Пуховый платок
Захарову повезло.
Он ехал в купе вагона «СВ» один. В дорогу взял «Сумму технологии»
Станислава Лема. Эту книгу он купил спустя месяц после окончания
института, сразу начал ее читать, но
вскоре бросил. Этот томик оказался одной из тех книг, в которых
содержатся настолько глубокие мысли, что многие боятся к ним
даже приблизиться. И хотя в последующие годы он живо
интересовался философией, знакомился с трудами многих мыслителей,
конспектировал их, «Сумма технологии» почти четыре десятка лет
пылилась в его домашней библиотеке по соседству с наследием
мудрецов древности и средневековья. И вот, наконец-то, дошла
очередь и до нее.
Пища для
размышлений имеет неограниченный срок хранения. Захаров читал с
завидным азартом, не обращая внимания на стук колёс и бесснежные
декабрьские пейзажи за окном. Перечитывал по нескольку раз
отдельные абзацы, пытаясь проникнуть в логику автора. Ведь для
того, чтобы приручить чужие мысли, иногда требуется много
времени. Он сожалел, что не оценил эту книгу раньше, и радовался,
что никто не лезет с дорожными разговорами и не мешает ему
погрузиться в каскад мыслей знаменитого поляка. Единственно, что
иногда отвлекало Захарова, так это предстоящая встреча со
станцией Котельниково. Для него это была не обычная станция, а
место, навевающее целый вал воспоминаний. В этом городке он
родился, в нём прошло его детство и ранняя юность. Там он
познавал мир, первый раз влюбился, а в шестнадцать лет вместе с
матерью и отцом навсегда уехал оттуда в другие края. И так
получилось, что за сорок пять лет он ни разу не побывал на своей
малой родине. А временами этого очень хотелось, наверное, потому,
что встреча со своей молодостью всегда делает тебя моложе.
В Котельниково
поезд должен был стоять аж двадцать минут, потому что именно в
этой точке производится замена электровоза. Захаров взглянул на
часы и, отметив в памяти номер страницы, закрыл книгу.
Вот-вот появится
родная станция. Скорее всего, подумал он, на путях по-прежнему
продают пассажирам рыбу, вареную картошку,
домашние пирожки. Захаров вновь погрузился в воспоминания
детства. Он вспомнил ту самую девочку Таню, которой увлекся
в четвертом классе и любил до самого
отъезда, до окончания девятого класса. За сорок пять лет все
лица одноклассников стерлись в памяти, а
вот ее лицо он помнил до сих пор. Странно
все-таки устроен человек: помнил, хотя
ничего между ними не было, ни малейшего намека
на интимную ласку. Знаки внимания он регулярно проявлял, и она,
безусловно, замечала их. Захаров жил тогда совсем как в том
стихотворении классика: «Мне бы только смотреть на тебя, видеть
глаз златокарий омут…» Это была платоническая любовь, которая еще
не успела деформироваться под воздействием страсти и, видимо,
поэтому единственная в жизни. «Боже мой! Как давно все
это было, - подумал Захаров. - Как сложилась ее
судьба? Где она сейчас? Жива ли?»
Когда за окном
медленно проплывало здание вокзала, он, к своему удивлению,
почувствовал легкое волнение. Захарову
опять повезло: состав прибыл на первый путь, можно будет выйти
на привокзальную площадь, посмотреть по сторонам и увидеть
близкие сердцу улицы и дома. Конечно, никого из знакомых уже не
встретишь, а, если и встретишь, то ни ты их не узнаешь, ни они
тебя.
Он вышел из
вагона. Холодный ветер кинулся ему на грудь и заставил
застегнуть куртку. В глаза сразу бросилась целая армия шумных
продавцов, которые судорожно метались от одного вагона к другому,
надеясь найти покупателя для своего товара. В их руках чего
только не было: копчёная рыба на подносах, пиво,
консервированные овощи, сухофрукты, домашняя выпечка, рыбные
котлеты, пуховые платки, шерстяные носки и варежки.… Но, как и
раньше, больше всего было копченой и
сушёной рыбы, оно и понятно - рыбный край. Высыпавшие из вагонов
пассажиры покупали в основном именно рыбу. Разноголосые продавцы
расхваливали свой товар, и чаще всего доносились слова «сом», «судак»,
«лещ», «балык».
Пока
Захаров шел по перрону к зданию вокзала,
его настигло неприятное известие. По радио объявили, что в связи
с опозданием их поезда стоянка будет сокращена. «Вот те на!
Значит, далеко от своего вагона отходить нельзя». Захаров
развернулся и медленно пошел к своему
тамбуру, теперь уже внимательно вглядываясь в лица продавцов.
