Скрепы - нечто тяжелое, сжимающее, лишающее свободы…
Или - нечто необходимое, чтобы осознавать себя каждому индивидууму частью
народа, а не просто щепкой, болтающейся в мутноватых водах реальности?
Скреплять может и ненависть - еще как может: лишая возможности творить и любить.
Скреплять может и стяжательство - именно оно и скрепляет корпорации, кланы,
жирных котов.
Скреплять может и воровство - а что? Еще Карамзин сказал… не хочется повторять
миллион раз повторенное; все воруют, а я чем хуже?
Мрачная, давящая, тяжелее свинца государственная власть.
Помпезная, пустая внутренне церковь, которой нечего предложить современному
человеку, жадно приникшая к телу этой власти.
Мораль клановой корпоративности, внедренная повсюду.
Вор в законе - в качестве героя. Или - преуспевающий спекулянт.
Деградировавшая культура.
Сие - нынешние скрепы.
Нужны ли они?
…а ведь дух - это парение, взлет, подлинная свобода; дух - это то, что вибрирует
в тебе при чтении Евангелия от Иоанна, или когда любуешься собором Покрова на
Нерли, от которого поднимается столп дивного света; дух - это способность
сострадать и готовность помочь; это внутреннее парение от токкаты ре минор или
перечитыванья Данте; это способность разобраться в синтетической теории
эволюции…
Вот такими бы и должны быть скрепы…
А наш вариант оных - плачевен и нелеп.
ХИМЕРЫ
Химеры окружают нас - не замечаете?
Шипомордые и ядовитее кобры; парализующие взглядом; жестким, рубчатым языком
трогающие способность мыслить самостоятельно - пока не атрофируется вовсе…
Телевизионная псевдокультура, превращающее сознанье в выгребную яму всеобщей
пошлости - и химера необходимости телевидения, важности его.
Химера успеха - самая страшная; успеха, понятого узко, примитивно: деньги,
карьерная лестница, сверх-потребление: учитесь сидеть сразу на трех стульях, и
главное - не давайте больше никому усесться рядом.
Химеры тщеславья кормятся особенно надёжно - не отстать! Вперед! Хватать!
Формы тихого успеха: умной, красивой поэзии, понятной не многим, научных
открытий, которые способно оценить ничтожное меньшинство, да просто, наконец,
чистой, честной жизни - будут высмеяны, если кто дерзнёт предложить их в
качестве идеала.
Помилуйте, какие идеалы!
Мы хохочем только при произнесении этого слова.
Химера всезнайства пялится на нас, жирея нашим самодовольством.
Много их - и какие! Кривые, косматые, злые…
Всех не перечислить, а уж бороться…
Как же бороться, если надо потреблять, потреблять и потреблять!
Уж когда из двух зол меньшее - то советский «одобрям-с» кажется ныне менее
гибельным, чем тотальный «потреблям-с»… Если бы только первый не привёл к
последнему.
Химеры торжествуют.
Не стыдно ли быть их пищей?
СВЕРХПОТРЕБИТЕЛЬ
Зачем человеку тысячи разновидностей одного товара?
Колбасы - толстые, как удавы; колбасы - тощие, как гадюки; колбасы с оливками,
фисташками, шампиньонами; а рядом - грандиозные, разноцветные башни тортов
пялятся на вас, бедные потребители!
Выбирай!
Жизнь, посвященная созданию новых сортов колбас, или новых, чуть вкусово
измененных, видов сока - жизнь, отобранная у самого себя; явь, в которой понято
так мало.
Ужасно, когда нет колбасы, соков, или тортов, ужасен товарный дефицит; но это
тотальное изобилье, это матерьяльное подавленье жизни нужно сверх-потребителю, а
не человеку.
Человеку нужно развивать лучшее, заложенное в нем - способности, ум, доброту.
Человеку нужно осознавать, что только знание, добро и праведность есть истинное
богатство, и только увеличивая их, можно сделать жизнь лучше - не сытнее, а
добрее, чище, умнее…
Страшные дебри товарного псевдо-рая засасывают, тащат вниз, в холодную
бессмыслицу, душевную и интеллектуальную опустошенность, нравственную пустоту и
глухоту…
ВОПЛОЩЕННЫЙ ЛЕВИАФАН
Государство не может решить всех проблем человеческого существования.
И не должно.
