Причины разгрома, приведшего к образованию Вяземского и Брянского «котлов», в основном выяснены, но это еще не объясняет отсутствия достаточных резервных сил на важнейших участках вблизи линии фронта.
            В исторической литературе высказывается мнение, что к осени 1941 года кадровая армия Советского Союза вообще перестала существовать. Это выглядит преувеличением, так как далеко не все воинские части сложили оружие. Организованное сопротивление немецкому вторжению, прекращаясь в одних местах, возобновлялось и продолжалось в других. Кроме того, хорошо оснащенные контингенты регулярных войск содержались в глубоком тылу.
             Речь идет, прежде всего, о десятках дивизий, входивших в состав Дальневосточного округа. Их задачей было сдержать возможное нападение Японии. Воинские силы размещались также в советской Средней Азии, на Кавказе, чтобы нейтрализовать Турцию, если та начнет враждебные действия.
            То, что Сталин, несмотря на дальнейшее ухудшение ситуации, предпочитал не трогать эти резервы, многие советские историки считали проявлением выдержки и государственной мудрости.
            Действительно, 30 июня 1941 года по указанию Гитлера Япония получила официальное германское приглашение вступить в войну против СССР. В поддержку этого выступил министр иностранных дел Мацуока, считавший, что с Советским Союзом уже покончено. Однако среди высших японских военных преобладало иное мнение: преждевременно списывать со счета Россию, нужно выждать дальнейшего развития ситуации. Если, мол, Москва падет до конца августа, тогда и будет смысл атаковать Сибирь.
             2 июля 1941 года на совещании у императора было принято военно-стратегическое решение: нанести удар в южном направлении. Первым шагом должна стать оккупация французского Индокитая.
            Прежде западные исследователи считали, что слух об этом решении дошел до Рихарда Зорге через японского сотрудника. После проверки положения на месте, в Манчжурии, советский резидент 4 октября отправил подробную депешу в центр. В ней говорилось, что в течение ближайших одного-двух месяцев Япония нанесет удар на Юге и развяжет войну против США. В Токио не видят необходимости в ближайшее время воевать с Россией.
             Исходя из этого сообщения, Красная Армия и смогла перебросить большую часть своих войск из Манчжурии на советско-германский фронт. (См.напр.: John Toland. The Rising Sun, p.p. 96,139).
             Иную картину рисуют воспоминания одного из руководителей советской разведки в годы войны генерала П.Судоплатова: «Трагедия Зорге состояла в том, что его героическая работа и поступающие от него сведения не использовались нашим командованием». Сообщения о том, что японцы не намерены нападать поступали в сентябре-октябре 1941 года и от других проверенных агентов (советника японского посольства в СССР, начальника службы жандармерии Квантунской армии). Удалось расшифровать переписку японского посольства в Москве с Токио, из которой следовало, что вторжение в Сибирь в октябре не планировалось.
            Однако все эти исключительно важные сведения, отмечается в книге, «…так и осели в наших архивах. А дивизии с Дальнего Востока перебросили под Москву в октябре 1941 года лишь потому, что у Сталина не имелось других готовых к боям резервных боевых соединений». (Павел Судоплатов. Разведка и Кремль, с.167).
             Таким образом, можно сделать вывод, что осенью 1941 года Кремлем допущена былa еще одна ошибка в оценке стратегического положения. Сталин полагал, что оставляя значительные войска на Дальнем Востоке, он удерживает Японию от нападения. На самом же деле, как видно из архивных источников (и это отражено в приведенной депеше Р.Зорге), имперские верхи Токио ставили вторжение своей армии в прямую зависимость от падения Москвы.
             Значит, для СССР ключом к избеганию войны на два фронта была защита всеми силами и средствами главного города. Взятие же столицы немцами явилось бы прологом агрессии также со стороны Японии (возможно, и Турции) - то есть, повлекло бы неминуемое общее поражение Красной Армии.
            Кстати, высказанное Сталиным намерение, даже сдав Москву, «занять фронт обороны, возможно, за Волгой», выглядит просто несерьезным. Натиск Вермахта, в сочетании с ударом Квантунской армии с востока, почти наверняка, лишил бы советское правительство шансов наладить сколько-нибудь эффективный отпор.
             Такая катастрофическая обстановка, - в условиях, когда нельзя было ожидать от Англии присылки никаких войск, - требовала срочной передислокации с востока к фронту всех имеющихся резервов. Тем более что проверенные данные разведки говорили в пользу такого шага.
            Имевшийся у немцев перевес (исчислявшийся на советских переговорах с англичанами примерно в 30-35 дивизий) мог быть сведен к минимуму за счет своевременной концентрации собственных свежих сил.
