А не это ли главное в поэзии?
…тихо звучит «Колыбельная»:
Родила тебя в пустыне
я не зря.
Потому что нет в помине
в ней царя.
С тою нежностью, как могла бы петь просто Мать, а не
Богородица…
И полные скорби созвучия:
Мать говорит Христу:
- Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?
Наполнены сомнениями матери в той же мере, в какой её
саму прожигает боль за сына…
Есть нечто арианское в трактовке И.Бродским образа
Христа: вероятно, он считал самого главного персонажа
человеческой истории человеком, совершившим за краткую
жизнь сложнейшую трансформу своей души: доказавшим свое
сыновство Богу, и указавшим путь грядущему человечеству,
которым оно, увы, двигаться не смогло.
Жизнь -- форма времени. Карп и лещ --
сгустки его. И товар похлеще --
сгустки. Включая волну и твердь
суши. Включая смерть.
Афоризмы срываются пеной с волн длинного стихотворения
-
или не большой поэмы: афоризмы впечатываются в сознанье
читающего, даже если он не согласен с их сущностью:
Одиночество учит сути вещей, ибо суть их тоже
одиночество.
Вероятно, славно воспринимать весь мир - вещественный в
том числе -
одушевленным; однако сомнительно, чтобы
сугубо человеческое ощущение одиночества
распространялось на расположенные в комнате предметы.
Ибо повествование «Колыбельной трескового мыса»
разворачивается в комнате -
чтобы выйти в океан мира;
как элементы абсурда, вплетенные в переусложненную ткань
произведения, мазью иронии врачуют душевные раны
человека - замученного веком (Как писал вряд ли близкий
Бродскому Владимир Соколов: Я устал от двадцатого века,
От его окровавленных рек. И не надо мне прав человека, Я
давно уже не человек.)
Рыба уходит прочь.
Но другая, точь-в-точь
как ушедшая, пробует дверь носком.
(Меж собой две рыбы, что два стакана).
И всю ночь идут они косяком.
Но живущий около океана
знает, как спать, приглушив в ушах
мерный тресковый шаг.
«Колыбельная трескового мыса» - своеобразная симфония
Бродского: музыкальность повествования поднимается на
новые и новые регистры, доходит до космических, мало
известных человеку, и, тем не менее, густо заселенных
просторов; рассказ о собственной доле, с которого
начинает жить вещь, отступает на второй план, оставив
подробности изломистого пути в словесных пластах…
…и зловещие сны реальности отступают от скрипа двери,
вызванного приходом трески...
Ноктюрн маньеризма
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