по-настоящему талантливые очерки. Они рисовали образы создателей великой музыки и их благодарных слушателей. Собираясь вместе, эти люди как бы создавали атмосферу времени, а ныне звуки чудной музыки доносят до нас весь аромат ушедшей эпохи.
          Я расскажу, если удастся, о некоторых своих “находках”, интересных, быть может, не только для владельца коллекции.
          Начну с двух советских записей, купленных мною в окрестности Вашингтона на случайной распродаже.
          На лицевой стороне одного конверта я увидел портрет Моцарта, сопровожденный надписью: “Симфония №41 до мажор “Юпитер”.

          Достаю диск с бледно-желтой наклейкой и читаю на
ней “Министерство культуры СССР. Всесоюзная фирма грампластинок “Мелодия”.
           Много играл Московский камерный оркестр - надо отметить, безупречно.
          Любознательные могли узнать из информации на оборотной стороне конверта, что коллектив “с большим успехом гастролировал во многих странах”. В подтверждение цитировались отзывы советской и зарубежной прессы, высоко оценивавшей
исполнительское мастерство.    В частности, приводился восторженный отклик австрийской газеты: “…Московский камерный оркестр - это ансамбль, показавший, что совершеннее и лучше его ничего не может быть. Все, что мы слышали до сих пор от итальянских коллективов подобного состава, москвичи затмили полностью…”
 
   Когда и как сошлись на одной сцене пути и судьбы выдающихся музыкантов?
   
В конце 1955г., говорится в сопроводительном пояснении, это было просто музыкальное содружество; “…его участники, увлеченные общей целью, отдавали время, свободное от обычной работы в оперных или симфонических оркестрах… часто приходилось собираться на репетиции вечером… В 1957 году оркестр становится государственным коллективом”.
         
 Основное ядро оркестра, его постоянный состав - струнная группа из 16 человек - признанные в мире мастера. Отчего бы не назвать имя кого-либо из них?
          
 Текст поражает, я бы сказал, полной анонимностью: неизвестно даже, кто его автор. Но не посетовать на это, но почему обойден молчанием художественный руководитель  тот самый, кто, по выражению фирменного автора, однажды увлек музыкантов “общей целью”? Участвовал ли вообще дирижер в записи, или симфонию оркестранты играли “сами по себе”, тоже остается неясным.
          Признаться, я заподозрил, что, по своей советской провинциальности, проглядел таинственное самозарождение “Московской камераты”.
           Но сведущие люди напомнили мне, что чудес не бывает. Идею создания камерных оркестров в СССР выдвинул не кто иной, как Рудольф Баршай. Он же стал организатором прославленного московского коллектива.
   
      Об этом человеке снят впечатляющий документальный фильм “Нота”, доступный в интернете; здесь же я ограничусь некоторыми биографическими сведениями.
   
       Рудольф Борисович Баршай (1924-2010) представлен в Википедии как “выдающийся советский альтист и великий дирижер”. В 1955г. он создал первый в СССР Московский камерный оркестр, которым руководил до 1977г.
  
