|
|
«Я
не знаю, почему люди в Калифорнии или где-либо еще так сильно
беспокоятся по поводу землетрясений, - говорил Чарльз Рихтер, именем
которого названа шкала для оценки силы подземных толчков.
Он призывал не преувеличивать опасность: «Риск значительно меньше в
сравнении с такими вещами, как дорожное движение, с которым мы вполне
свыклись. Точно также мы должны приучить себя жить с мыслью, что
землетрясения весьма вероятны, особенно, если мы живем в Калифорнии или
на Аляске».
Себя он во всяком случае приучил. В Калифорнии он жил с девяти лет, с
тех пор как в 1909 году семья переехала с фермы в Огайо.
Учился
здесь в средней школе, а потом и в Стэнфордском университете. Защищал
докторскую в Пасадене, в Калифорнийском технологическом институте - в
Калтеке, как его часто называют.
Заниматься сейсмологией поначалу не входило в планы Чарльза Рихтера. Его
больше интересовала атомная физика. Однако, когда президент Калтека,
лауреат Нобелевской премии Роберт Милликен, предложил
двадцатисемилетнему ученому работу в сейсмической лаборатории, тот, не
особенно задумываясь, принял предложение.
Правда, доктору физических наук пришлось дополнительно изучить географию и
геологию. Но что касается учебы, мало кто мог сравниться с Рихтером в
основательности: он считал, что научную литературу необходимо читать в
оригинале, и поэтому специально изучил французский, итальянский,
испанский, португальский, немецкий, русский и японский.
У него были все задатки теоретика. Позже, уже став профессором
сейсмологии, все в том же Калтеке, Рихтер написал два учебника, по
которым до сих пор занимаются студенты и которые специалисты считают
значительно большим вкладом в науку, чем названная в его честь шкала.
Почему же он все-таки занялся прикладными проблемами?
«Предполагалось, что в мои непосредственные обязанности не будут входить
рутинные исследования по землетрясениям, - вспоминал впоследствии
ученый. - Однако кому-то же надо было понять их природу и возможные
масштабы. И так уж случилось, что это выпало мне».
В 30-е годы физики, изучавшие землетрясения, остро нуждались в точной
методике, которая позволяла бы измерять и сравнивать силу подземных
толчков. Институт находился в сейсмически активной зоне, и материал, что
называется, сам шел в руки.
Рихтер подружился с директором своей лаборатории, выходцем из Германии
Бенно
Гутенбергом.
Вдвоем они составляли каталоги землятрясений, по нескольку сотен в год.
Уместен
вопрос: а как же прежде измеряли силу разрушительных стихий?
Пользовались двенадцатибалльной шкалой, которую в 1902 году предложил
итальянский священник и геолог Джузеппе Меркали.
Критерии были довольно зыбкие: баллы начислялись в зависимости от масштаба
разрушений и от того, как воспринимают ситуацию люди, оказавшиеся в
районе бедствия. Скажем, дрожит в доме люстра - значит,1-2 балла. А
если, к примеру, здания разрушаются до основания и на улице паника, то
это все 10 баллов. Ясно, что такая методика допускала
субъективизм в оценках и была применима только в населенных районах.
Шкала,
разработанная Рихтером и Гутенбергом в 1935 году, строилась на
совершенно ином принципе - на показаниях приборов-сейсмографов,
фиксировавших колебания земли и стало быть, предполагала объективный
подход. Баллы на шкале увеличивались по логарифмическому принципу. То
есть, скажем, семь баллов - это в десять раз сильнее, чем шесть, в сто
раз сильнее, чем пять баллов, в 1000, чем 4, и т.д.
Хотя это была совместная работа двух ученых, назвали шкалу почему-то
именем
одного Рихтера. Поначалу он не придавал этому особого значения, но после
смерти своего коллеги начал настаивать на том, чтобы несправедливость
была исправлена. Тщетно. Мир науки консервативен: к названию успели
привыкнуть, и переименование так и не состоялось. Впрочем, Гутенберг,
судя по всему, был лишен тщеславия, и партнеры всегда работали дружно.
В
конце 30-х годов они опробовали свою методику, измеряя силу
землетрясений, зарождающихся на больших глубинах - 185 миль. Как
правило, их последствия очень разрушительны, и они оцениваются в восемь
баллов и выше. Поистине бог подземного царства Плутон приходит в
неистовство и несет людям неисчислимые бедствия.
