|
|
Русская эпиграмма - это совершенно уникальный вид
литературного творчества, которым занимались многие русские литераторы, как
самые известны, так и совершенно забытые. Практически, ни одна сфера
общественной жизни не осталась без внимания авторов, причем, самого пристального.
От русских писателей и поэтов досталось всем - от царей,.. до своих же собратьев
по перу.
В полемическом азарте авторы эпиграмм
зачастую уходили довольно далеко от русского литературного языка, особенно,
когда один поэт, или группа поэтов, объявляла войну своему собрату или группе
собратьев.
Так, в 1824 году разгорелась
настоящая литературная война между двумя группировками - с одной стороны были:
князь Петр Андреевич Вяземский, поэт, литературный критик, и Александр Сергеевич
Грибоедов, автор бессмертного творения «Горе от ума». А с другой - Михаил
Александрович Дмитриев, литератор, племянник известного поэта Ивана Ивановича
Дмитриева, и Александр Иванович Писарев, драматург, один из первых русских
водевилистов.
Все перипетии литературных баталий были
увековечены и в эпиграммах.
В 1820-е годы Дмитриев и Писарев выступили
с нападками на Грибоедова:
«Одна комедия забыта,
Другой еще не знает свет;
Чем ты гордишься, мой поэт?
Так силой хвастает бессильный волокита».
(Дмитриев на Грибоедова, 1824)
Это был намек на комедию Грибоедова «Молодые
супруги, или Притворная неверность» и намек на «Горе от ума», ходившей в то
время в списках по рукам.
Затем следует удар по Вяземскому, причем
значительно ниже пояса. Дело в том, что с 1818 по 1821 год Вяземский служил в
Варшаве, где по распоряжению Александра I принимал активное участие в разработке
конституции для России. Мысль о конституции вскоре была позабыта,… а Вяземский
угодил в отставку и под негласный надзор полиции.
«Я, веря слухам, был в надежде,
Что он Варшавой проучен;
Знать, ложен слух. Как был и прежде
Всё тот же неуч он».
(Дмитриев на Вяземского, 1824)
А затем от Дмитриева достается сразу и Вяземскому и Грибоедову одновременно:
«Вот брату и сестре законный аттестат:
Их проза тяжела, их остроты не остры;
А вот и авторам: им Аполлон не брат
И музы им не сестры».
(Дмитриев на Грибоедова и Вяземского,
1824)
Сейчас непонятно о чем идет речь. Однако в то время всем все было понятно. Речь
шла о водевиле «Кто брат, кто сестра, или Обман за обман», авторами которого
были Грибоедов и Вязевский.
Разумеется, Вяземский не остался в долгу и пишет, в свою очередь, эпиграмму на
Дмитриева:
«Клеврет журнальный, аноним,
Помощник презренный ничтожного бессилья,
Хвалю тебя за то, что под враньем твоим
Утаена твоя фамилья…»
(1824)
Не промолчал и Грибоедов. В его эпиграмме на Дмитриева есть и такие строчки:
«..Михайло Дмитриев с друзьями.
Переплетясь они хвостами,
То в прозе жилятся над вами,
То усыряют вас водяными стихами…»
(1824)
А затем, автор бессмертного «Горе от ума» «приложился» и по Дмитриеву и по
Писареву сразу:
«И сочиняют - врут, и переводят - врут!
Зачем же врете вы, о дети? Детям прут!...»
(Грибоедов на М.А.Дмитриева и А.И.Писарева
апрель 1824)
В свою очередь Писарев ответил целым фонтаном эпиграмм и на Вяземского, называя
его «Мишурским», и на Грибоедова, дав последнему прозвище «Грибусом»:
«Мишурский, Грибусов приятель,
Ругательством отмстил за эпиграммы нам.
За что он сердится? Как дюжинный писатель,
Едва ль и дюжинных он стоит эпиграмм».
(1824)
Не может не броситься в глаза, что Писарев не стесняется в выборе лексики.
Больше всех досталось от него Грибоедову. Вот лишь некоторые образчики его
эпиграммического творчества:
«Лицо есть зеркало души!
И, видя Грибуса с его отвратной рожей,
Все, верно, повторяют то же:
Лицо есть зеркало души»».
(1824)
Или еще:
«Незваные Парнаса гости,
Марайте вы собой журнальные листы;
Вам отвечать у нас достанет злости,
Достанет ли у вас-то остроты?»