Деятельность коллектива сопровождалась творческими удачами и триумфами. Но вместе с тем, нарастали трения дирижера с советской властью, вызванные, не в последнюю очередь, государственным антисемитизмом.
    Сам Рудольф Борисович поведал в упомянутом фильме “Нота”, как его понуждали написать открытое письмо с осуждением Израиля, от чего он решительно отказался. За это мстили разными способами.
           (Вспоминаю, как несколько раньше (в 1970 году) мне, доценту-историку, довелось пережить нечто подобное. Осуждать еврейское государство публично, как того требовали власти, я не стал. Годом позже меня лишили ученой степени и звания (их вернули через восемь лет), запретили выступать и публиковаться. Снятую по моему сценарию киноленту минского режиссера Игоря Гасско показали, но без упоминания моей фамилии.)
            В деле Баршая конфликт дошел до высшей точки в 1977 году, когда он уехал из СССР, чтобы возглавить Израильский камерный оркестр. Фирма “Мелодия” не стерпела обиды. Всякое упоминание имени дирижера на пластинках с той поры было запрещено, в чем и убедились (к своему недоумению) покупатели диска, изготовленного в 1979г.
            Но на этом приключение не кончается.
           Как было сказано, в мои руки попала еще одна советская пластинка с записью Московского камерного оркестра. Та же “Мелодия”, но на этот раз более поздняя: запись двух симфоний Й.Гайдна сделана в 1981г.
           Лицевую сторону конверта украшала “Мельница” Франсуа Буше. Названы даже фамилии звукорежиссера и редактора. Весьма интеллигентно обошлись с ними, притом, что автора пояснительного текста опять не упомянули. И фамилия дирижера отсутствовала. Что бы сие значило?
           В пояснении отмечено было: “Первые выступления Московского камерного оркестра состоялись в 1956 году”. Кто его создатель, естественно, не расшифровано было и тут. Зато с теплотой вспомнили о заслугах артистов:
           “С тех пор коллектив приобрел мировую известность, с неизменным успехом выступая в нашей стране и за рубежом”.
           Ссылка на высокую оценку их мастерства Дмитрием Шостаковичем:
          “Камерный оркестр представляет удивительное совершенство музыки и исполнения. Характерным для интерпретации артистов Московского камерного оркестра является единство истории и современности…”
          
 Чего же боле… Однако почему все-таки укрыли от публики имя второго худрука?
         
 Читая концовку пояснения, написанного неизвестным, я убедился: ключ к разгадке должен быть здесь: “Коллектив часто выступает без дирижера, исполняя многие произведения классической и современной музыки, в том числе записанные на этой пластинке”.
            Чем не угодил Р.Баршай, мы знаем. А следующий?
            Факты из той же Википедии:
            Игорь Семенович Безродный (1930-1997) скрипач, лауреат ряда конкурсов, профессор
Московской консерватории. В 1977 году стал художественным руководителем Московского камерного оркестра (т.е. занял место уехавшего в Израиль дирижера Баршая). На следующий год получил звание Народного артиста РСФСР.
 
 Но, тем не менее, в 1981г. И.Безродный тоже снялся с московского якоря и перебрался в Финляндию.
 
Месть фирмы “Мелодия” на сей раз была более изощренной. Они не просто выкинули с обложек одиозную фамилию, а придумали пояснение, что, мол, дирижер такому замечательному оркестру вовсе не нужен.
 
       Тогда, кстати, вошел в легенду случай, произошедший с известным советским дирижером Г.Рождественским. Во время зарубежных гастролей его оркестра занятые в нем музыканты то и дело становились невозвращенцами: один, другой, третий… Наконец, руководителя коллектива вызвали на ковер в высокую партийную инстанцию:
          - Что происходит? От Вас сбегают люди!
          - Нет, - возразил Рождественский, - это они сбегают от вас.


                                                                  Диалоги друзей


          В сентябре 2014г. российский телеканала “Культура” показал к юбилею Владимира Спивакова его диалоги с другом - Соломоном Волковым.
          Напомню, что этот скрипач, эмигрировавший из СССР, составил себе громкое имя в США, опубликовав в 1979г. книгу: “Свидетельство. Мемуары Дмитрия Шостаковича, рассказанные Соломону Волкову и изданные им”. То был монолог величайшего советского композитора о своей жизни, прожитой в страхе, о преступлениях Сталина и коммунизма.
          Но уже через год после выхода книги, подлинность мемуаров была поставлена под сомнение. Полемика растянулась на много лет, пока не вышла капитальная монография американского исследователя Лорел Фэй.
          Изучив копию русского машинописного текста “Свидетельства”, она обнаружила подделки и пришла к удручающему выводу. Весь этот объемный опус, кроме выдержек из старых публикаций, состоит из разрозненных суждений, обрывков мыслей, жизненных случаев, анекдотов, рассказанных неизвестно кем - словом, он смахивает на что угодно, только не может быть признан заслуживающим доверия источником.
        С ее выводом согласился престижный американский журнал “Нью-Йоркер”, напечатавший об этом в октябре 2004г. аргументированную статью Алекса Росса (Alex Ross).
           Волков, энергичный полемист, плодовитый автор, отвечал не только нападками на своих критиков, но и публикацией новых книг. Они вновь привлекли к нему внимание, и могло показаться, что прежний скандал затих. Но, на мой взгляд, ему так и не удалось опровергнуть те обвинения в фабрикации мемуаров, и сколько бы ни прошло времени, “написанное остается”.
           Теперь он беседует на телеэкране со старым другом, как признанный в разных странах автор, как маститый культуролог, обогативший науку своими трудами. Его апломб имеет под собой некоторые основания, потому что он подтвердил свою предприимчивость, сумел записать интервью с рядом знаменитых людей; его книги находят своих читателей.
  