Рихтер,
как бы ни превозносили его коллеги, относился к своим достижениям
самокритично. Он подчеркивал, что результаты измерений не идеальны, и
шкала допускает погрешности. Особенно он был осторожен и скептичен,
когда речь заходила о возможности заранее предсказывать землетрясения.
За это он не брался, хотя старался уберечь людей от возможных
последствий.
«Очень
немногие люди погибли или получили увечья непосредственно от
землетрясений как таковых, - сказал он как-то он в интервью
корреспонденту «Вашингтон Пост». - Они пострадали главным образом при
разрушении старых и ненадежных зданий, которые следовало бы
заблаговременно укрепить или заменить другими, или от огня при пожарах,
вышедших из-под контроля».
Можно
ли было предотвратить гибель и увечья? Во всяком случае значительно
уменьшить можно было, утверждал ученый. Каким образом? Составлять в
каждом районе «карты риска», быть готовым в момент бедствия
автоматически перекрывать газо- и нефтепроводы, отключать электросети,
заранее создавать запасы воды. Рихтер призывал ужесточить строительные
нормы, доказывал, что здания в сейсмоопасных зонах не должны быть выше
30 этажей. И в то же время спорил с теми, кто считал, что жить в таких
городах, как Лос-Анджелес, рискованно. Гораздо менее рискованно, уверял
он, чем «ехать на автомобиле по фривею».
К
нему прислушивались, убрали, например, с некоторых лос-анджелеских домов
потенциально опасные «архитектурные излишества» - декоративные карнизы,
разные лепные украшения. И когда в 1971 году в этом городе произошло
очередное землетрясение, Рихтера вспоминали с благодарностью, записав на
его счет сотни спасенных жизней.
У ученого не было недостатка в материале для размышлений: планету на его
веку постоянно трясло. Еще когда он был шестилетним мальчишкой и жил на
отцовской ферме в Огайо, в мире произошло три серьезных землетрясения -
в Сан-Франциско, в Колумбии и Эквадоре. Все они по его шкале превышали
по силе 8 баллов.
А когда Рихтер уже работал в Пасадене, Калифорнию в очередной раз
тряхануло так сильно, что в южных густо населенных районах погибло 120
человек. Как раз в те дни у них в институте проходил научный семинар, в
котором принимал участие Альберт Эйнштейн. О том, насколько субъективно
восприятие даже самых грозных событий, можно судить по такому эпизоду. В
тот момент, когда начались толчки, группа ученых, в том числе Эйнштейн и
Рихтер, шли по кампусу. Они были настолько заняты беседой, что даже не
заметили, как дрожали толстые стволы деревьев.
Рихтер был
подлинным рыцарем своей науки. У него дома, в гостиной, всегда стоял
сейсмограф, чтобы наблюдения не прерывались в любое время суток. Ленты с
записями, сползавшие с прибора, обвивали кольцами всю мебель в комнате.
Жена подтрунивала над Чарльзом, говорила, что для него любимый
собеседник - его сейсмограф.
На досуге он слушал
записи классической музыки, читал научную фантастику, смотрел по
телевидению сериал Star Trek В
молодости самым большим удовольствием для него были прогулки в горы в
одиночку и долгие поездки на велосипеде. Он любил где-нибудь подальше от
людей поставить палатку и посидеть у костра. Однажды его застал за этим
занятием огромный медведь. Ученый не растерялся и загорланил знакомую с
детства фермерскую песню, и озадаченный зверь обратился в бегство.
Однако отдыхал
Рихтер редко. Почти все время посвящалось науке. Когда в институте в
1970 году устроили вечеринку по случаю выхода шефа на пенсию, сотрудники
подготовили нечто вроде «капустника» и прозвучала песенка в пародийном
духе по поводу его шкалы, говорят, довольно тактичная по тону. Однако
Рихтер пришел в ярость: он не допускал никаких ухмылок по поводу
обожаемой им сейсмологии.
Впрочем, может
быть, ученый был прав: когда дело касается землетрясений, не до шуток.
©Л.Борщевский
КАК
ИЗМЕРИТЬ ПУЛЬС ПЛУТОНУ
ПОЧЕМУ НЕ
УЛЫБАЛСЯ ДЖОРДЖ ВАШИНГТОН
ВОЗВРАТ
Предыдущие публикации и об авторе
- в Тематическом Указателе в разделе |
|
|