ВОЗВРАТ


   
Август 2003, №8     
 

             Редактор-Автор_____________________________ 

 

                                                  Александр Твардовский

                                                            Письма авторам-отказникам

___________________________________________________________

                   

      

Александр Трифонович Твардовский (1910-1971) -   человек, гражданин, поэт 

Главный редактор журнала "Новый мир"                                    (1950-1954г.г., 1958-1970г.г.)

________________________________________________________________________________________

 

 

Подобедову М.М.
26 августа 1953 г.

    Дорогой Максим Михайлович!
К искреннему моему сожалению, рассказ “Обида” не может быть напечатан в “Новом мире”. Мое расположение к Вам не позволяет мне дипломатничать, скажу прямо: это обычное в нашей литературе о деревне добросовестное вранье, сглаживание углов, умолчание о действительных трудностях, замена последних легкоулаживаемыми “конфликтами”.
    Не огорчайтесь, напишите что-нибудь другое, хотя бы даже это самое, о чем идет речь в “Обиде”, но так, чтобы и самому верилось, что это правда-истина, чтоб это было не для редактора, [...] критика, а для читателя - человека думающего и чувствующего, ищущего в литературном произведении отражения реальной трудной и радостной жизни, а не подобия всего этого.
      Крепко жму Вашу руку.
     ...
                                                                                                                               Ваш А.Твардовский

Шаченко Ф.П.
Ялта, 24 января 1958 г.

     Уважаемый Федор Петрович!
К сожалению, о стихах Вашей знакомой могу только сказать, что стихи ничего, то есть такие, каких многое множество пишется (и даже печатается) молодыми людьми на белом свете. Я не знаю возраста автора, но думаю, что это человек молодой. Может быть, ему удастся вырваться из тенет той серости и безличности, в которых он находился, а может, и нет. Гадать трудно. Иные начинают хуже, а потом развиваются успешно, а бывает, что начало лучше, но потом все уходит, как река в песок.
     На рукописи я сделал некоторые пометки.
     Вот все, что могу сказать Вам.
     Всего доброго.
                                                                                                                                       А.Твардовский

Небогатову М.А.
25 сентября 1958 г.

    Дорогой товарищ Небогатов!
Новые Ваши стихи по словесной и ритмической структуре почти безупречны. Вы, как говорится, набили руку, и этим выражением я не хочу сказать ничего дурного. Это очень важно - обрести уверенность в форме, естественность выражения. Заметно, что Вы работаете сознательно и упорно. Это хорошо. Но овладение формой как таковой, без овладения, так сказать, высотами идейного содержания - это даже еще не полдела, а, может быть, только четверть дела. Я хочу сказать, что объем содержания этих стихов очень уж скромен. Лето лучше весны, годы идут, мы стареем и т.п. - все это, согласитесь, не такие уж большие добытки мысли. Еще Пушкин говорил, что на одних воспоминаниях об ушедшей юности далеко не уедешь. Словом, стихи вполне приличные, их можно напечатать в местном альманахе. В одном из сибирских журналов, но выходить с ними на трибуну большого всесоюзного журнала не стоит, - для такого выхода надо уж собрать запас повесомее.
    Рукопись возвращаю, хотя это и не в наших правилах. Надеюсь, что к неудаче с этими стихами Вы отнесетесь по-мужски, не впадая в уныние.
     В дальнейшем присылайте все, что будет Вам представляться более значительным.
     Желаю всяческих успехов.
                                                                                                                                       А.Твардовский

Утенко А.И.
4 ноября 1958 г.