  При знакомстве с его текстами мне стала заметна любопытная их особенность. Рассуждая на отвлеченные темы, Волков может показаться умным эрудитом, где-то даже утонченным мыслителем. Но вот приходит момент, когда он говорит явную глупость, роняет какой-то грубый “ляп”, и читатель, как бы очнувшись, внезапно задает себе вопрос: “с кем, собственно, мы имеем дело”?
 
 Свежий пример из упомянутых “Диалогов”. Рассуждая о направленности советского симфонизма, Волков замечает: “Шостакович в музыке был популист”. Возражений собеседника я не услышал.
          “Популизм”, пояснено в толковом словаре, это деятельность, имеющая целью обеспечить популярность в массах ценой необоснованных обещаний, демагогических лозунгов и т.п.
         
  Это имеет какое-нибудь отношение к творчеству и личности композитора? Волкову хотелось, быть может, выразить ту мысль, что Дмитрий Дмитриевич создавал не только элитарную музыку, определившую его стиль, но он также сочинял песни, вальсы, оперетты, рассчитанные на восприятие широкой публики. Но вместо того, чтобы подыскать нужные слова, Волков, незаметно для себя (и партнера) сморозил глупость. Стоит ли приводить другие примеры?
          
  Колоритная личность Владимира Спивакова давно и широко известна.
         
  Мне нечего добавить к тому, что неоднократно было рассказано о профессиональных достижениях “Виртуозов Москвы” и общественной деятельности юбиляра (а также о его тесных связях с властью и церковными верхами).
  Мои заметки отрывочны, и, конечно же, субъективны. Всего, конечно, не охватишь. Возьму хотя бы один эпизод, затронутый Спиваковым в первой части упомянутых диалогов, и как бы “скомканный” в его передаче.
  Мне думается, стоило бы вернуться к этому сюжету, чтобы полнее раскрыть его смысл.
   Владимир Теодорович рассказал, что родился в 1944г. в еврейской семье (до этого, в беседе с Татьяной Толстой он, между прочим, заметил, что с детства умеет говорить на идише). После войны семья жила в Ленинграде. Они некоторое время прожили с родителями возле Никольского собора.
        
 Эта локализация не случайна, потому что далее у него следует важный эпизод, переданный так:
        
 “У нас в Ленинграде была замечательная соседка, Анна Ефимовна такая, очень верующий, кстати, человек. И вот с ней я впервые пошел в церковь, в храм. У меня такое впечатление, что она меня крестила. Я этого твердо не помню, но что-то из этого, какие-то смутные воспоминания у меня сохранились”.
       
  Забавный, не столь уж редкий случай, когда комментарии (по необходимости) значительно превышают по объему исследуемый фрагмент первоисточника. Само собой, когда мы оспариваем или подтверждаем его ценность, требуются доказательства.
         
  Итак, первое, что побуждает к размышлению в этом эпизоде. Состоялся ли вообще акт крещения В.Спивакова? Надо думать, состоялся, потому что маэстро решительно причисляет себя к верующим, православным христианам. Более того, является членом патриаршего совета.
         