Государство должно ставить щиты защиты и окружать пеленой заботы тех, кто в этом
нуждается: детей, стариков, инвалидов.
Государство должно предоставлять возможность развития способностей - таких
разнообразных, так причудливо данных порой…
Если оно не делает этого - оправдано ли его существование?
…в роддоме могут сказать матери: Запомните, ваш ребёнок, кроме вас, никому не
нужен.
Горы справок, связанных с появлением малыша, абсурдных бумаг, посредственные
детсады, разваленное школьное образованье…
Старики, еле наскребающие на самое необходимое, старики, роющиеся в помойках,
старики, бодро спихнутые этим государством на обочину жизни.
Презрительно-насмешливое отношенье к инвалидам: не такие, да и смотреть
противно…
А еще государство может послать вас в какую-нибудь миленькую мясорубку, и когда
вы вернетесь с оторванной рукой, оно не будет возражать, чтобы вы просили
милостыню в переходе.
Не пора ли ставить щиты от такого государства?
Страшный Левиафан воплощен у нас в жизнь…
Всё - для жирных котов, всё для крохотной группки людей, потребляющих гигантский
объем общественного продукта; весь социум фактически их обслуга…
Но… кто же поставит щиты? Кто же защитит от Левиафана?
Не будет же государство защищать от самого себя…
И варимся в недрах левиафаньего желудка, и выживает, кто, как может, и
чувствуем, что всё не так, а как надо по-другому - не знаем…
Социальные лифты не работают, а ведь в советское, ой, какое не идеальное время,
выходили же из деревень и писатели, и генералы, и директора заводов, и
кинорежиссеры…
Задохнулись под обломками коммунизма?
Но не было его… невозможен…
Не будет и впредь.
Все кажется предельно мрачным, но, может быть (бледно-синий язычок надежды
трогает сознанье) подобно тому, как самое темное время настает перед рассветом,
и нас ждет нечто световое?
А пока остается жить в себе и совершенствоваться в выбранном деле.
Рыпнуться по-серьезному Левиафан не даст.
УЖАС И МОРОК РЕКЛАМЫ
Чрезмерность эмоций, вгоняемых в рекламные ролики, отрицательно влияет на
психику: неужели так можно радоваться какому-нибудь творожку, или приходить в
восторг от моющего средства?
Навязчивость ее загружает сознанье современного человека, и без того
перегруженное, немыслимой чепухой…
Неужели вы не знаете, где купить картошку и хлеб, или в каком магазине продаются
телевизоры?
Реклама нужна только продавцам и производителям - производителям избыточного
(человеку не нужно 1000 сортов колбасы, сие нужно сверх-потребителю), она не
нужна людям, она деформирует их сознанья, как в комнате смеха зеркала искажают
внешность: но тут уже не до смеха.
Реклама вездесуща, она опережает ваши потребности, увеличивает их до чудовищных
размеров, до патологического разбуханья: потребляйте! Гонитесь за новой
ненужностью!Жрите! Пейте!
Ужас и морок рекламы непобедимы - как непобедима власть денег над нами…
Ужас и морок современности лепятся из массы черных мозаичных кусочков, и реклама
занимает среди них почетное место - как алчность занимает почетное место среди
человеческих пороков…
ХРАМ СОВЕСТИ
Храм совести ныне?
Какая нелепая невозможность…
Когда даже в храмах в почете бессовестность - еще бы: чем больше пожертвований,
тем слаще жизнь священноначалия (слово-то какое!).
Знаменитый телерепортер утверждает, что глупо вчерашним питекантропам, имея в
виду огромность временных пластов эволюции, говорить о совести. Да не глупо! -
именно потому, что они вчерашние…
Якобы эфемерная совесть жжет порою сильнее конкретного огня, и не только за свое
- бывает и так, за общее, где изменить ничего не можешь.
Если жить по совести ныне - проиграешь, а выигрыш сладок, медов; а что, по сути,
из тлена он, этот выигрыш, никому не важно - одним днем живем.
Живем так, будто смерти нет.
За четверть века почти - постсоветских - генетически что ли нечто изменилось в
нас? Деформировалось так, что и на людей часто не похожи: разве люди так
поступают?
Ага, еще как! Поступают - ибо главное комфорт и развлечения, все остальное - по
боку.
Если человеку 25лет твердить, что он свинья - захрюкает в конце концов!
