Вся эта таинственная история завершала долгую, сложную и жестокую игру вокруг писателя и его произведений. Булгаков об этой игре знал, постоянно видел в своем доме явных и тайных соглядатаев, глубоко переживал невозможность высвободиться из невидимых пут тягостного и опасного внимания: «Вот уже несколько лет, как в Москве и за границей вокруг моей фамилии сплетают домыслы. Большей частью злостные». И в другом письме: «Судьба моя была запутана и страшна». Только смерть разрубила этот узел. Менее всего Булгаков думал об официальном признании, почестях, званиях, орденах и прочих игрушках писательского самолюбия. Когда он вступил в 1924 году во Всероссийский союз писателей, у него попросили портрет для литературной выставки в «Доме Герцена». Автор «Белой гвардии» остроумно и тактично ответил: «Что касается портрета моего: ничем особенным не прославившись как в области русской литературы, так равно и в других каких-либо областях, нахожу, что выставлять мой портрет для публичного обозрения - преждевременно. Кроме того, у меня его нет». От ложной скромности и замкнутости Булгаков был далек, хотя и его посещали великие сомнения. В 1923 году, работая над «Белой гвардией», он записал в дневнике, только теперь обнаруженном в архиве КГБ: «Среди моей хандры и тоски по прошлому, иногда, как сейчас, в этой нелепой обстановке временной тесноты, в гнусной комнате гнусного дома, у меня бывают взрывы уверенности и силы. И сейчас я слышу в себе, как взмывает моя мысль, и верю, что я неизмеримо сильнее как писатель всех, кого я ни знаю. Но в таких условиях, как сейчас, я, возможно, пропаду». Путь его был прям и потому опасен, многотруден, а сам ход событий и литературные недруги не раз пытались толкнуть автора «Собачьего сердца» на дорогу, уводящую в сторону от истины. Вокруг него были тайные и явные враги и недоброжелатели, осведомители ОГПУ оказались среди друзей и близких писателя. Недаром Булгаков много думал и писал о «нелепости судьбы таланта», о «самых странных опасностях на пути таланта». Как и Пушкину, судьба порой являлась ему в виде беспечной и жестокой силы, играющей с беспомощными существами. В одном из грустных булгаковских писем другу, философу П.С.Попову, сказано с горечью: «Я ни за что не берусь уже давно, так как не распоряжаюсь ни одним моим шагом, а Судьба берет меня за горло». Однако это минутная слабость. Проработав немало лет в литературе и многое пережив, писатель уверенно говорил: «Не верю в светильник под спудом. Рано или поздно, писатель все равно скажет то, что хочет сказать… Главное - не терять достоинства». И когда во МХАТ позвонила из «Литературной энциклопедии» наглая редакторша и спросила, не перестроился ли автор «Дней Турбиных» после доносительно-разносной, директивной критики нанятых рапповцев и людей официоза, Булгаков, узнав об этом, резко заметил: «Жаль, что не подошел к телефону курьер, он бы ответил: так точно, перестроился вчера в 11 часов». В нем чувствовалась воля к жизни и творчеству, упрямая убежденность в правильности раз выбранного пути. И зрячее бесстрашие. В 1928 году Булгаков спокойно сказал в присутствии заведомого доносчика знаменательную фразу: «Советский строй - хороший, но глупый, как бывают люди с хорошим характером, но неумные». И, тем не менее, до конца жил и работал при этом неумном, хитром и жестоком строе. Ибо такова судьба русского писателя: жить и творить в реальной России, какая бы она ни была. Недаром смертельно больной И.Ильф, приходя к Булгакову, печально говорил: «Вы счастливый человек, без смуты внутри себя». Конечно же, самолюбивый, нервный и ранимый писатель знал и великие сомнения, минуты полной безнадежности и отчаяния, страдал от вечного неустройства жизни, постоянного гнета и клеветы, неудач, обманов и предательств. И все же написал в либретто оперы «Минин и Пожарский» удивительные слова: «Мне цепи не дают писать, но мыслить не мешают». Страшное давление бесчеловечной «системы» Булгаков ощущал постоянно, и в 1936 году один из его «друзей дома» передал в НКВД горькие слова опального драматурга: «Я похож на человека, который лезет по намыленному столбу только для того, чтобы его стаскивали за штаны вниз для потехи почтеннейшей публики. Меня травят так, как никого и никогда не травили: и сверху, и снизу, и с боков… Я поднадзорный, у которого нет только конвойных». И в пьесе «Александр Пушкин», предназначенной для мхатовской, то есть официально-«придворной» сцены, драматургом объяснена и предсказана собственная судьба: «Гибель великого гражданина совершилась потому, что в стране неограниченная власть вручена недостойным лицам, кои обращаются с народом, как с невольниками!..» Это услышали откормленные недостойные лица в правительственной ложе и нищий, но веселый крепостной народ, сидевший наверху в галерке. И в то же время сила духа и жизни Булгакова была такова, что смогла создать и защитить от беспощадного давления бесчеловечной власти свой добрый, светлый, веселый, умный и талантливый мир, куда стремились усталые, отчаявшиеся, изолгавшиеся, даже заведомые негодяи и предатели. «Люди приходили к Булгакову отдохнуть, повеселиться», - говорил друг писателя Ермолинский на допросах в НКВД. Когда мы, нищие советские студенты-филфаковцы, прочли впервые «отредактированный» роман «Мастер и Маргарита» в журнале «Москва», впечатление было, как от внезапной, нестерпимой для глаз вспышки света, неожиданное и незабываемое: поразила полная свобода смелой мысли и веселого острого слова, за которыми ощущались глубина самобытного миросозерцания и подлинная культура. Вот он, настоящий русский писатель, на котором закончилась наша классическая литература, бесстрашный и насмешливый, не сломленный. Это был глоток немыслимой свободы, урок вольности для наивной молодежи, обманутой демагогически «разоблачительным» XX съездом и «новомировским» половинчатым либерализмом с его «шестидесятнической» сказкой о социализме с «человеческим лицом».
Сегодня мы знаем о Булгакове неизмеримо больше, но
все остается по-прежнему: он в недостижимой выси и свете, блистательно
свободен, а мы по-прежнему в духовных и экономических цепях, несвободны,
хотя, конечно, совсем по-другому, нежели тридцать лет назад. Но его
беспощадный и в то же время доброжелательный взгляд на нас сегодняшних
оттуда, сверху, поможет нам подняться. Когда-нибудь…
И все же имя автора
«Мастера и Маргариты» - не просто веха в истории
литературы. Его живые книги не должны заслонять самобытного человека,
замечательную, сильную духом и верой личность, честного русского
писателя, сумевшего прожить столь трудную, счастливую, богатую
творчеством и поступками жизнь и обрести свою непростую судьбу в истории
и литературе XX века. ПРОЩАНИЕ И ПОЛЕТ ДРАМАТУРГ М.БУЛГАКОВ В ТЕАТРЕ ПОЛИТБЮРО ВОЗВРАТ | В
написанной Булгаковым «Жизни господина де Мольера» приведены подлинные
слова Людовика XIV, узнавшего о смерти опального драматурга: «Похороните
непременно, избежав как торжества, так и скандала». Похоже, что нечто
подобное было сказано и о похоронах Булгакова.