 Но и считая это достоверным, можно ли принять без оговорок ту версию, которая предложена в “Диалогах”?
          
 На мой взгляд, она не выглядит убедительной по целому ряду соображений.
        
 Бесспорно, Владимир Теодорович обладает превосходной (не только музыкальной) памятью. Он в своих выступлениях приводит подчас мельчайшие детали происходивших с ним событий, даже весьма отдаленных по времени. А тут он описывает важнейшее для православного христианина таинство - и не помнит самого главного. Когда и где это с ним происходило точно указать не в состоянии, а только намекает на смутные знаки (“что-то из этого”).
         
 Могут возразить: в храм ведь привели ребенка; а детская память пластична, неустойчива. Отсюда и путаница.
          
 Но как быть с крестильным крестиком? Допустим, поначалу мальчик не осознавал, что с ним случилось, но очень скоро до него должно было дойти, какая произошла перемена. Или он крестика вообще в глаза не видел, не носил, да и Богу не молился? Долго ли, коротко ему довелось пробыть в таком вынужденном “недоверии”? А когда поступил в консерваторию, куда он больше ходил: на церковные службы или на комсомольские собрания - может, и туда и сюда поспевал?
            Вот где туман.
          
 Мальчиком, по словам Спивакова, он жил в одной квартире с любящими родителями. Как же они отнеслись к тому, что он стал выкрестом (и это в сталинские сороковые!) Может, одобрили случившееся, и даже сами вслед за ним крестились - или, напротив, возмутились посторонним вмешательством, приняли свои меры для исправления фатальной ошибки? Это все домыслы, он такого совсем не касался.
         
 Допустим, однако, что мама и папа ничего подозрительного в его поведении не заметили; тогда выходит, они совершенно не знали, чем живет ребенок.
          
 Либо могло быть по-другому (что опять же намеком задевает мемуарист): его родители тут не причем, а все по собственной инициативе провернула их соседка.
          
 Сколько раз в биографиях заново “воцерковленных” деятелей постсоветской культуры фигурируют эти озабоченные деревенские няни, шустрые соседки, тайком водившие по окрестным церквям чужих еврейских детей (и полукровок), чтобы, рискуя собою, обратить в истинную веру маленьких невольных безбожников.
          
 Но тут вступает в свои права суровая реальность, известная нам по жизненному опыту и по опубликованным материалам. О ней нелишне напомнить.
         
  Как следует из выводов созданной в 1992г. комиссии Президиума Верховного совета Российской Федерации, архивы КГБ свидетельствуют, что его агентами постоянно являлось большинство руководящего состава Русской православной церкви (Московского патриархата), а также мусульманских, баптистских и многих других конфессий (вот и в 1981г. по линии КГБ велось свыше 2500 дел оперативного учета на священнослужителей и верующих).
         
  Священники, не согласившиеся сотрудничать с КГБ, подвергались преследованиям. Органы снимали и назначали служителей культов, направляли их на учебу в зарубежные богословские учебные заведения.
         
  Хорошо осведомленный в этом предмете академик И.Шафаревич писал в докладе, направленном в 1973г. Комитету прав человека:
          
 “Каждый гражданин СССР, желающий принять Св. Крещение, вступить в церковный брак или крестить своих детей обязан предъявить свой паспорт и (соответственно таинству) свидетельство о браке и свидетельство о рождении представителю церковного совета, который регистрирует предъявленные документы…” Эти записи церковных треб, отмечалось далее в докладе, систематически просматривались и переписывались представителями власти.
Были отдельные случаи, когда няня брала паспорт родителей (с их согласия) и крестила в церкви ребенка. Эти данные могли быть использованы для наказания священнослужителей и компрометации скрытно верующих - по месту их работы, учебы и т.п.
         
 При таких условиях каждый поп, даже по предъявлении ему чужого родительского паспорта, должен был крепко подумать, прежде чем совершить обряд над ребенком. Что же сказать о визите в храм посторонней особы, не представившей никаких требуемых документов, но, тем не менее, желающей окрестить дитя неясного происхождения?
         