    Уважаемый Анатолий Иванович!
Стихи Ваши такие, каких очень много пишется молодыми (и немолодыми людьми), т.е. стихи, в которых видна главная забота автора, чтобы все было “как у людей”, как и в других стихах, известных из печати, - заботы о внешних приметах так называемой литературно-технической грамотности: соблюдение размера, рифмы, обязательной “образности”. Отсюда и обязательность словаря, не своего, а взятого из стихов же: “зори”, “росы”, “косы”, “пороши”, “березки” и т.п.
    Преодоление этой чужой, заемной, а следовательно - мертвенной фактуры стиха (под этой фактурой я разумею словарь, ритмические интонации, “образность”) и обретение своей - дело нелегкое. Не имею возможности быть более конкретным, - стихов получаю так много, но, может быть, Вам послужат на пользу мои построчные замечания на некоторых Ваших вещах (на всех я не сделал этого по недостатку времени, но посмотрел их - они не лучше).
    Если у Вас будет что-нибудь новое, что Вы сочтете и для себя чем-то новым, присылайте.
    Желаю всего доброго.
    Рукопись возвращаю.
                                                                                                                                       А.Твардовский

Антоненко В.
19 января 1959 г.

      Дорогой тов.Антоненко!

                                                               Чистит бархатные перья
                                                               Чутким клювом тишина.

Это слишком “красиво”, изысканно и заковыристо, чтобы быть поэтичным. Это Вы подражаете той дурной “образности”, которая уже безусловно является вчерашним днем нашей поэзии.
    С другой стороны, Вы ловите слухом и пытаетесь воспроизвести интонацию: “На селе, в колхозе то есть...”
   Нет, поэзия не любит и таких словесных ужимок. Она любит речь ясную, дельную, сердечную и разумную. А такая речь появляется тогда, когда человеку действительно хочется нечто свое выразить в рифмованных строчках, а не просто “показать”, что он умеет “выкинуть коленце” по образу тех, кто этим занимался до него. Словом, стихи есть, а поэзии нет.
     Сожалею, что приходится огорчить Вас.
                                                                                                                                       А.Твардовский

Тищенко С.И.
26 января 1959 г.

     Семен Иванович!
Присланные Вами стихи попросту никуда не годятся, и о напечатании их не может быть и речи. Мне кажется, что вообще Вы напрасно занялись этим делом в столь преклонном возрасте и связываете с этим занятием надежды определенного порядка. Литература - дело трудное, суровое, она требует всей жизни человека и, в первую очередь, лучшей ее части - молодости для образования и труда, да и то не всегда опыты и усилия в этой области увенчиваются успехом. Конечно, никто Вам не может запретить заниматься писанием стихов, раз это доставляет Вам известную радость на досуге, но я советовал бы Вам поберечь свою старость и не вступать в пространную и безнадежную “полемику” с редакциями и литконсультантами, справедливо оценивающими Ваши стихи как непригодные для печати.
     Вот все, что, к сожалению, могу сказать Вам по поводу Ваших стихотворных упражнений.      Рукопись возвращаю.
                                                                                                                                       А.Твардовский

Щербинину М.
7 февраля 1959 г.

    Дорогой товарищ Щербинин!
Стихам Вашим нельзя отказать в известной литературной грамотности и даже отдельных строчечных удачах. Но в них не приметно покамест главного: действительной необходимости их появления на свет. Они от любви к стихам, к процессу их сочинения, а не от любви или нелюбви к чему-нибудь в жизни. Нужно себя проверять: действительно ли мне так неотложно хочется написать задуманное стихотворение или можно и не писать?
    Много еще и просто неловкостей, неточности выражения, случайных или особо “красивых” слов и оборотов. Обратите внимание на мои пометки на рукописи.
                                                                                                                                       А.Твардовский

Старкову В.
11 февраля 1959 г.

     Вы прислали еще несколько слабых стихотворений из цикла “У нас на Мещере”.
     Ничего выбрать для журнала я не смог.
     В сопроводительном письме Вы говорите о разноречвивости мнений и суждений о Ваших стихах: “Вот тут и разберись!” - восклицаете Вы, полагая, что “разобраться” должен кто-то другой, но это делать должны только Вы, и то, как Вы сумеете разобраться, как раз и есть мера Ваших способностей к литературному делу.
     Не налегайте на количество, не торопитесь присылать все, что написалось.
     Желаю всего доброго.
                                                                                                                                       А.Твардовский

Антоненко В.
2 марта 1959 г.