Храм совести - незыблемая, невидимая громада, существующая - хотим мы того, или
нет…
Может быть, некогда нейрофизиологи откроют орган совести, и тогда все станет на
свои места, и поймет человек, что сколько ни воруй, ни обогащайся, ни твори не
правого - орган этот будет продуцировать боль, жжение и проч.
Тогда мы и узрим храм совести, и создадим адекватные ему воплощения в яви -
слишком отличные от безвкусных церковных новоделов наших времен…
НОВОПАПЛЕННЫЕ ГРОБЫ
Новопапленные гробы - наименованные церковным возрождением.
Нравственное нарушение, на церковном языке грех, утяжеляет душевный состав, и…
неужели вы верите, что поведав об оном такому же грешному человеку, получившему
специфическое образование, вы избавитесь от плодов содеянного?
Ритуалы и обряды, разработанные для людей 13, 15 веков навязываются людям начала
двадцать первого.
Кого же могут устроить они?
Посмотрите на прихожан - кривобокие, нечто бормочущие тетки, с глазами,
напоминающими дохлых устриц, мужики с сивыми бородами до пупа и каменными
лицами; увы, детки, шныряющие меж бездумными взрослыми, считающими, что оттяпать
дачный участок у соседа - это ничего, а молочка выпить в пост - страшный грех…
Официоз - сытое, довольное поповство, благостная сытость, текущая с масляных
лиц, стандартная словесная жвачка - чьи души она может насытить?
Заржавевшая махина православия способна двигаться только при господдержке - и
церковь давно припадает уже не к высшему началу, а к чиновничьему благоволению.
И это возрождение?
Больше напоминает провал в проран.
И не скоро, не скоро ещё прорастёт новое, светлое деревце…
ОБРАТНЫЙ ВЕКТОР
Обратный вектор - говоря о Христе, набивают карманы.
Сребролюбье гроздьями свисает с церковных учреждений, - так, по утверждению
церковников, бес может взгромоздиться на человека.
Мудрое и кроткое слово, которое должно бы звучать из-за церковной ограды,
заменено на гневные филиппики по поводу атак на православие - хотя атакует
именно оно.
Оно атакует общество, усердно и многопланово, атакует идеологией пятнадцатого
века, атакует назойливым повторением мифов, не нужных ныне никому, кроме самых
дремучих, самых темных людей, атакует упорным вторжением во все сферы жизни, где
его и быть-то не должно.
Помилуйте, какая же богословие наука?
Ни одного признака науки оно не имеет - так как же кафедры его могут быть
открыты в технических вузах страны?
Как же вместо астрономии, веками открывавшей человеку истины, в школах, мрачно
мерцая, появляются основы православной культуры? Предмет, навязанный, пробитый
наиболее деятельными словоблудами, и уводящий детей в дебри, из которых с таким
усилием выдирался человек…
Монах-миллиардер говорит, что обсуждение мерседесов священников отвлекает от
разговоров о Честном кресте Господне - да наоборот, разговоры оные подтверждают,
что ко кресту Господню представители современного православия не имеют никакого
отношения…
А ведь был же сербский патриарх Павел - ходивший пешком и ездивший на трамвае.
Были истинные подвижники…
Да они - не для нашей махины-машины, вновь заведенный государством, в силу
отсутствия идеологии - кроме идеологии денег.
Что ж? «по плодам их узнаете их», и Гундяева вероятно, стоит оценивать в
миллиардах, собранных им под видом дело Христова.
Не был обманщиком Христос - но скольких, увы, обманул непроизвольно: криво
истолкованным учением, иллюзией, что на нем можно наживаться…
ЖИЗНЬ, ПЕРЕПУТАННАЯ СО СМЕРТЬЮ…
Критикесса с хищным, щучьим лицом остро понимает, как хорош этот провинциальный
поэт, сколь тонко чувствует он поэтическую эмоцию, и сколь совершенно владеет
стихом, но…
- Он же не из тусовки, - говорит ей главный редактор толстого журнала. - Да и
вообще, какое значение имеет качество стихов?
Она уже не удивляется - действительно: какое? Важнее всего премиальный процесс,
шорох презентаций, деньги - такие желанные, такие конкретные… а то, что премии
скоро каждый ДЭЗ давать будет - ничего не значит - как ничего не значат и эти
премии: пустые, договорные, тусовочные.