Одни из них
задорно рекламировали свой товар. Другие нерешительным тоном
просили купить что-нибудь, - и в этом было что-то унизительное
для них. Менялись лица, мелькали товары. И вдруг одно лицо среди
продавцов показалось Захарову знакомым. Он подошёл поближе и
стал пристально рассматривать худощавую женщину примерно его
возраста. В руках она держала поднос, на котором поблескивала
какая-то копченая рыба. Одета была
довольно бедновато: старая видавшая виды куртка с засаленными
рукавами, потрепанная вязаная шапочка,
из-под которой просматривались редкие седые волосы, на ногах -
башмаки непонятного цвета со стоптанными каблуками. «Не может
быть!» Но чем дольше Захаров смотрел на это лицо, тем больше
убеждался, что это его Таня, Танечка. Вот и та самая еле
заметная родинка на правой щеке. «С ума сойти! Она!» Захаров
вплотную подступил к женщине, которая не обращала на него
никакого внимания, а пересчитывала только что полученные деньги
за проданную рыбу. Захаров взял ее за
локоть и, когда та повернула в его сторону голову, все
еще не веря своим глазам, нерешительно
сказал:
- Танечка,
здравствуй…
Женщина недоумённо смотрела
на него несколько секунд - и вдруг в ее
глазах вспыхнуло радостное возбуждение.
- Юра! Неужели
это ты!? Столько лет…
Захаров неуклюже обнял Татьяну и поцеловал в щёку. При этом он
ощутил дрожь в её теле. Мешал этот дурацкий поднос, который она
держала в руках, и резкий запах копченой
рыбы.
- Да, воды много
утекло. А у меня все-таки была, была
надежда; правда, очень маленькая, что я здесь увижу кого-нибудь
из нашего класса… И вот, видишь, угадал. Ну, расскажи, как ты
живешь? Есть ли муж, дети, внуки?
- Как живу? -
Татьяна никак не могла справиться с волнением. - Вот, рыбой
торгую. На учительскую пенсию-то далеко не уедешь. А тут надо еще
дочери помочь. Муж бросил ее с двумя
детьми, сбежал куда-то, ни слуху, ни духу, ни алиментов.
- А муж, муж-то
у тебя есть?
- Был. - Она
махнула рукой. - Всю жизнь нервы трепал своим пьянством. Умер
три года назад. А сын живет в Волгограде,
приезжает редко, у него там свои заморочки.
- Давай отойдем
куда-нибудь в сторонку, - Захаров взял у Татьяны поднос с рыбой
и, сделав несколько шагов, поставил его на большой фанерный ящик.
- А я о тебе
много раз вспоминала, по-доброму вспоминала. Как ты-то живешь?
Ложь сглаживает
острые углы, и он ответил:
- У меня все
хорошо… А как наш класс? Все живы?
- Обо всех не
знаю, встречались как-то лет тридцать назад… Знаю только о тех,
кто живет здесь, в Котельниково.
Володя Бачалов был у нас председателем районного суда, спился,
умер пять лет назад. А жена у него Любка Житецкая. Помнишь, с
тобой когда-то за одной партой сидела? Тоже спилась. Два сына у
них, и оба - наркоманы…
- Какой кошмар!
Да что у вас тут делается?
- Да то же, что
и по всей России… Лидка Кудышкина до сих пор преподает
в нашем техникуме. Мишка Огурцов работает сварщиком. А Сережка
Семенов где-то там на канале электриком.
Захаров слушал ее,
смотрел на глубокие морщины худого лица, на неухоженные руки, на
подергивающиеся от холодного ветра плечи
- и жалость к когда-то любимому существу зашевелилась в его
сердце. Он купил у проходившей мимо них торговки самый дорогой
пуховый платок и накинул его на плечи Татьяны.
- Это тебе на
память о нашей встрече.
- Да ты что!?
Такая дорогая вещь…
- И не спорь, не
обижай меня. Прошу.
- Ну… тогда спасибо
тебе огромное. Я бы за такую цену никогда не купила, - и она
поцеловала его в щеку.
Объявили посадку.
Захватив поднос с рыбой, они пошли к вагону. В бумажнике
Захарова лежала немалая сумма, он очень хотел дать Татьяне денег,
чтобы она не стояла тут, не мерзла. «Но
она их, скорее всего, не возьмет, -
подумал он, - да и эта выходка может оскорбить ее».
- А как Раиса
Ивановна, наша классная? Жива?
- Жива. Но у нее
был недавно инсульт, она очень плохо передвигалась. Теперь она в
Волгограде у дочери. Как сейчас - не знаю.
- Поезд
отправляется, заходите в вагон, - послышался голос проводника.
Юрий передал
поднос Татьяне и, вздохнув, сказал:
- Увидишь наших,
всем от меня привет и наилучшие пожелания…
Подгоняемый
проводником, он поцеловал замерзшую
холодную руку Татьяны
и поднялся в тамбур. Вагон вздрогнул, и сердце Захарова
трепыхнулось и защемило. Его детская любовь стояла со своим
неразлучным подносом и тихо всхлипывала. На её плечах красовался
большой белый пуховый платок. Вдруг Татьяна рванулась к
закрывающейся двери, и он услышал её последние слова:
- Юрочка,
спасибо тебе за всё! Слышишь, за то, что ты был в моей жизни!...
…Не снимая куртки и
фуражки, Захаров в одиночестве сидел в своем
купе. На столике лежала книга. Читать ее
не хотелось. Дорога утомляет, особенно если это дорога жизни.
© Б.Зорькин