     Дорогой тов. Антоненко!
Ваш первый “засыл” как-то не удержался у меня в памяти (я очень много получаю стихов), но с нынешним я внимательно ознакомился, как и с Вашим искренним и серъезным письмом немолодого “начинающего”.
     Не могу сказать, что стихи Ваши “только плод дикой иллюзии бездарного интеллекта”, как предположительно характеризуете их Вы сами. Но прежде всего о том, что очевидно уже из этой приведенной мной Вашей фразы. Вы - не очень грамотный человек, хотя и учитель, - не очень с точки зрения общелитературной нормы. Вы, например, пишите: “Посылаю Вам 3 стиха”. Это ужасно. Во-первых, “стих” - это строка стихотворения: во-вторых, обозначение количества цифрой - это с точки зрения культуры письменной (да и устной) речи недопустимое “просторечие’. Далее, “у отмели гулко плеснул осетер” - речь, видимо, идет об осетре, именно потому “осетр”, но “костер” в конце рифмующийся строки заставляет Вас исказить это слово так, как непростительно было бы Вашему ученику, чью тетрадь Вы проверяли бы.
     Согласитесь, что уже одних этих “улик“ Вашей малограмотности достаточно было бы для того, чтобы отложить Ваши стихи в сторону.
     Но я их читаю и, ищу то существенное, что побуждает Вас, как Вы сообщаете в письме, проводить бессонные ночи в труде, в поисках нужных строк и слов.
    Это существенное - единственно только - чувство ушедшей молодости, сожаление о неполноте счастья в жизни, грусть. Но, как это ни жестоко, напомню Вам слова великого Пушкина о том, что на одних воздыханиях об ушедшей молодости далеко не уедешь. Это было явно еще тогда, когда роль поэзии далеко еще не была такой, какая ей принадлежит ныне. Словом, в идейно-содержательном плане Ваши стихи - стихи “для себя”, не более того.
     Но что это за стихи по выполнению и форме? Вот я нахожу, может быть, единственную сносную строфу:
                                                     И любовно пожать чью-то теплую руку,
                                                     И, встретившись, может, впервой на веку,
                                                     Поведать всю душу случайному другу,
                                                     Подсевши с отрадой к его огоньку...

      И вдруг концовка этого стихотворения:

                                                     Колышет осина гнездо золотое,
                                                     И птенчики-листья во сне шелестят... –

это так излишне “образно”, натянуто и исполнено такой “красивости”, что и разбирать вподробности нет сил.
      Скажу Вам прямо: сорок лет не шутка, “начинать” желательно бы будучи помоложе, ибо на “обучение” должно уйти много лет, этого не миновать. Я бы, по совести, посоветовал Вам попробовать свои силы в прозе, - там прямое содержание более очевидно. Впрочем, я понимаю, что советы давать - с колокольни камешки бросать...
      Вот все, что могу сказать Вам по поводу письма и стихов.
      Желаю Вам всего доброго.
                                                                                                                                       А.Твардовский

Лебедеву Л.В.
9 марта 1959 г.

