Сергей Есенин
К 125-летию со дня рождения
1895-1925
1
Пророк волшебного, теремами - в том числе словесными - украшенного Китежа, последний звонкий голос деревни, Есенин воистину ощущал:
Не устрашуся гибели,
Ни копий, не стрел дождей, -
Так говорит по Библии
Пророк Есенин Сергей.
Мистика «Инония» - от замшелых камней вечности, от Голубиной
книги, от резервов Руси: позабытых, но не растраченных.
Мистика - от ощущений ложности церковного
обряда: если не от знания правды Христовой, ибо, когда пророк
утверждает:
Время мое приспело,
Не страшен мне лязг кнута.
Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта.
Тут нет никакого кощунства: Христос рёк на Тайной вечере: ешьте
хлеб-плоть-суть моего учения, и пейте вино-кровь-сущность моих
слов: то есть - следуйте моему примеру, и
возможете построить приемлемый социум на земле.
Следовать не смогли.
Заменили ничего не значащим, пустым, мертвым обрядом, и
пророк-поэт понял это.
Не хочу я небес без лестницы…
Глобальный символ - лестница,
отставленная в плоскостном, косно-материальном существование
человечества - возникает неспроста:
небеса невозможны без оной.
А свет, изливающийся из них, может гармонизировать пространство
и жизнь, если его правильно понять.
Но - рвутся упругие ритмы «Инонии», мощь
ее - из звездных
бездн; мощь сокрушителя - ради созидания.
Так Хлебников мечтал о грядущем очищение-объединение, всерьез
назначая себя председателем земного шара, ибо ведал, какие
векторы будут во благо.
Многоцветны ранние поэмы Есенина: есть в их цветовой гамме нечто
от мистической Византии грядущего, где старых нет, до которой не
добраться, даже громоздя невиданные словесные картины.
И «Отчарь», и «Октоих» переполнены небом, хлебом, месяцем,
тучами; метафорика их густа, как алхимический раствор в не
зримой колбе; и всё в них - устремленность
в будущее, чьи громы - но и гармонию - не
представить пока.
…гигантский рост Есенина поэта позволял ему нести на руках
солнце, и видеть кроткие коровьи очи Руси.
«Октоих» - личная, кратко и сильно выстроенная молитва, с таким
соприродным ощущениям запредельности, что и читающий начинает
верить в нее:
"О дево
Мария! -
Поют небеса. -
На нивы златые
Пролей волоса.
Омой наши лица
Рукою земли.
С за-гор вереницей
Плывут корабли.
Если избыточно яркая, пестрая до ряби в
глазах «Марфа Посадница» больше каталог словесных узоров, то «Инония»,
«Октоих» это живая, древняя, отчасти сектантская, отчасти
эзотерическая метафизика…
И - пророчества…
А сбудутся ль?..
Пока остается только причащение высотам поэзии, предложенной
Есениным.
2
Черный костюм, черный
цвет...
Черный - как свидетельство об отказе от
жизни: если чернота: проран, провал, никакой свет невозможен...
Такой нежный, напевный, сверх-русский Есенин, мерно
погружающийся в бездны - при чем сразу в
две: христианской, отчасти сектантской мистики и пьянства,
Есенин-гений, Есенин-красавец, непонятно зачем гробящий себя,
видит тень в костюме - при том костюм такого же черного
цвета, как страшная, инфернальная тень...
Заметим в скобках: Моцарт, выше Есенина даром, видел, вероятно,
такое же существо (только, пожалуй в плаще угольного цвета),
пришедшее ему заказывать последний шедевр - Реквием.
И еще раз - в скобках: покупатель тени у
Шамиссо из той же серии, если вообще не один и тот же персонаж.
Прескверный гость Есенина ничего не заказывал - просто появлялся:
может быть на скамье бульвара, мимо которой проходил Есенин,
может быть в комнате: на миг, не поддержишь диалога, в отличие
от черта Ивана Карамазова (кстати, "Черный
человек" вполне достоевская поэма, хотя отношение Есенина к
старшему русскому классику, кажется, четко,
не проявлено).
Амбивалентность - красивое слово, какое вряд ли бы когда
употребил Сергей Александрович, тем не менее двойственность
столь понятна и привычно ему, что... Как в раннем стихотворение:
"Душа скорбит о небесах, она не здешних нив жилица...", но - это
спокойно, без бури, потому, что "Чёрный человек" - весь буря, и
точку спокойствия внутри, в центре, не найти.
Страшная поэма.
Заставляющая вспоминать все худшее в себе,
как заставлял гостей это делать Фердыщенко.
(Достоевский-Есенин, Державин-Есенин... у последнего часто
играет, гудит, трубит звук первого; Моцарт и Есенин - а что?
