ВОЗВРАТ                                             

 
   
Март 2006, №3      
 Литературоведение___________________________     
Юлия Подлубнова       

                            Об Ивановых и Говновых (генеалогия одного образа)


      

      Конфликт поэта и толпы, несмотря на его явное иноземное происхождение, симптоматичен для всей русской поэзии. Даже пушкинская «лелеющая душу гуманность» скомпрометирована комплексом гения, противостоящего толпе. А модернизм и «болезнь левизны» в литературе 20 века тем пуще актуализировали проповедь «сверхчеловеческого» с его непреложным вызовом презренной толпе.
       Но если у А.С.Пушкина «чернь тупая»1 образ предельно абстрактный, якобы не подразумевающий никого конкретного, то последующая традиция выбрала в свои эстетические недруги обыкновенного обывателя, сумевшего с комфортом устроиться в жизни. Так, антимещанским пафосом проникнуто творчество В.Маяковского, эмигрантская поэзия М.Цветаевой (например, «Поэма Конца», «Поэма Лестницы», «Крысолов», «Автобус»), произведения других не менее известных авторов.
        Образ мещанина, обывателя постепенно оброс набором нелицеприятных характеристик. Ему приписали буквально все существующие грехи: чревоугодие и сладострастие, самодовольство и гордыню, нечуткость и равнодушие к себе подобным, и самое главное - нежелание и неумение понимать язык искусства, граничащие с враждебностью ко всему необыкновенному, выбивающемуся за рамки повседневности.
       Постмодернизм и обозначившийся повсеместно «конец стиля»2 должны были бы «сбросить с парохода современности» антогонизм автора (уже скоропостижно скончавшегося в качестве философской категории
3 и толпы, не желающей внимать его голосу. Однако массовая культура 1980-90-х годов не могла отвергнуть столь благодатный материал: в ее контркультурных недрах был заново переосмыслен образ рядового обывателя. К результатам подобного переосмысления, безусловно, относится фигура Ивана Говнова из одноименной песни Егора Летова.
         Возьму на себя смелость утверждать, что содержание данной песни нельзя рассматривать без привлечения столбца Н.Заболоцкого «Ивановы» в качестве прецедентного текста. Диалог Е.Летова с данным автором осуществляется за счет двух фактров: 
         · эстетика контркультуры (а Летов как лидер русского панк-движения, несомненно, к ней принадлежит) строится за счет критики традиционных мещанских ценностей, что сродни такому же отрицанию, заложенному в любом из авангардных направлений искусства. Неудивительны, в этом плане, поиски идеологических и стилистических параллелей между творчеством Е.Летова и авторов, ориентированных на нетрадиционный тип художественности, в частности, обериутов4 «Иван Говнов» в подобном контексте прочитывается как следствие летовского увлечения примитивизмом, а слабые художественные достоинства этого текста (из-за которых он не попал в книгу (стихов?) «Русское поле экспериментов») видятся как сознательная установка на «антихудожественность». Это делает текст эстетически весомым и обосновывает его моральное право претендовать на такого именитого предка, как  «Ивановы».
    
   · один из основных приемов Е.Летова-художника - явные и скрытые реминисценции. Для построения образа Ивана Говнова использована близкая тексту Н.Заболоцкого экспрессивная лексика (и ономасиологическая перекличка здесь также не случайна). Что вероятно, Е. Летов сознательно переосмыслил образ Ивановых при создании героя своего времени.
       Попытаемся остановиться подробнее на типологической общности этих образов. Кто такой Иванов и кто такой Говнов?
      Первое, что бросается в глаза, в столбце Н.Заболоцкого - мещанский образ жизни  Иванова. То есть Иванов - обыкновенный городской житель, существующий среди «каменных стен», «рева гудков» и «шума колес»5. Он - покоритель природы, точнее - дитя цивилизации, заковавшей деревья в решетки. Ежедневным хождением на службу Иванов отдает моральный долг своему государству и являет собой образец благочинного поведения (когда честно покупают билеты в трамваях и не увлекаются быстрой ездой).
         Классовая принадлежность Говнова не известна. Это - «народный герой»
6  в стране, где сословная иерархия якобы аннулирована, и чье народонаселение представляет собой, в сущности, один омещанившийся класс «восставших масс». Говнов, несмотря на агросемантику фамилии, - человек эпохи тотальной урбанизации; «убийца травы» по определению, в связи с его принадлежностью к обществу природопользователей. Он, также как и Иванов, патриотичен, имеет врожденный рефлекс «быть всегда готовым» к выполнению любого приказа государства.
       