Кодекс тусовки пострашнее омерты: коли решено, что такого поэта или прозаика
нет, значит, не будет его, сколь бы талантлив он ни был.
И ни яд, ни пистолет здесь не нужны - просто молчание: вязкое, как болото.
А провинциальный поэт?
Ну, поборется немного, поборется, и уедет к себе в провинцию - спиваться, как
все такие.
А что написал много алмазных стихов? Да помилуйте, кому до этого есть дело?
Поспеть бы - там фуршет, там банкет, там спонсоры выступают, тут презентация -
успевай поворачиваться!
Если литература не приносит жизненных благ - к чему она?
В мире перевернутых ценностей проигрыш, по сути, есть выигрыш, а отказ от
действий приводит к сохранению души.
Провинциальный поэт действительно вернется к себе - к избяному, потаённому,
никому не нужному, талантливому, светлому…Но кто выиграет от этого?
Вальяжный полнолицый главный редактор толстого журнала получит очередной грант
(о! он большой мастер договариваться), чтобы печатать под видом стихов
филологические эксперименты, и не подразумевающие читателя…
Критикесса с щучьим лицом вкусно полакомиться пресными текстами, составляя
статьи, густо набитые терминами, и никак не касающиеся сути - такой простой,
такой разумной: если литература не возвышает душу, она не нужна - если вообще не
вредна.
И сколько выпито на презентациях и банкетах тут совершенно не при чём.
Пиши, провинциальный поэт, прорывайся в неведомые, но от того не менее реальные
дали! Пусть шуршит низкопробными эмоциями тусовка! Пусть по венам ее персонажей
давно уже течет не кровь, а корысть! Пусть, пусть…
Дано - пиши, пусть это страшно, рискованно; «Блажен муж…» - помни строгую запись
первого псалма, не нарушай ее…
Живущая своей жизнью тусовка и не заметила, что эта жизнь больше похожа на
смерть - на затянувшееся, грязное, муторное умирание…
НАРОД ИЛИ ТОЛПА
Банки - с извечным тяготением к роскоши - похожи на церкви, как те -
помпезностью новоделов - на банки.
Или банк у нас - современная церковь?
А что - тишина и торжественность присуща и тем, и этим, а миллиарды поповской
верхушки мгновенно разубедят, в том, что люди эти верят во что-то, кроме рубля.
Простите, доллара.
Ибо он надежнее.
Народ ли мы теперь?
Бомж, роющийся в помойке: человек - человек!!! - помятый, с сизым лицом
утопленника, с войлоком волос; лощеный менеджер, представитель корпорации - а
бездушная власть оных куда хуже власти КПСС, нищий учёный, понимающий, что
работу его не поймут - как они найдут общий язык?
Какими метафизическими нитями увязать их в народ?
Толпа в метро, толпа на площадях, пестрая толпа, суетящаяся…
Страшно становится - агорофобия разыгралась?
Социофобия?
Поэты в загоне, хотя поэзия - высшая, наисгущённая форма языка, но какая тут
поэзия, когда в интернете миллионы текстов претендуют на художественность.
Ужели мы толпа?
И кто эти «мы»?
«Мы» Е.Замятина - страшнейшая из фантазий, и не приблизиться бы к ней…
Что нас объединяет ныне?
Страсть к деньгам и Новый год.
Что-то еще?
Да, конечно, детей растим, внушая им по большей части сверх-эгоистические мысли,
в то время, как эгоизм - искривление души…
С ней, впрочем, тоже все неясно - ученые, мол, не открыли, да и зачем она
вообще, если есть живот - такой милый, родной. Поесть хорошо - что может быть
лучше.
Народ едоков?
Толпа жрущих?
Население в поисках денег - и банк церковь наша…
Да не может быть!
Видится деревце, пусть тонкое пока, еле заметное, верится в него - прорастет
новой силой, наполнится новыми соками лучшего, что есть в нас - а есть, осталось
еще, не вытоптано свинским стадом пропаганды и чеитвертьвековым выживаньем;
вырастет, наберёт силу, поднимется…
И народ под раскидистой кроной даст такие ценности, укажет такой вектор пути,
что мир ахнет - но не испуганно: благодарно.
Верится.
Видится, хоть и едва-едва.
А дальше, увы, вечно звучащий классик: жаль, только жить в эту пору прекрасную…
© А.Балтин