 Вряд ли было бы уместно вовлекать в подобный дискурс участников дружеского телевизионного диалога. Их вполне устраивала надуманная версия В.Спивакова, которая, на мой взгляд, больше запутывала, чем объясняла.
         
 Почему он уклонился от искреннего рассказа, как и когда стал православным христианином - об этом лучше спросить у самого юбиляра.
          
 Мне бы не хотелось создавать впечатление, что я пытаюсь как-то приуменьшить его заслуги. Они разносторонни, и за них ему воздано по достоинству. Но во всем должно присутствовать чувство меры.
          
 Да, он меценат, щедро поддерживает юные дарования. Прекрасно - но могло ли быть иначе? Ведь он богатый человек, миллионер; вот и в “Диалогах” делится впечатлениями о своей охоте в Африке, где в обществе таких же богачей он, в специально отведенных местах, отстреливает редких зверей.
            Словоохотлив, потому что жизнерадостен. Ищет вокруг себя возвышенное, не так ли?
            Попутно замечу, что я не впервые озадачен его высказываниями.
            Работая над Пятой симфонией Д.Шостаковича (снова это имя!), некоторое время назад дирижер поделился в печати своими постижениями:
          “Я думаю, что (он) - человек с Божией отметиной, которая выражается даже символически - знаком креста. Если вы возьмете буквы его имени и расположите их нотные эквиваленты на нотном стане, а потом проведете между ними линии, то получится крест
...
            Он понимал, что после него должно остаться пасторское слово, запечатленное нотами, музыкой. Я считаю, что у каждого из нас есть в душе свободное пространство для религиозного чувства. Без этого человек не может существовать. А Шостакович ощущал свое миссионерство, причем в ключе уже процитированного мною апостола Павла, который сказал: “Плачьте с плачущими”. Он не сказал: “Вешайте им лапшу на уши”. (Чайка, №19, 2004)
           Если это мистика, то, по-моему, не очень высокого пошиба. И хотя не подлежит сомнению, что Владимир Теодорович обладает даром слова, но, как можно судить и по приведенной цитате, иногда его заносит. Смущает у него (если не сказать резче) эта апостольская “лапша на уши”.
          
 Не будучи музыковедом, я вообще воздерживаюсь от дискуссий о творчестве создателя шедевров.
          
 Мне неизвестно, был ли он верующим. Но есть у меня свои предположения, не вполне лишенные оснований.
         
 Так вышло, что мне посчастливилось разговаривать с Дмитрием Дмитриевичем; я послал ему свои работы о родословной Шостаковичей (со ссылкам на неизвестные ранее архивные документы), и получил от него два благодарственных письма. Это дает мне право со знанием дела судить о семейной традиции, в которой он был воспитан, и которую по-своему, внятно для всего мира, блистательно продолжил.
          Дед его, Болеслав Шостакович, атеист и революционер, был посажен в Петропавловскую крепость за то, что в 1864г. дерзко освободил из царской тюрьмы одного из вождей польских повстанцев Ярослава Домбровского. Бабка, Варвара Калистова, была со времени своей саратовской юности близкой подругой жены Н.Г.Чернышевского, Ольги Сократовны. Таков их круг.
             Нерасторжимо соединенные любовью, оба они, Болеслав и Варвара были по приговору навечно сосланы в Сибирь.
          
 Можно ли составить верное представление об отношении великого композитора к миру и к людям, не принимая во внимание эту мощную историческую традицию? Как бы к ней ни относиться. Как бы ее ни втискивали в нынешние российские понятия.
          
  Спор о российском интеллигенте ведется не там, откуда транслируются “Диалоги”.

                                                                                                              © Б.Клейн   

                   Предыдущие публикации и об авторе - в Тематическом Указателе в разделах "История",                 "Публицистика",  "Литературоведение", "Биографические очерки", "Театральная Гостиная"

                                             
  НАЧАЛО                                                                                                  ВОЗВРАТ