ВОЗВРАТ                                         

   
  
Июнь 2006, №6     

Судьба поэта________________________________                               Татьяна Сопина     

ЖЕЛТЫЕ ТЕТРАДИ                                                           

 
  

     В 1967 году я была принята младшим литературным сотрудником идеологического отдела газеты «Молодая гвардия» Пермского обкома ВЛКСМ. Случилось так, что я переписывалась с заключенным из северных пермских лагерей. Иногда он присылал стихи. Тематика обычная для заключенных, но какая выразительность:

                          «Я загинул до срока
                                                            Клеверинкой у ржи.
                                                            Черный во поле колос,
                                                            Меня удержи...»

       Весной 1968 года наш редактор ушел в отпуск, а вместо его поставили человека, к которому я могла обратиться с просьбой. Я попросила разрешения дать мне неделю «без содержания», чтобы добраться на север и увидеть автора необычных стихов, на что временный начальник ответил:
        - Зачем без содержания? Я тебе подпишу командировку.
        - Но это - лагерь. Маловероятно, что будет материал для газеты.
       - И не надо. Этот материал у тебя «не получится». Может же что-то у журналиста не получиться!
       Так я выехала по командировке на поселение Глубинное Чердынского района, что имело многозначительные последствия. Роковым оказалось слово «командировка».
      Дело в том, что как только началась зона, по всей протяженности пути с меня не спускали глаз, приставляли охрану, рассказывая, какие ужасные люди тут сидят (перечислялись статьи): изнасилуют, убьют и прочее. Когда, наконец, добралась до Глубинного, поселили в гостевой административной комнате, а автора стихов Михаила Сопина привели в сопровождении солдата. Он ходил за нами по пятам до вечера. Но солдат был обыкновенным призывником, и мне кажется, ему в конце концов стало стыдно так следить за людьми, которым друг с другом хорошо. И он оставил нас в покое.
       Михаил сказал:
      - Они боялись выпустить тебя из поля зрения не потому, что здесь опасно. И я уже не подконвойный - это же не лагерь, а поселение. Это они не за тебя, а ТЕБЯ боятся как официального представителя прессы. А вдруг ты увидишь то, что НЕ НАДО ИМ... Здесь много чего можно увидеть и узнать. Тебе надо было приезжать просто как женщине к мужчине, и тогда всем будет все равно.
       Впоследствии я так и делала. Когда у Михаила закончился срок, мы поженились.
       Рассказывать о нравах тех мест можно много, но сегодня речь о стихах.

                                                                          * * *
      ...Первые тетради со стихами не сохранились: зная, что обязательно отберут перед отправкой на этап, автор их сжег - не хотел чужих глаз. Но к концу заключения (на поселении) надзор ослаб. Когда мы познакомились, Михаилу было 37 лет. У него было несколько плотно исписанных общих тетрадей в клеточку. Для сохранности он попросил меня увезти все это в Пермь.
       Я начала разбираться и поняла, насколько это трудно. Бисерный почерк в каждую строку, карандашный текст на пожелтевших страницах местами полустерся. Величайшая экономия бумаги - на одной странице по два столбика. Только в одном месте я нашла нечто похожее на дневник (несколько страниц), но тут же все обрывалось. Было очевидно, что автору этот стиль самовыражения не близок.
        По структуре стихи казались похожими: длинное "разгонное" начало, и вдруг (обычно концовка) - поражающее. Как будто автор пробирался через долгие дебри, чтобы уяснить для самого себя какой-то очень важный смысл, и вот наконец-то выплыл к берегу. Со временем я поняла: чтобы составить представление, стоящее ли это стихотворение, надо сразу заглянуть в конец. Но иногда хотелось задержаться на строчках и посередине:

                                                             "Я хотел бы забыться
                                                              От всего и от всех,
                                                              Я хотел бы забиться
                                                              В березняк, словно снег..."