иные стихи Есенина звучат, как части фортепьянных концертов
Вольфганга Амадея)
Есенин - ощущающий код всеобщности, Есенин, как... где-то наше
больше всё, чем Пушкин (даже современные подростки, ничего не
читающие, знают, что Есенин - это тот, который Сашу Белого играл)...
Вероятно, мы ушли далеко от "Черного
человека", но он - последний, он - тень тени, он - приговор,
хотя приговора и не было.
Он просто приговор к самому себе - в том числе и к своей
гениальности (не стоит разбрасываться этим словом, полноценных
гениев в русской поэзии было, вероятно, три: Пушкин, Лермонтов,
Тютчев), но были поэты, подходившие к этой планке.
Впритык.
Фет.
Блок.
Мандельштам.
Есенин.
Без весеннего Есенина и весна не весна.
Без дремучей прозы его - проза русская не полная.
(Лучшее всего писал о литературе Виктор Шкловский - литыми,
короткими фразами, что поднимались по лестницам смыслов)...
В одном ерундовом интернетном тексте было написано, что Есенин -
контактер: он общался с инопланетянами, и однажды якобы
свидетель видел: три маленьких, глазастых человечка были выгнаны
Есениным тростью пресловутой (той, что полетит в зеркало) в окно.
Самое интересное в теме инопланетян то, что она вовсе не
интересна.
Она не дает ничего ни уму, ни сердцу, ни
сердцу сердца.
Тем не менее, Есенин был, конечно контактером
- с золотыми дугами неба, с фиолетовыми разводами оного, плавно
входившими в его стихи, с...
С тем, что масса русских помнило множество стихов Есенина
наизусть - не по урокам, а по велению душевному...
И, хоть "Черный человек" кончается
безысходно - безысходность это внешняя, ибо если возможен такой
шедевр в языке, то и не очень важно, что ночь наковеркала...
P.S. ...про спорную, из первых строку поэмы: "Голова моя машет
ушами, как крыльями птица, ей на шеи ноги маячить больше невмочь...":
так в советских изданиях, и - не верно, конечно: разумеется -
"...ей на шеи ноЧи маяЧить больше невмоЧь...": чудовищная, и
чудовищно прекрасная звукопись великого, великого, великого...
3
Есенин, вероятно, самый родной русскому
сердцу поэт - даже то, что в уголовной
среде человека, пишущего стихи, именовали «есенин» дополнительно
свидетельствует об этом…
Вечный-Есенин, весенний-Есенин, трагичный-Есенин…
Возможно наиболее светлые его, без трагического излома стихи
- ранние, как «Выткался на озере…»,
например.
Но - ранние поэмы его, такие, как «Марфа
Посадница», или «Октоих» перенасыщены красками: и внешними и
метафизическими, и энергия их, вектор развития уже отдают нотами
излома: так мощно проявившегося в финале: в «Черном
человеке»… …заявленное в «Инонии»:
Время мое приспело,
Не страшен мне лязг кнута.
Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта.
Звенит вовсе не кощунством, а глубиной понимания: церковное
причастие мало что значит: речь в том стихе Евангелия, на
котором построен обряд, не о вине и хлебе -
а о сущности и сути Христовых слов, которым не смогли следовать
люди… - Есенин-зелени, Есенин-воды: сколько водоемов
таинственно мерцают в недрах его стихов!
Есенин избыточных словесных красок: полыхающая зелень, неистовая
рдянь, березовая белизна: космос русской
природы раскрыт так богато, что дух будет захватывать еще
у многих поколений…
Есенин психологических бездн: взаимоотношения людские вибрируют
метафизической раскаленной проволокой
чувств.
Есенин истории: рвется, разрывая, кажется,
и пространство на части, Пугачев, плазма русской истории в
причудливо-самородных образах слов раскрывается… в той же «Марфе
Посадницы»…
Философия космизма, мерцающая - возможно
неосознанно - в устройстве многих стихов:
Так кони не стряхнут хвостами
В хребты их пьющую луну…
О, если б прорасти глазами,
Как эти листья, в глубину.
И прорастал в глубину, не доступную до него, и открывал
кристаллы и алмазы бытия, безвестные раньше…
Есенин нежности и сини; страшной таинственной смерти; шаровых
контрастов, где чуть уже не формула безумия блистала…
Всего, всего - необъятно-русский, самый
родной русскому сердцу поэт…
4
Лингвистические лабиринты соответствуют
интенсивности есенинского словаря; но -
как философа рассматривать Есенина не принято: хотя именно
метафизики много в ранних его стихах и малых поэмах, и ею же
пронизаны «Ключи Марии» - работа столь же тонкая, сколь густо
окрашенная напряжением мысли.
