ВОЗВРАТ                                             

 
    
Июль 2019, №7        
 
 
Литературная география_________        
            Борис Подберезин             
 
 
                 

                              Самовар Иосифа Бродского,

                                         или четыре счастливых случая Романа Каплана
 

                   

                                                 Зима. Что делать нам в Нью-Йорке?
                                                 Он холоднее, чем луна.
                                                 Возьмем себе чуть-чуть икорки
                                                 и водочки на ароматной корке…
                                                 Согреемся у Каплана.
                                                                                         И. Бродский

      Коммерсантом Бродского сделал случай. У случая были конкретные имя и фамилия: Роман Каплан. Роман - ленинградец, переживший блокаду. Закончил ИнЯз, учился в аспирантуре, но тяготел к искусству и работал в Эрмитаже. Еще в молодости познакомился с Бродским и судьбы их причудливым образом переплелись. И Каплан, и Бродский рвались из СССР на Запад. Помог счастливый случай, на этот раз по имени Ричард Никсон. В 1972 году накануне его визита в Москву Брежнев сделал широкий и расчетливый жест: распорядился выпустить большую группу евреев в Израиль. И Роман, и Иосиф попали в заветный список. Капалану, правда, пришлось пересидеть несколько лет на исторической родине. Бродский оказался в Америке почти сразу.
      Переехав из Израиля в Нью-Йорк, Роман кинулся на поиски крыши над головой и заработка. Тут счастливый случай явился в обличии миллионера, владевшего множеством домов на Манхеттене. Благодетель изрек: «У меня есть отель на Парк Авеню. Я дам тебе работу ночного портье и жилье за 10 долларов в день». Каплан едва не зарыдал от счастья. За трудовую ночь он получал большие для себя деньги - 40 долларов.
      В отеле, больше похожем на высотный барак, жило немало русских. Одним из них был Эдуард Лимонов, написавший здесь свою скандальную книгу «Это я, Эдичка». В главе «Отель Винстол и его обитатели» Лимонов знакомит с этой трущобой: «Мой 16-й этаж весь состоит из клеток, как, впрочем, и многие другие этажи. Когда я, знакомясь, называю место где я живу, на меня смотрят с уважением. Мало кто знает, что в таком месте ещё сохранился старый грязный отелишко, населенный бедными стариками и старушками и одинокими евреями из России, где едва ли в половине номеров есть душ и туалет».
      Следующий счастливый случай звался Эдуардом Нахамкиным. Выпускник знаменитого рижского института инженеров гражданской авиации эмигрировал в США. Там он ошарашил публику своей наглостью, открыв в центре Манхеттена в нескольких кварталах от легендарного Метрополитен музея художественную галерею. Нахамкин делал ставку на советский андерграунд. Каплан, друживший с Михаилом Шемякиным, Олегом Целковым, другими молодыми авангардистами, был для него находкой. Так Роман стал директором галереи Нахамкина.
      Галерея закрывалась рано - в 6 часов. Кучковавшаяся там эмигрантская богема перебиралась в квартиру Каплана, благо он жил уже на Мэдисон Авеню - нужно было только перейти на другую сторону. В квартире Романа эта публика со вкусом выпивала, закусывала, делилась новостями от общих знакомых из СССР и вальяжно вела умные разговоры в стиле «пикейных жилетов». Но этот пир мысли портило ворчание жены Романа, Ларисы. Возвращаясь запоздно с работы, усталая, она мечтала лишь добрести до дивана, а приходилось убирать за гостями, мыть посуду. В конце концов, Лариса взбунтовалась: «Если тебе так хочется поить и кормить своих друзей каждый день - открой ресторан!» Роман вспоминал: «Она сказала это с вызывом, без всякого сомнения. Мол, вот сейчас они к тебе приходят на халяву, а как откроешь ресторан, если откроешь, они к тебе ходить не будут».
      Мораль Каплан пропустил мимо ушей, а идея запала в душу. Вскоре он взялся за дело. Отыскал восемь пайщиков, согласившихся стать совладельцами нового русского ресторана под обещание дивидендов в 10% годовых. Облюбовал подходящее здание на 52-й улице неподалеку от знаменитых бродвейских театров. Один из них был совсем рядом, и мысленному взору Романа открывалась идиллическая картина: после спектакля зрители толпами валят в его заведение - поужинать, обсудить спектакль. Был расчет и на эмигрантов - ресторан нарекли «Русским самоваром».
      Увы, от столкновения с реальностью хрустальная мечта разбилась вдребезги и со звоном. Звон смахивал на погребальный. Всё в здании обветшало и требовало серьезного ремонта - полы, отопление, трубы, электропроводка. Денег на это не было. А тут еще на соседнем пустыре затеяли стройку, и она наглухо загородила ресторан от взоров театральной публики. Концессионеры, почуяв неладное, потребовали назад свой почивший в бозе капитал. Запахло большим скандалом. Зловещая тень банкротства нависла над Капланом. Положение было убийственно безысходным. Тут-то судьба и послала Роману главный в его жизни счастливый случай. На исходе очередной бессонной ночи незадачливый ресторатор включил радио. Бесстрастный голос диктора вещал новости. Одна из них ввела Каплана в трепет: Нобелевская премия по литературе присуждена Иосифу Бродскому. Роман, как учили, перешёл от простого созерцания к абстрактному мышлению: нобелевка - это не только медаль и почет, но и внушительная призовая сумма.
   Безысходность не оставляла выбора: Каплан набрался смелости и позвонил новоиспеченному лауреату. Попросил помочь деньгами. Далекий от бизнеса Бродский спросил совета у своего процветающего друга Михаила Барышникова. «Мышь» - так звал танцовщика Иосиф Александрович, отозвался дельным советом: «Давать деньги в долг рискованно. Давай выкупим доли недовольных акционеров». Так и поступили.
      Внезапно появившиеся деньги реанимировали стоящее одной ногой в могиле заведение. Новая жизнь разлилась по зданию. На стенах появились картины и рисунки Шемякина, других художников, фотографии, автографы. Завеяло уютом. Последним штрихом стал белый рояль, переданный ресторану Барышниковым. Но важнее денег оказались имена новых владельцев. На эту приманку потянулись не только соотечественники, но и американцы. Следом- именитые европейцы.
      В Каплане открылся новый талант - кулинарный. Гурманы закатывали глаза от его борща и домашних пельменей. Меню запестрило родными для русского глаза и экзотическими для иностранцев блюдами: разносолы, квашеная капуста, соленые огурцы, холодец, рыбец с хреном. Свои фирменные яства подкинули посетители: литератор Юз Алешковский подарил рецепт холодного борща, а Мстислав Ростропович - чесночной водки, которую нарекли «пейсаховкой».
      Каплану удалось сделать не просто ресторан, а что-то вроде престижного клуба для богемы. В «Самоваре» не только выпивали, закусывали и общались. Здесь проводились выставки, презентации новых книг, выступали поэты, художники, музыканты. Традицией стали празднования дня рождения Бродского. Ресторан превратился в американскую Мекку русской культуры. Именитые гости оставляли автографы. Чаще - стихотворные. Василий Аксенов:
                                                        Входи сюда, усталая мужчина,
                                                        И отдохни от чужеземных свар.
                                                        Нам целый мир покажется чужбиной,
                                                        Отечество нам «Русский самовар!»