И Иванов и Иван Говнов не единичны, их много и они вездесущи. Ономастика здесь знаковая: Ивановых и Иванов на Руси издревле не перечесть. А Иван Говнов, как подчеркивает автор, именно «повсюду», «везде», «на каждом шагу», всегда «толпою», «горой». Н.Заболоцкий менее прямолинеен: для вящей типизации образа он использует множественное число, то есть главным персонажем его столбца становится не столько Иванов, сколько Ивановы - некая обезличенная толпа среднестатистических граждан, составляющих всегда нормально подавляющее большинство.
       Эти герои не просто КАК ВСЕ, они и есть ВСЕ, и осознание сего факта составляет их гордость, делает их метафизически неуязвимыми. Отсюда их самодовольство, ощущение себя «великими», Героями. Перед подобными «носителями штанов» не может устоять ни одна женщина: если кто «целует девку», так - Иванов, а Говнов, при желании, обнаруживаем «в каждой п**де».
        Чувствуется, что анализ гендерной проблематики, заключенной и в том и в другом тексте, дает ключ к авторскому восприятию героев. Принадлежность к одному полу как бы сокращает этическую дистанцию между творцом и его главным отрицательным персонажем так, что авторское «я» вступает в отношения соперничества с описываемым героям. Однако это «я» одиноко, не имеет за спиной поддержки толпы, поэтому обречено на поражение: «целует девку» именно Иванов, а не тот, кого только в призрачном будущем ждет невеста, а если вдруг и любовь, сетует Е.Летов, так обязательно на горизонте появляется фигура Ивана Говнова.
        Нереализованная потребность любить выливается в банальную агрессию и к удачливым «конкурентам», и к гипотетическим объектам любви. Кто еще, кроме Н.Заболоцкого, стал бы призывать мир к «упокоению» девок-«дунек» с нелепыми «оранжевыми волосами» «на перекрестке вверх ногами»? Егор Летов? Возможно…если сравнить:

                                             На куске деревянного дома сидит одетая девушка
                                             У девушки харя такая и волосы желтые крашеные
                                             И ноги она раздвинула в обе стороны
                                             Но она не выпимши - только кажется что выпимши
                                             А по правде она не выпимши
                                             И смотрит она в одно место
                                             А кругом люди ходят…7

           По накалу женоненавистнических страстей, пожалуй, только В.Маяковский мог бы превзойти этих авторов8.
         «Все движение лирического субъекта» в столбцах Н.Заболоцкого, в частности в «Ивановых», отнюдь не «ограничено созерцанием, зрением», как считает А.Пурин9. Ведь этот субъект с ужасом вопрошает:

                                                           Ужели там найти мне место,
                                                           Где ждет меня моя невеста,
                                                           Где стулья выстроились в ряд,
                                                           Где горка - словно Арарат -
                                                           Имеет вид отменно важный,
                                                           Где стол стоит и трехэтажный
                                                           В железных латах самовар
                                                           Шумит домашним генералом?

       Сам вопрос, развернувшийся в величавую картину быта (с заведомо ненавистной невестой во главе), кроет в себе отказ от такого «счастья». Вышеобозначенный субъект не только отвергает для себя любые возможные компромиссы с мещанской жизнью, он требует уничтожения ее неким всемогущим «миром».
       Однако деструктивные эманации этого авторского «я» - лишь один из элементов тотального абсурда жизни. Сам Н.Заболоцкий нашел для себя другой путь преодоления этого абсурда - творчество (то есть то созерцание, которое в ранее приведенной цитате приписывалось неопределенному «лирическому субъекту»).
         Аналогичный субъект в тексте Е.Летова избегает деструктивных моделей поведения. Он не отказывает себе в «удовольствии» почувствовать себя Говновым: «Мы - Иван Говнов, ты - Иван Говнов, и все они тоже - Иван Говнов». Местоимение «мы», в данном контексте, - элемент самоиронии на фоне сарказма по поводу глобальной «иваноговнизации» действительности. Но у самого Е.Летова, судя по остальным текстам, самоиронии не достаточно для приятия мира таким, каков он есть. Поэтому для данного автора творчество также оказывается если не способом гармонизации действительности, то эскапическим вариантом протеста против нее.
        Итак, контркультурная идеология Егора Летова берет свое начало из мироощущения, болизкого модернистскому, в котором изредка, как пресловутые «лучи света в темном царстве», явлены проблески самоиронии. Посему неудивительно, что для его творчества столь актуален романтический конфликт «творца и черни».
         Да и возможен ли для поэта (не Егора Летова, а Поэта вообще), несмотря на эстетические и этические предпосылки современности, отказ от этого конфликта?    
 
------------------------------------------------------------------------------------------------------------  
1 Пушкин А.С. Поэт и толпа //Пушкин А.С. Собр.соч: В 3т. Т.1. Стихотворения; Сказки; Руслан и Людмила: Поэма. М.,1985. С.435-436.
2  Парамонов Б. Конец стиля. М-СПб.,1999.
3  Барт Р. Смерть автора. Пер. С.Н.Зенкина //Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.,1994. С.384-392.
4  Черняков А.Н., Цвигун Т.В. Поэзия Е. Летова на фоне традиций русского авангарда (аспект языкового взаимодействия) //Русская рок-поэзия: текст и контекст. Вып.2. Тверь,1999. С.86-94.
5 Здесь и далее цит.: Заболоцкий Н. Ивановы //Заболоцкий Н. Столбцы: столбцы, стихотворения, поэмы. СПб,1993. С.53-54.
6   Текст Е.Летова здесь и далее цит. по: https://grob.by.ru/
7    Русское поле экспериментов. М.,1994. С.17.
8   См. Жолковский А.К. О гении и злодействе, о бабе и о всероссийском маштабе. (Прогулки по Маяковскому) // Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М.,1994. С.246-282.
9  Пурин А. Метаморфозы гармонии //Заболоцкий Н. Столбцы: столбцы, стихотворения, поэмы. СПб,1993. С.29.

                                                                                                      ©Ю.Подлубнова
 ОБ ИВАНОВЫХ И ГОВНОВЫХ 
      О ПОЭЗИИ А.ШАФФЕ       ДНЕВНИК ПОЭТА       PUSTЯЧКИ      ВОЗВРАТ