ВОЗВРАТ                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                    

Июль 2002, №5   
 

                               Из истории нравов________________
                                                                                                                  Стендаль 

          

                     О Любви

                                /отрывки/

 

      На вершине цивилизации, я не сомневаюсь, женщины с нежной душой доходят до того, что испытывают физическое удовольствие только с мужчинами, которых они любят. Это полная противоположность дикарю. Но у цивилизованных народов женщины пользуются досугом, а дикари так поглощены своими делами, что им приходится обращаться со своими самками, как с вьючными животными. Если самки многих животных более счастливы, то лишь потому, что самцы их более обеспечены всем необходимым.

. . . . . 

   ...Не следует думать, что великие страсти и прекрасные души встречаются часто где бы то ни было, даже в Италии; все же сердца, легче воспламеняющиеся и менее увядшие под влиянием тысячи мелких забот, внушенных тщеславием, находят там восхитительные наслаждения даже в низших видах любви. Я, например, видел, как любовь-каприз вызывала такие восторги и минуты опьянения, каких самая безумная страсть никогда не рождала на широтах Парижа. 
   Сегодня вечером я заметил, в итальянском языке существуют особые названия для тысячи разных обстоятельств, относящихся к любви, обстоятельств, для которых на французском языке потребовались бы бесконечные перифразы; например, резкое движение, каким человек, сидящий в партере и рассматривающий находящуюся в ложе женщину, которою он хочет обладать, внезапно отворачивается, когда ее муж или кавалер-сервант подходит к барьеру ложи.
    Вот главные черты характера этого народа: 
1. Внимание, привыкшее служить сильным страстям, н е м о ж е т быстро перемещаться: это самое резкое отличие француза от итальянца. ...Поэтому самый обыкновенный француз... всегда кажется итальянке существом высшего порядка...
2. Здесь все занимаются любовью, и отнюдь не тайком, как во Франции; муж бывает лучшим другом любовника.
3. Никто ничего не читает.
4. Здесь нет общества. Человек не может рассчитывать заполнить и занять свою жизнь, имея счастье ежедневно два часа беседовать и предаваться игре тщеславия в таком-то и таком-то доме. Слово  б о л т о в н я  непереводимо на итальянский язык. Здесь говорят, когда нужно сказать что-либо, служащее определенной страсти, но нередко говорят из желания краснобайствовать и на первую попавшуюся тему.
5. С м е ш н о г о  в Италии не существует.

    ...Здесь любить не значит, как в Париже, видеть свою возлюбленную четверть часа в неделю, а остальное время ловить ее взглад или пожимать ее руку: любовник, счастливый любовник ежедневно проводит четыре или пять часов с женщиной, которую любит. Он говорит с нею о своих судебных процессах, о своем английском саде, об охоте, об служебных повышениях и т.д., и т.д. Это самая полная и самая нежная интимность; он говорит ей “ты” в присутствии мужа и повсюду.
    В Италии надо только одно: говорить женщине, которую вы любите, всё, что вам приходит в голову; надо просто думать вслух. Интимность и откровенность, на которую отвечают такой же откровенностью, производит особое нервное воздействие, недостижимое никаким иным способом. Но в этом есть одно большое неудобство: вскоре оказывается, что заниматься таким образом любовью
- значит парализовать в себе все свои порочные склонности и сделать невыносимыми для себя все остальные житейские занятия. Такая любовь есть лучшая заместительница страсти. 

   ...В балонском обществе совершенно не существует неблаговидных ролей. В Париже роль обманутого мужа позорна; здесь же (в Болонье) это пустяки: здесь совсем нет обманутых мужей. Таким образом, нравы, в сущности, одинаковы; нет только ненависти, кавалер-сервант жены всегда друг мужа, и дружба эта, скрепляемая взаимными услугами, переживает часто все прочие интересы. Большая часть любовных связей длится пять или шесть лет, иные всю жизнь. Люди расстаются, когда им уже не доставляет радости говорить друг другу все, и через месяц после разрыва чувство горечи уже исчезает.

   ...В Риме, вследствие слабого интереса к событиям каждого дня, вследствие глубокого сна всей внешней жизни, чувствительность скопляется для страстей.

