ЛЕСТНИЦА МИХАЙЛО ЛОМОНОСОВА
Ломоносов, жизнь какого сплошное преодоление, помноженное на
прорыв, сделал, вероятно, первую попытку обмирщения книжной,
высокой речи, речи, вскормленной классицизмом:
Неправо о вещах те думают, Шувалов,
Которые Стекло чтут ниже Минералов…
Но обмирщение подобного рода не есть путь вниз
-
напротив: за этой попыткой стоит совсем иное видение реальности;
подобно тому, как заглавные буквы в словах «стекло» и
«минералов» свидетельствуют о высоком почтение, какое выказывает
поэт и ученый нормам и сути вещества, столь необходимого в
жизни…
Словесная живопись высокой степени выразительности присуща многим
произведениям Ломоносова, и самая тяжесть их, плотность и
вещность, точно есть следствие неустанно бушевавшей в сознание
его поэтической стихии, выплескивающей могучие краски на холст
бумаги:
Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина,
Блаженство сел, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!
Вокруг тебя цветы пестреют
И класы на полях желтеют;
Сокровищ полны корабли
Дерзают в море за тобою;
Ты сыплешь щедрою рукою
Свое богатство по земли.
Мера искусственности, которая слышится сейчас в
стихах Ломоносова, как и в любых стихах восемнадцатого века,
преодолима за счет осознание временных пределов, в которые
вписаны эти сочинения: вписаны с тем, чтобы проложить мостки
будущему, которое будет распоряжаться языком совершенно иначе.
Ломоносов, ответствующий Анакреону; Ломоносов,
могущий петь о любви, но:
Героев славой вечной
Я больше восхищен.
Ибо сам Ломоносов
- герой, прободающий
пространство ради победы света; ибо он
- несущий факел во тьму,
любезную большинству; ибо поэтическая речь его - сгусток сил и
таланта, мускульно поднимающее свое время, чтобы приблизить его
к потомкам…
Ломоносов
- игривый в речи, ловко воспевающий бороду, славное
струенье волос:
Борода предорогая!
Жаль, что ты не крещена
И что тела часть срамная
Тем тебе предпочтена.
Ломоносов, щедро раздаривавший впечатанные в
него многие дары, дабы в мире увеличивалось количество света, и
уменьшался процент несправедливости…
ВОЛЬНОДУМНЫЙ ДЕНИС ФОНВИЗИН
Вольнодумство; Вольтер и Гельвеций, освещающие
тропы мысли; Фонвизин становится постоянным участником кружка,
собиравшегося в доме князя Козловского; литературные занятия
оказывают ему помощь в служебной карьере, а перевод трагедии
Вольтера обращает на себя внимание знатоков.
…наконец, Франция становится реальностью: письма
Фонвизина оттуда носят ярко выраженный социально-экономический
характер; а встреча с Франклиным в Париже имеет, вероятнее
всего, литературное продолжение: образ Стародума в знаменитой
комедии.
Митрофанушка зрел
медленно, как тесто, чья сатирическая масса
обещала великолепные пироги.
Митрофанушка зрел, набирая сил у окрестных
недорослей, так обильно представленным по русским городам и
весям.
Великолепная веселость сочетается с остро
отточенным карандашом сатиры, и многие реплики пьесы уходят в
вечное странствие по умам, не говоря
- персонажи начинают жить
среди людей из плоти и крови.
Повезло тому, кто встретил превосходных
учителей: ведь во многом они определяют жизнь вашу, ту, которая
ждет, ту, какая получится…
А встречаются всё больше Вральманы…
Великолепная веселость…
Пушкин, так ценивший ее, находил общее у Гоголя
и Фонвизина.
Екатерине не нравились сочинения Дениса
Ивановича: пятитомное собрание сочинений было запрещено
издавать.
Жизнь была сильно омрачена болезнью - но ничто
не омрачит торжество главной пьесы классика, не считающейся со
временем, не знающей ничего про смерть и Лету.
ГРУСТНЫЙ ГОГОЛЬ
Чичиков соответствует времени нынешнему - как,
вероятно, будет соответствовать почти всем временам: пока
человек не изменится физически, не станет другим физиологически,
пока он будет оставаться природным буржуа, мещанином, рантье…
Подлинно ли души умирают в недрах тел: ибо
именно это, как известно, и имелось в виду?
Но это «иметь в виду» связано с порывами самого
Гоголя - высокими, и устремлениями
тонкими, куда там лучи Рентгена! Связано с убежденностью, что
жить надобно темой духовного роста, постоянного
совершенствования себя, тогда как жизнь хозяйством, как у
Собакевича (крепкий, кстати, сильный хозяин) есть вариант
внутренней низины, из которой не подняться уже…
Но типажи и образы «Мертвых душ» совсем не
мертвые, если вглядеться в окружающий нас человеческий пейзаж:
большинство живет так, и, вероятно, будет еще жить неисчислимые
гирлянды веков: свой дом, своя семья, достаток…
Что для человека важнее?
Но Гоголь не хотел эим жить, он рвался в
космическую запредельность духа, для него выражавшуюся церковным
деланием, он жаждал ухода в иные реальности, и -
мечтал об усовершенствовании человека.
Россия жрет.
Спит, играет в карты…
Мчится на бричке - как
вариант: но это движение по пути обогащения, а вовсе не полет в
сокровенные пределы духа.
Всё конкретно, смачно, сочно, как гоголевские
описания - еды ли, внешности людской,
усадебного быта.
Мечтательность порок, когда даже попытки
реализовать мечты не производится: на сцену выходит Манилов,
рассуждая о майском дне с именинами сердца.
Скукоженный Плюшкин противоречит тематике обычного русского
размаха; но разнообразие людских типажей слишком велико,
встречается и такое…
Россия, сильно изменившись внешне, остается
очень похожей на гоголевскую Русь: и в учреждениях вечно
встречаются кувшинные рыла, и аферисты выигрывают в большей
степени, нежели люди, занятые устроением собственной души
(впрочем, победы последних лежат в плоскости, не подлежащей
объективным исследованиям).
Остается зайти во дворик и поглядеть на скорбный
памятник Гоголю, так точно передающий поздние настроения самого
грустного классика…
©
А.Балтин
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ
рубрика
"Литературоведение"
и
№9 2018
№3 2017 №9 2016
№9
2015
№6 2012
№2
2010
№5 2009
№4
2008
№3 2007