(Писарев на Грибоедова и Вяземского, 1824)
У этой литературной войны есть и положительная сторона - она так и осталась
литературной.
В 1829 году поэт Евгений Абрамович Баратынский пишет эпиграмму на Николая
Алексеевича Полевого, который в своем труде «История русского народа», выступил
с резкой критикой «Истории государства российского» Николая Михайловича
Карамзина. Причем, Баратынский, сам, будучи дворянином, не постеснялся намекнуть
на купеческого происхождение Погодина:
«В восторженном невежестве своем
На свой аршин он славу нашу мерит;
Но позабыл, что нет клейма на нем,
Что одному задору свет не верит..»
А заканчивается эпиграмма еще более резкой строчкой: «Смешнее всех нам пламенный
глупец».
Разумеется, Погодин не промолчал и написал эпиграмму на Баратынского:
«Зачем мою хорошенькую музу,
Голубчик мой, ты вздумал освистать?...
Тебя сто раз спасал, скажи, не я ли?
Не я ль тебя лелеял и берег,
Когда тебя в толчки с Парнаса гнали,
Душа моя, парнасский простачок?»
(1830)
Сегодня, даже далеко не все любители русской литературы помнят такие имена, как
Туманский и Шаликов. А в 1823 году они обменялись резкими эпиграммами. Сначала
писатель Петр Иванович Шаликова написал эпиграмму на поэта Василия Ивановича
Туманского:
«Дитя мечтательной натуры,
Поэт-романтик Мглин так слог туманит свой,
Что уж давно пора назвать его мечтой
Иль призраком литературы».
(1823)
А затем Туманский на Шаликова:
«Дитя пастушеской натуры,
Писатель Нуликов так сладостно поет,
Что уж пора б ему назваться без хлопот
Кондитером литературы».
(1823)
Как правило, причиной эпиграммных войн была литература,…но не всегда. Популярный
в прошлом литератор ..и известный картежный игрок
Иван Ермолаевич Великопольский написал
эпиграмму на Александра Сергеевича Пушкина, по поводу проигрыша им главы
«Евгения Онегина», ведь Пушкин тоже был игрок… и преазартнейший :
«Глава Онегина вторая
Сползала скромно на тузе».
Но это было позже, а еще раньше Великопольский, сам оказавшись в проигрыше
Пушкину, чтобы отомстить, берется не за карты, а за перо:
«Арист - негодный человек,
Не связан не родством, ни дружбой:
Отцом покинут, брошен службой,
Провел без совести свой век…»
Арист
- герой сатиры Великопольского «К Эрасту» - Прим. В.Г.)
Своего партнера по картам Пушкин тоже увековечил в эпиграмме:
«Поэт-игрок, о Беверлей-Гораций,
Проигрывал ты кучи ассигнаций,
И серебро, наследие отцов,
И лошадей, и даже кучеров -
И с радостью на карту б, на злодейку,
Поставил бы тетрадь своих стихов,
Когда б твой стих ходил хотя в копейку».
(1829)
(Беверлей - игрок, герой одноименной драмы французского писателя Сорена, Гораций
- римский поэт, писавший сатиры - Прим. В.Г.)
Но больше всех от свои собратьев но перу досталось сардинскому графу,
родственнику Александра Васильевича Суворова, сенатору Дмитрию Ивановичу
Хвостову.
Какими только кличками его не награждали современники: Графов, Свистов, Вралев,
Ослов, Писцов, Хвастон, Рифмин и др. Свои эпиграммы ему посвятили: Иван Иванович
Дмитриев («..Стихи, конечно, и твои/На лекциях пойдут в пример галиматьи!»),
Иван Андреевич Крылов, Николай Федорович Остолопов, Александр Ефимович Измайлов
(«Каких лишились бы прекрасных мы стихов,/ Когда бы не писал Вралев».), Петр
Александрович Корсаков («В огонь, в огонь скорей творения Ослова»), Петр
Андреевич Вяземский («…В сенате он живой покойник/ И дух нечистый средь людей»),
Совсем по- иному написал о Хвостове Баратынский:
«Поэт Писцов в стихах тяжеловат,
Но я люблю незлобного собрата:
Ей-ей! Не он пред светом виноват,
А перед ним природа виновата».
Ведь на самом деле Дмитрий Иванович оказался выше литературных разборок, и
спокойно перенес все литературные выходки своих коллег по перу.
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ
Предыдущая публикация и об авторе - в разделе
“”
|
|
|