       Мстислав Ростропович:

                                                         Забудем всё. Забудем горечь.
                                                         Мы в «Самоваре». Ростропович.

       Сергей Юрский:

                                                         Ну и не надо шума-грома.
                                                         Есть «Самовар». А в н
ем есть Рома.

      Анатолий Найман, в прошлом - литературный секретарь Анны Ахматовой и друг молодости Бродского, написал о заведении целую книгу - «Роман с “Самоваром”».
      Какие имена звучали здесь! Из СССР приезжали Белла Ахмадулина, Булат Окуджава, Фазиль Искандер, Андрей Вознесенский… Родион Щедрин и Майя Плисецкая, Иннокентий Смоктуновский и Михаил Ульянов, Зиновий Гердт и Михаил Козаков - всех не перечислить. Не отставали и «западники»: Курт Воннегут, Николь Кидман, Милош Форман, Сюзан Зонтаг, Мишель Легран, Марсель Марсо, Лайза Минелли...
      Залетали и случайные люди. Новый русский в малиновом пиджаке, гремя золотыми цепями, выпытывал у Каплана:
      - Слышь, а кто здесь кормится?
      - О-о-о! - затянул Роман - «Все промелькнули перед нами, все побывали тут» - помните у Лермонтова?
      - Угу! - дернул кадыком не шибко образованный гость. Говорят, вернувшись в СССР, он снисходительно поучал партнера по бизнесу: «Братан, знаешь стихотворение поэта Лермонтова про русский ресторан в Нью-Йорке? Нет? Тёмный ты, братэлла, подучиться надо».
      Коренные «самоварцы» с энтузиазмом украшали интерьер своими подарками - картинами, рисунками, безделушками. Хронически безденежный Довлатов купил на последнюю наличность старый самовар. Денег на транспорт не осталось. Так и нес его на руках из Квинса на 52-ю улицу! Зато потом сидел в ресторане под собственным самоваром.
       Евгению Евтушенко пришло в голову: «Самовар», с его атмосферой почти интимных посиделок, - лучшее место, чтобы попытаться прекратить пожизненную войну с Бродским. Попросил Каплана выступить посредником в мирных переговорах. Увы, Иосиф Александрович, завидев «заклятого друга», вошедшего в ресторан с руками, распростертыми, как крылья голубя мира, демонстративно отвернулся. Валентин Гафт откликнулся на событие в журнале автографов:

                                                       Страниц касался этих Бродский
                                                       И Евтушенко, что Евгений.
                                                       Да, в этой жизни идиотской
                                                       Полно дурацких совпадений!

      Бродский часто наведывался в «Самовар». Садился за столик в дальнем правом углу зала. Кулинарные изыски его не влекли, - заказывал пельмени, холодец, селедку с луком. Случалось, после второй - третьей рюмки выходил к роялю и в упоении пел, - по словам Каплана «Чудовищно. Но самозабвенно». Особенно любил «На позицию девушка», «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина...». Иногда переходил на романсы.
      Каплан Бродского боготворил. Лишь однажды обиделся - Иосиф Александрович не пришёл в «Самовар» на его юбилей. Но на следующее утро помятый, едва живой Бродский виновато протянул Роману листок:

                                                       Прости, Роман, меня, мерзавца,
                                                       дай по лицу.
                                                       Но приключилось нализаться
                                                       вчера певцу…

                                                       И потому в твоей гостиной
                                                       был только Юз.
                                                       Роман, я был всегда скотиной
                                                       и остаюсь.

                                                       Прощенья нет подобной твари
                                                       (плюс иудей).
                                                       И нет мне места в "Самоваре"
                                                       среди людей.

                                                       В приличный дом теперь ублюдка
                                                       не станут звать.
                                                       Там, где блистают Лара , Людка,
                                                       мне не бывать.

                                                       Теперь мне пищей, вне сомнений, -
                                                       одна маца.
                                                       Ни шашлыка мне, ни пельменей,
                                                       ни холодца,

                                                       ни рюмки дорогой отныне.
                                                       Душою стар,
                                                       войду я, как Моисей в пустыне,
                                                       в ближайший бар

                                                       и прошепчу, припав к стакану
                                                       сухой губой:
                                                       «Ура! 55 Роману!
                                                       O boy! O boy!»

      После смерти Бродского над его столиком водрузили портрет поэта в черной рамке. Каждый год 24 мая в «Самоваре» по-прежнему отмечают день рождения Иосифа Александровича. Его вдова, не любившая Америку, продала свою долю и переехала в Италию. Барышников тоже вышел из совладельцев. Но дух Бродского, как и прежде, витает в «Русском самоваре».

                                                                            * * *

      Бывая в Нью-Йорке, я приходил обедать в легендарный ресторан. Каплана застал лишь однажды. Дернулся было к нему, но передумал - представил, как надоело этому пожилому человеку отвечать на вопросы о Бродском. Разглядывал картины и фотографии на стенах, читал записи знаменитых гостей. Разгадывал лица на полотне, пародирующем «Бурлаков на Волге», тянувших вместо баржи гигантский самовар: Каплан, Бродский, Барышников, Вайль, Довлатов, Окуджава, Евтушенко… На двери с автографами наткнулся на подписи приятелей молодости - Петра Вайля и Александра Гениса. Улучив момент, когда в зале никого не было, присел за столик Бродского. Обернулся к его фотографии и память мгновенно воскресила строки:
                                                   Зелень лавра, доходящая до дрожи.
                                                   Дверь распахнутая, пыльное оконце.
                                                   Стул покинутый, оставленное ложе.
                                                   Ткань, впитавшая полуденное солнце.

      Вошел новый посетитель и я поспешно вернулся за свой столик. Теперь фотография Иосифа Александровича оказалась напротив меня. Бесстрастное лицо. Отрешенный взгляд.
      Я всматривался в портрет, а в голове вертелось:

                                                   Ах, улыбнись, ах, улыбнись, во след махни рукой.
                                                   Когда на миг все люди замолчат,
                                                   Не далеко за цинковой рекой
                                                   Твои шаги на целый мир звучат.

                                                                                                      
                © Б.Подберезин

                 Предыдущие публикации и об авторе - РГ №5, №4, №3, №1 2019г., №12, №11, №8 2018г.          
НАЧАЛО                                                                                                                                                                ВОЗВРАТ