      Я сделала выписки удачных строчек и стихов - не смотря на фрагментарность и незаконченность, получился выразительный поэтический сборник с неповторимым лицом. Конечно, никакое издательство не приняло бы его в печать, но знакомый физик сделал ксерокопии и это ходило по рукам. Стихи последнего периода уже были краткими (разгонное начало Миша научился отсекать или обходился без него). Поражали звукопись, музыкальность - рифма и внутренняя аллитерация почти по всей строке (и это при том, что человек имел за плечами всего десять классов заочной школы и никогда не учился литературе профессионально). Например, в стихотворении «Не сказывай, не сказывай...» читаем:
                                      "...Печаль ЮГоЮ Газовой ГлаЗА ЗАпеленала...",
                                      "Про[стая ли], про[стая ли]
                                      Твоя кручина разве,
                                      Когда слезинки [стаяли]... "
                                      «Весь свет поСТЫЛ и [СТАЛ не мил] - ... и дом колотит [ставнями]...",

         и после всего этого распева - смысловая концовка, как удар:

                                      "И дом колотит ставнями, как по щекам ладони".

         Такие стихи, как "Родные плачущие вербы...", "Не заблудился я...", "Вода, вода..." - до сих пор считаю в числе лучших.

                                                                             * * *
                                                         Метелью заметает тротуары,
                                                         Качаются и стонут провода.
                                                         И ветер, шелестя по листьям старым,
                                                         Бежит, как будто память по годам.
                                                         И вижу я сквозь снежные заносы
                                                         И изморозь желтеющей хвои
                                                         Любимые каштановые косы
                                                         И грустные слегка глаза твои.
                                                         И под окном твоим два старых вяза,
                                                         Ветвями обнимая синеву,
                                                         Как с давнего прочтенного рассказа,
                                                         Передо мной встают, как наяву.

                                                                         * * *
                                                         Не сказывай, не сказывай
                                                         О горечи финала.
                                                         Метель югою газовой
                                                         Глаза запеленала.
                                                         Простая ли,
                                                         Простая ли
                                                         Твоя кручина разве,
                                                         Когда слезинки стаяли
                                                         И покатили наземь?
                                                         Весь свет померк
                                                         И стал немил,
                                                         Больное сердце донял,
                                                         И дом колотит ставнями,
                                                         Как по щекам ладони.

                                                                             * * *
                                                          Есть в душе моей такая рана -
                                                          Может, много, жизнь, еще шагнем -
                                                          Только знаю: поздно или рано
                                                          Полыхнет, как в полночи огнем.
                                                          И сгорит - без углей и без пепла,
                                                          Без сифонов и без кочерег,
                                                          То, что лет и жгло, и крепло,
                                                          То, что столько в жизни я берег:
                                                          И любовь, и горечь, и обманы,
                                                          Колос чувств и долгий голод в нем...
                                                          Есть в душе моей такая рана,
                                                          Что когда-то полыхнет огнем.

                                                                             * * *
                                                          Вода, вода...
                                                          Гляжу в тебя,
                                                          Гляжу до головокруженья,
                                                          И забываю счет годам
                                                          От сопричастности к движению.
                                                          Как будто я тебе сродни,
                                                          Но до поры очеловечен.
                                                          Как будто бы я сам родник,
                                                          Из этой вечности возник
                                                          По ней иду
                                                          И путь мой вечен.

                                                                          * * *
                                                          Родные плачущие вербы!
                                                          Глухое дальнее село!
                                                          Я не любил бы вас, наверно,
                                                          Так обреченно,
                                                          Так светло,
                                                          Когда б над каждым
                                                          Черным злаком
                                                          Не убивался сердцем я,
                                                          Когда бы сам с тобой не плакал,
                                                          Отчизна светлая моя!

                                                                                                                    ©Т.Сопина
                                                                 
О поэте Михаиле Сопине:                ЖЕЛТЫЕ ТЕТРАДИ               ПРОДОЛЖЕНИЕ              НАЗАД                 ВОЗВРАТ