              Тем не менее, в Кремле до конца сентября продолжали следовать пагубному курсу на промедление.
              В ходе подмосковной операции «Тайфун» окруженные советские войска местами вели кровопролитные бои. Но к 13 октября в районе «Вяземского котла» организованное сопротивление прекратилось, а других частей для прикрытия Москвы, как было отмечено, почти не осталось.
             И только в этот день, 13 октября, судя по германским источникам, смогла вступить в сражение первая из прибывших сибирских дивизий. По информации командования 4-й танковой группы немцев, в районе Бородино завязался бой с 32-й стрелковой дивизией, доставленной из Владивостока. (”World War 11 Encyclopedia”,vol.4,p.486).
            А немцы бросали в топку все, что у них было. Примечательный факт сообщает журнал «Вопросы истории». Этой осенью немецкие генералы использовали в своих целях «наполеоновскую легенду». Подтянув к фронту 4-х батальонный легион французских добровольцев, командование Вермахта ввело его в действие в районе Бородино. В специальном обращении к легионерам-французам выражалась надежда, что они в этом историческом бою с русскими превзойдут доблестью самого Наполеона. Однако легион был полностью разбит, и его пришлось отвести в тыл.
          Поскольку советской Ставкой все же принято было решение о массовом использовании восточных резервов, началась их спешная переброска к театру военных действий. Едва успев разгрузиться из эшелонов, части выдвигались на передовую, в первую очередь на Можайском направлении. Так случилось с 316 дивизией генерала И.В.Панфилова, отправленной из Средней Азии 6 октября. Она достигла места назначения и начала боевые действия 23 октября, в составе фронта К.К.Рокоссовского. Лишь понеся большие потери в семидневных боях, панфиловцы оставили Волоколамск и закрепились восточнее него.
           Но и во второй половине октября - начале ноября войск было недостаточно, обстановку не удалось переломить. После новых опасных прорывов немцев, Сталин в разговоре с Жуковым высказал сомнение, что удастся удержать Москву. Последний ответил, что это возможно, но при наличии подкреплений.
         Генштаб обещал выдвинуть две новых резервных армии, однако, лишь к концу ноября.
           Продолжая попытки «расшевелить» англичан, советские руководители добились от министра иностранных дел Идена только обещания послать «символический» британский отряд на Кавказ. На это Молотов высказал глубокое разочарование: «там нет фронта». Отношения между союзниками явно обострялись.
         Поскольку в Англии набирала силу общественная кампания за открытие второго фронта, кабинет министров после долгих прений 27 октября согласился «изучить вопрос» о посылке на советско-германский фронт двух эскадрилий британских ВВС. Этот план тоже остался на бумаге, о чем, судя по архивным записям, Черчилль позже сожалел, как о «самой серьезной ошибке» в вопросе оказания помощи СССР в начальный период войны. Он говорил, что английские летчики «уничтожили бы много германских самолетов, покрыли бы себя славой и подняли бы моральный дух всего фронта».
             Тем печальнее, что они ничего этого не сделали. Зато Черчилль не преминул на следующий день отвести душу с Криппсом и высказать ему то, что не решился написать Сталину: «Они (русские) не имеют никакого права нас обвинять. Они сами навлекли на себя свое несчастье, когда своим пактом с Риббентропом дали Гитлеру напасть на Польшу и тем самым начать войну». Хотя, продолжал премьер, СССР ничем не помог Англии, сражавшейся в одиночку, мы делаем и будем делать все возможное, чтобы помочь Москве.
«Но было бы глупо, - подчеркнул Уинстон, - послать две или три британские или англо-индусские дивизии вглубь России в качестве символической жертвы, чтобы там их окружили и разорвали на клочки». (“Новая и новейшая история“, 2011, № 4).
             Таким образом, позиция англичан оставалась неизменной: сбережение своих.
            По мнению большинства исследователей, решающий момент борьбы на советско-германском фронте наступил в конце ноября 1941 года. Немецкое наступление начало выдыхаться по ряду причин: усиление советского сопротивления, большие потери в личном составе и технике, резкое ухудшение погоды и др. К этому времени стало заметно, что и они допустили роковые просчеты. Достаточно сказать, что вермахт не заготовил зимней одежды.
            Блицкриг был сорван. Цена этой победы настолько велика, что ее уточняют до сих пор.
            У меня сохранилась отцовская медаль «За оборону Москвы». Глядя на нее, я думаю о тех, кто, по лучшему или худшему сценарию, но с самого начала вступили в войну с нацизмом, отстояли главный город страны.
                                                                                                                     ©Б.Клейн              
                     Предыдущие публикации и об авторе - в Тематическом Указателе в разделах "История",                            "Публицистика",  "Литературоведение", "Биографические очерки", "Театральная Гостиная"