  . . . . .  
  ...Все внимание, по-видимому, там [в США] затрачивается на разумное устройство жизни и на предотвращение всяческих неудобств; но когда, наконец, приходит время пожать плоды стольких забот и столь долгого стремления к порядку, этим людям уже не хватает жизненных сил, чтобы наслаждаться.

 . . . . .
   Образцы истинной любви и ее родину надо искать под темным шатром араба-бедуина. Там, как и в некоторых других местах, уединение и прекрасный климат породили благороднейшую из страстей человеческого сердца, ту, которая для своего счастья должна вызвать ответное чувство не менее сильное, чем она сама.
   Для того, чтобы любовь могла проявляться в человеческом сердце, следует, насколько это возможно, установить равенство между обоими любящими. На нашем унылом Западе этого равенства не существует: покинутая женщина несчастна или обесчещена. Под шатром араба клятва верности н е с м о ж е т быть нарушена. Презрение и смерть следуют немедленно за этим преступлением.
   Щедрость столь священна в глазах этого народа, что разрешается в о р о в а т ь для того, чтобы дарить. Вдобавок опасности подстерегают там человека ежедневно, и вся жизнь проходит, если так можно выразиться, в страстном уединении. Даже сойдясь между собой, арабы говорят мало. 
   Ничто не меняется у обитателей пустыни: все там вечно и недвижимо.

   ...Наши искусства стоят гораздо выше, наши законы с виду как будто еще выше; но я сомневаюсь, чтобы мы оказались выше арабов в искусстве домашнего счастья: нам всегда не доставало искренности и простоты; а в семейных делах обманщик первым становится несчастным. Для него нет больше спокойной уверенности: всегда правый, он всегда испытывает боязнь.

   Героический век арабов, тот век, когда эти благородные души блистали, чистые от напыщенного остроумия или чрезмерно уточенных чувств, непосредственно предшествовал Магомету, что соответствует 5 веку нашей эры...
Магомет был пуританин, он хотел изгнать наслаждение, которое никому не причиняет вреда: он убил любовь в странах, которые приняли ислам; поэтому основанная им религия всегда менее строго соблюдалась в Аравии, своей колыбели, нежели во всех других магометанских странах.

   Я вижу трогательное доказательство уважения, с которым арабы относились к слабому полу, в формуле их развода. Женщина в отсутствии мужа, с которым хотела расстаться, складывала шатер и затем вновь его расставляла так, что вход оказывался теперь с противоположной стороны. Эта простая церемония навсегда разлучала супругов.

      . . . . .  
   Во Франции найдется, может быть, пятьдесят тысяч женщин, которых материальный достаток освободил от всякого труда. Но без труда нет счастья (самые страсти понуждают нас к трудам, и трудам очень тяжелым, поглощающим всю деятельную силу души). 
   Женщина, имеющая четверых детей и десять тысяч франков годового дохода, р а б о т а е т, когда вяжет чулки или шьет платье для своей дочери. Но нельзя согласиться, что женщина, имеющая собственную карету, работает, вышивая узор или диванную подушку. Если не считать мелких проблесков тщеславия, она не может вложить в этот труд никакого интереса, и, следовательно, она не работает.
   Поэтому счастье ее серьезнейшим образом поставлено под угрозу.
   А еще более - счастье поработившего ее деспота, ибо женщина, сердце которой в течении двух месяцев подряд не знает никаких волнений, кроме тех, которые связаны с вышивкой, быть может, возымеет дерзость почувствовать любовь-склонность, или любовь-тщеславие, или даже, наконец, любовь физическая есть великое счастье сравнительно с обычным ее состоянием.

  ...Молодым женщинам, у которых много любовников, развод не нужен. Женщины известного возраста, в свое время имевшие много любовников, стараются исправить свою репутацию, и во Франции это им удается, высказывая крайнюю суровость к заблуждениям, ими самими уже покинутым. Таким образом, требовать развода будет какая-нибудь несчастная добродетельная молодая женщина, влюбленная без ума, а позорить ее будут женщины, знавшие полсотни мужчин.

   . . . . .  

   Однако, в конце концов, каждый человек, если только он дает себе труд изучить себя, устанавливает свой собственный идеал прекрасного, и мне кажется, что желание обратить соседа в свою веру всегда бывает немножко смешно.

<1822 г.
>

НАЧАЛО                                                                                                                                                                     ВОЗВРАТ