     Уважаемый Лев Владимирович!
Получил Ваши рассказы вместе с сопроводительными материалами (рецензии Ф.Левина, из “Знамени” и Р.Валеева из “Нового мира”).
     Вы сетуете на рецензента нашего журнала, критически отозвавшегося на Ваши рассказы, и высказываете не очень вежливое и не очень скромное предположение относительного того, что “консультанты хорошо оберегают” меня “редактора “Нового мира”, от сатирических вещей, написанных русским народным языком и, главное, со знанием конкретной обстановки”.
     Я внимательно прочел эти Ваши вещи и нахожу, что рецензенты оценили их недостаточно строго, со скидкой, как говорится. На мой взгляд, оба рассказа попросту слабы в литературном отношении безотносительно к сатирическому жанру. В “Мельнице” речь идет о заведомом дураке и хапуге - прорабе, который против проектных работ, против элементарных технических расчетов и т.п., строит плотину на глазок и, конечно, же терпит фиаско - плотину сносит силой воды. Все это до того примитивно, нарочито, что все уже с первых строк ясно и читать скучно. А скука - страшнейший враг всякого жанра, не исключая и сатирический.
     Идея второго рассказа “Неоспоримый факт” целиком выражена в эпиграфе: “Во многих коммунальных домах входные двери ни в мороз, ни в метель не закрываются”. Но Вы осложняете это положение анекдотом о “рационализаторском предложении”, предусматривающем строительство домов без входных дверей. “Сюжета” этого едва хватило бы на для одной шуточной фразы, но Вы на нем строите рассказ, и опять-таки все совершенно ясно с самого начала и, кроме чувства неловкости за человека, рассказавшего несмешной анекдот, ничего не испытываешь по прочтении этого сатирического произведения.
     Беда Ваша в том, что Вы плохо думаете о читателе, не предполагаете, что он достаточно умен, имеет возможность сравнения Ваших рассказов с тем, что ему доводилось читать, скажем, у Чехова, Щедрина или у Ильфа и Петрова, М.Кольцова и др.
    Судя по Вашему письму, Вы - относительно начинающий, состояли в переписке с видными писателями, словом, бывалый начинающий. Поэтому я считаю возможным говорить с Вами без обиняков: рассказы Ваши не свидетельствуют о серъезных способностях к литературной работе, а нескромные сообщения о том, что рассказы в такой-то аудитории были приняты хорошо (“Было много смеха”), или о том, что покойный М.Зощенко нашел у Вас “такой мягкий, хороший юмор”, - простите меня, отдают самохвальством, которое, увы, не может помочь главной беде - повлиять на оценку Ваших рассказов редакцией.
      Не в Вашу пользу говорит “оснащение” переписки копиями рецензий и т.п.
      Рукописи возвращаю, хотя это, по объему их, и не является обязательным для редакции.

                                                                                                                                       А.Твардовский

Вернику И.
10 августа 1959 г.

      Дорогой тов. Верник!
Прочел Ваши стихи. Кое-что о поэзии в них есть, но еще они очень захламлены языковыми погрешностями, неловкими оборотами речи, чужими, бессознательно”присвоенными” “ходами”, интонациями. Слишком заметно влияние Вашего “любимого поэта” - от этого нужно освободиться, искать в себе самом себя.
     Одно стихотворение оставлю в запасе “Нового мира” - возможно, оно будет напечатано.Не спешите писать, спешите читать и думать.       
      Желаю всего доброго.
                                                                                                                                       А.Твардовский

Волошину В.А.
20 августа 1959 г.

     Уважаемый Вадим Архипович!
Ваша готовность “с одинаковым удовлетворением услышать и ”да” и “нет” в отношении Ваших рассказов о Чехове сама по себе свидетельствует о невысокой самооценке написанного. Не имею оснований разубеждать Вас, хотя могу сказать, что рассказы написаны грамотно, стилистически опрятно, - их можно бы и напечатать, и, наверное, их охотно напечатают в будущем году по случаю столетия со дня рождения А.П.Чехова.
     Но дело в том, что писать рассказы из жизни великих писателей (это я не первому Вам говорю и повторяю) – занятие безнадежно пустое, ненужное. Великие писатели, в их числе А.П.Чехов, описали себя – свою эпоху и свою среду – с несравненно большим знанием предмета, чем кто бы то ни было другой после них, не говоря уже о таланте и преимуществах сказанного впервые перед сказанным вторично, повторением известного. По самому Чехову, документам и свидетельствам современникам я, читатель, знаю гораздо больше того, что Вы мне сообщаете в своих рассказах о писателе. Они для меня лишь свидетельство о том, что Вы тоже читали Чехова, его письма и общеизвестные высказывания о нем и что Вы хороший, интеллигентный читатель с развитым вкусом, чувством стиля, наконец, любовью к Чехову. Но все это, простите меня, еще не делает читателя писателем. Литература не может происходить из самой литературы. Хорош был бы Чехов, если бы он писал рассказы из жизни своих любимых писателей, стараясь воспроизвести их письмо, стиль и т.д. Я хочу сказать, что Чехова-то и не было бы. Вот все примерно, что могу сказать о Вашей рукописи. Я не к тому веду, чтобы Вы поняли все это как мое “нет” в отношении Ваших литературных возможностей. Почему бы Вам не попробовать написать что-нибудь не из жизни знаменитого писателя, а просто из жизни, той, которая ближе и интереснее Вам?
      Желаю всего доброго.
                                                                                                                                       А.Твардовский

