1891-1940

                                          МИСТИКА СТИЛЯ МИХАИЛА БУЛГАКОВА

1

       Все три романа Булгакова дают разные варианты языка - так, будто писал их не один автор; и это разноголосица точно определяет масштабы дарования: менее одаренный писатель на такое не способен.
       Густой, хочется сказать мясной, вещный язык «Белой гвардии», где пласты городских описаний возникают великолепными холстами масляной живописи, и - несколько небрежный, шероховатый язык «Театрального романа», чудесная галерея персонажей которого вовсе не страдает от мнимого изъяна…
        И наконец, язык сакрального романа, который если уж определять - то в категориях чуда.
       Интересно читать ранние варианты - как вылуплялись постепенно персонажи, как выкристаллизовывался подлинный стиль…
        О! это стиль огня и поэзии, язык в высшей степени цветовой: роман дан в зеленых тонах - от нежного рассветного неба до насыщенного малахита, но иудейские главы текут песочным золотом: льются в перешеек песочных часов мысли - необыкновенной и необычайной.
        Известный нам по сумме Евангелий Иисус, насколько «известный» применимо к самому главному персонажу человеческой истории, предстает в инаком свете: очень человечный, без божественного отблеска, как будто…
        Но - кто может поручиться, как было на самом деле? Ведь все Евангелия - это списки со списков со списков: а теплая доброта и кроткая мудрость Иешуа так соответствуют фактору чуда - разумеется, превосходящему знания медицины.
        Возможно, грандиозная махина чрезвычайно сложного романа явилась Булгакову в целостности: во сне, к примеру, но уточнялись линии, уяснялись персонажи, вспыхивали факелы языка постепенно, очень медленно.
         …бывают, особенно сейчас, люди, прочитавшие за жизнь 10-15 художественных книг, но о «Мастере и Маргарите» (часто еще о «Мертвых душах») и они будут говорить с теплотою.
         Два романа, озаренных чудом; два романа, об устройстве которых хочется рассуждать, но все рассуждения бесплодны: ибо сделанное превосходит способности судящих.
        Внешний, юмористический слой Мастера, конечно, наиболее легко считывается, он относительно прост; но подспудно разворачивающиеся драмы: от евангельских, по своему трактуемых идей, до освещения вариантов расплаты, можно расшифровывать до бесконечности.
         Глубоки спуски в бездны романа - но бездны эти световые, сколь бы ни рядили церковные люди - допустимы ли симпатичные изображения нечисти: роман светлый, от света, и ради его укрепления в этом мире написан.
         Иначе бы - не читался так, ибо подспудно любой из нас - представителей конфликтного и жестоко вида - тяготеет к свету…

2

       Жизнь пестрая, как клетка с попугаями, жизнь шумная, в чем-то сбитая, часто напоминающая броуновское движение: такова, данная в фельетонах Булгакова. Иные из них, как например «Вода жизни» совершенны в плане языка: сила глаголов! - и каково их речевое разнообразие в панораме бега жителей села за водкой!
        Мошенники, чиновники, красноармейцы, банщики, спириты, полуграмотные мычащие существа, дворники, обитатели коммуналок - неистовство красок, и смех, смех…
         Чудесный, хоть и несколько страшный мир: иные персонажи могут укусить.

3