…орнамент архитектурный нечто берёт от растительности, где травы
- волосы, а кора -
одеяние древесной плоти.
Утверждение Есенина, что душа человека слишком сложна для любых
форм клетки: звука ли, смысла - отдает
будущим: тем, где дОлжно расшифровать устройство души, ее
многослойности.
Стихи расшифровывают лишь отчасти.
Мысли, держащие их, работают с этим же вариантом постижения яви.
Орнаменты «Ключей Марии» красивы, как стихи.
Абзацы работы вещны, предметны: можно ощутить вес наполняющей их
мысли.
Мерцание таинственных ключей небесного свойства обещает цветовой
сад будущего: орнамент переходит в лингвистическое осмысление
слова, как феномена, ведущее к философии жизни.
И Китеж произведения, всплывая из мистических вод, сияет уплотненной
яркостью.
5
В определенном смысле
«смерть Есенина» звучит логичнее, чем жизнь -
не в том смысле, что именно за смертью началась буйная,
справедливая, громокипящая слава поэта, а в том, что многие его
стихи и поэмы точно заострены смертью.
О, разумеется - всякая подлинность от
света, и всякий значительный, не говоря великий, поэт идет
по его ступеням, но внутренняя бездна, адовый кошмар
существования могут быть таковыми, что срывается всё с петель…
«На рукаве своем повешусь…»
«…я очень и очень болен…»
Трагедия плескала поэтическими крыльями во множестве есенинских
гнезд, и великолепие стиха, буйное его
совершенство - дико запущенного сада
- снижало отчасти её звучание,
свидетельствуя - именно свет вёл его
изломами, сложнее которых не было.
Самоубийство, или убийство?
С одной стороны Есенин был из не многих поэтов, кто писал о
самоубийстве применительно к себе, с другой - обстоятельства в
стране - и вокруг поэта - складывались
так, что и убийство было вполне возможно.
Двойственность неизвестности: последняя тайна унесенная
поэтом в могилу, за чертой которой должен был открыться свет
подлинного поэтического рая ему - тому,
кто творил подобный на земле…
6
Обиход порождает орнамент, несущий яркую
торжественность - и меты лабиринта: в том
числе позаимствованного у природной жизни.
…Византия прорастает в эссе Есенина, чтобы ключи Марии заиграли
новым блеском; слово болгарских проповедников перекликается с
композициями новгородской и ярославской иконописи…
Поэзия, столь родная Есенину, пронизывает прозаический текст,
рассыпая перья жар-птицы, и призывая торжественно-пёстрый Китеж
не медлить со всплытием.
Мистические воды всегда мерцают над ликами подлинности: а более
подлинного и коренного явления, чем поэзия Есенина в русской
литературе не представить.
Звезды, ведущие в сад словесности,
закруглены суммами лучей, попытки истолковать которые дают новые
смысловые орнаменты.
Или - песню звука.
Образы древних певцов, менестрелей, сказителей и боянов
выступают пространно; и Гермес Трисмегист, раскрывший сокрытые в
богатстве своем Изумрудные скрижали,
вновь речёт про схожесть данном вверху с
тем, что снизу.
Расшифровка души, чья многослойность чрезмерно серьезна, дело
грядущего: скрытого в туманах: в том числе и орнаментов.
Возникает Давид - с древними речениями о
языке, который есть ключ души; воздух строится по-новому из
предметов мира: множатся символы, и орнамент мудрых и ярких
есенинских словес плетется так сложно,
что и глыбы стихов и поэм поэта взирают благосклонно на
прозаический труд ключей.
7
Огромность дара - не
соответствующая телесной человеческой малости!
Великолепие вселенского звука, - разрывающего душу.
Поэтическая избыточность, диктующая свои законы.
…и вот - нежный Лель, великолепный Есенин
спускается в алкогольную бездну: но и она не сулит покоя, давая
временные розовые иллюзии, и не более того; и его несет
на волне хулиганства - в шары неистовой
пустоты.
Они стукаются друг о друга, и из странного звука рождаются
невероятные, обнажённые болью стихи - как
«Исповедь хулигана»…
Как многое - ставшее онтологическим
ветром, продувающим антологии.
…даже нежное - из грубого оно родится
подчас.
Аккорды хулиганства - как игра?
Да нет: телесная жизнь имеет свои законы, и, пропитанная
неистовством дара, выплескивается так: в
пьянство, хулиганство.
…тень другого грандиозного поэта: из бездн совершенно инакого
времени и иного языка - мерцает за кадром:
Франсуа Вийона: тень, уплотненная стихами,
прошедшими сквозь века, какие не страшны и нашему
весенне-солнечному Есенину…
©
А.Балтин
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ
№12,