Смоляку М.В.
14 июля 1960 г.

     Дорогой товарищ Смоляк!
Я прочел Ваши стихи, направленные мне Вами по домашнему адресу после того, как они были отклонены редакцией “Нового мира”.
    В сопроводительном письме Вы просите “оценки, указания мастера - пусть резких, но убедительных формулировок“.
     Но беда в том, что резкие оценки весьма редко бывают убедительны для того, к кому они относятся, и я боюсь, что мало чем помогу Вам, сказав по чистой правде, что стихи Ваши “Слушая Ван Клиберна” - плохие стихи, каких в каждой редакции - штабеля.
     Подробно же входить в анализ таких стихов я просто не имею физической возможности, ибо нет автора, присылающего стихи (и не только стихи) в редакцию, который бы не требовал или не просил при этом, чтобы они были прочтены мною.
     Отклонение этих стихов рецензентом я считаю совершенно правильным (тут пересылка этих стихов ко мне на квартиру ничего изменить не может), а Ваш заносчивый и пренебрежительный тон по отношению к рецензенту совершенно недопустим.
     В самом деле, Вы пишите: “Я спрашивал (!) мнения авторитетного... а получил ответ и оценку (точнее - отписку) от сотрудницы, имя и компетенция которой в области поэзии мне и моим товарищам неизвестны”.
     Но ведь и Ваше имя и компетенция в области поэзии были совершенно неизвестны рецензенту до того, как он ознакомился с Вашими стихами. Что же отсюда следует?
    А между тем то обстоятельство, что рецензент, ознакомившись с первыми двумя стихотворениями (“Клиберн” и “Перед поэмой”), на мой взгляд, написанными ”от нечего писать”, претенциозными и банальными, запросила еще для ознакомления и другие стихи, отнюдь не свидетельство “отписочного” отношения к Вам, наоборот, - внимательного и благожелательного. И то, что она, ознакомившись с этими новыми стихами, нашла их слабыми и посоветовала Вам “подумать над более значительными темами” - опять же вполне правильное заключение.
      Подумайте-ка вместе со своими товарищами над такими, например, Вашими строками:

                                                       Выпал снег пушистой пеленой...
                                                       Провода, звеня, заиндевели, -
                                                       Лунный серп под берегом плывет...

или

                                                        И снова твой образ мне сердце связал
                                                        в тугой узелок...
                                                        Я сдерживал влагу несдержанных слез
                                                        И слушал ритмический гул колес...

Достаточно. Разве не ясно и без особой “компетенции в области поэзии” (в которой, впрочем, мне Вы не отказываете, поскольку “спрашиваете” именно моего “авторитетного” мнения), разве не ясно, что Вы еще в том периоде стихописания, когда что подвернулось, то и идет в строку: и чужие, готовые, ставшие уже пошлыми слова, и малограмотный оборот, и этакая “красивость”, и что угодно.
     Я считаю, что в одном рецензент допустил безусловно ошибку, - когда посоветовал Вам предложить в местную газету стихи о Клиберне по случаю его приезда в СССР на гастроли. Я бы этого Вам не посоветовал.
   
 Пишу Вам так распространенно, несмотря на крайнюю мою занятость, потому что, к сожалению, Вы не единственный случай такой огорчительной претензии (со стороны начинающего) на особое к себе внимание без достаточных к тому оснований. К сожалению, весьма характерным для авторов, подобных Вам (им же несть числа), явялется и высокомерно-пренебрежительное отношение к скромным и добросовестным рецензентам, которым, например, я многим обязан в своем развитии в пору юности.
   
 Хотел бы, чтобы Вы пораздумали над этим моим письмом и показали его своим товарищам, - это, мне думается, было бы не без пользы.
      Желаю Вам всего доброго.
                                                                                                                                       А.Твардовский

Романовичу С.А.
19 августа 1960 г.

      Уважаемый Сергей Александрович!
К сожалению, ожидаемой Вами “большой радости” письмо мое не принесет.
    
 Бывает так, что изложить пережитое словами, способными волновать других, не удается тому, кто полон этим пережитым. Рукописей, подобной Вашей, я получаю порядочно. Основная беда их авторов в том, что, пережив личную трагедию, они очень часто бывают не в силах подняться над только личным, взглянуть шире, найти в своей судьбе образ трагедии, по крайней мере, целого поколения наших людей.
      Так именно дело обстоит и у Вас. Вам трудно оторваться от личного потрясения, жестокой обиды, огромной боли, - все это понятно. Но заставить меня, читателя, разделить с Вами эти чувства Вы не можете, - не получается. Описание момента обыска и ареста под Вашим пером не вырастает в картину, которая бы трогала читателя, испытавшего или не испытавшего что-нибудь подобное. Мне кажется, все это я уже читал, слыхал, знаю и ничего здесь нового для меня нет. Именно потому, что Вы заняты исключительно самим собой, актом несправедливости, коснувшейся только Вас лично, Ваш личный случай не приобретает художественной индивидуальности, сливается со множеством таких историй, представляется заурядным. Это трудновато понять, но речь идет об одном из главных законов искусства. В искусстве личное, не теряя своей индивидуальности, выступает как выражение общего, отнюдь не в смысле однотипности. Научиться этому, скажу прямо, очень трудно, вряд ли и возможно в Вашем возрасте.
     То, что Вы не идете в осмыслении пережитого дальше лично пережитого, сказывается в том, например, что поэма Ваша как бы обращает урок ко всем, кто не был репрессирован, к тем, что "грелись на пляже в солнечных Гаграх". Мало того, что этот упрек несправедлив по существу, но он отталкивает читателя, - Вы как бы кичитесь перед ним теми испытаниями, какие выпали случайно на Вашу, а не на его, читателя, долю. Но нельзя же рассчитывать на понимание и сочувствие лишь тех, кто пережил сходную с Вашей судьбу.
   
 Может быть Вы напрасно выбрали стихотворную форму. Стих Ваш весьма несовершенен, несет в себе отголоски разных влияний (то Есенин, то Маяковский), воспринятых чисто внешне. Едва я начинаю читать “осени морда брызжет слюной”, я читатель, уже плохо верю, что Вы мне расскажете что-нибудь дельное, значительное. Не должен человек щеголять такими дешевыми “красотами стиля”, если он собирается говорить о том, что у него болит. Ни к чему, конечно, “Заратустра” (рифма люстры), “Мефистофель” (конечно, профиль), “тога на бедрах(!) Катона” и т.п. Немыслимо, чтобы человек, прощаясь с женой в час ареста, называл ее (вслух или мысленно): “Милая! Лунная!” Словом, Вы, не замечая того, то и дело впадаете в пошлость и вычурность, и это тяжкий грех.
    Может быть, Вам лучше было бы попытаться изложить пережитое просто в прозе, по крайней мере это сообщило бы ему большую серъезность и достоверность.
                                                                                                                                       А.Твардовский

                                                                                                                                  Подборка Г.Меш

Из книги А.Твардовский. Письма о литературе. М.,"Советский писатель",1985.                                                       Фото из сайта: www.hrono.ru/biograf/tavardov.html

НАЧАЛО                                                                                                                                                                                        ВОЗВРАТ