Дзинннь!
Упущенный мойщицей посуды
тонкостенный, с голубыми ободками стакан закончил свое существование на бетонном
полу.
«Третий
уже за сёдни… -
непроизвольно отметила про себя мойщица, бабка Валя.
-
И-эхх, рученьки мои, рученьки… Допилась».
Проворно схватившись за
веник, она поспешила смести осколки на кусок газеты, с недавних пор постоянно
хранимый в кармане темно-синего халата. Осторожно завернув их в обрывок, она
постаралась запихнуть пакетик на самое дно мусорного ведра. Стервоза
-
новая заведующая кафе -
повадилась совать в него нос, появляясь в моечной. В отбросах она, конечно, не
копалась, а вот если углядит битую посуду
-
сразу на ее двойную стоимость штрафует. А зарплата у бабки Вали не резиновая.
Со злом и через силу она
домыла очередную порцию тарелок и стаканов, получив временную передышку.
Вытерев красные
распаренные ладони о замусоленное полотенце, женщина неслышно прокралась в
коридорчик, откуда была видна часть зала кафе. Там шла-катилась далекая от бабки
Вали чужая застольная жизнь, долетающая до моечной лишь одной своей стороной:
грязной посудой с остатками еды.
За ближним столиком, у
колонны с табличкой: «Спиртные напитки приносить и распивать строго
воспрещается!», расположились два парня и девушка. Несмотря на летний день,
молодые люди были в пиджаках. У находившегося лицом к бабке Вале над нагрудным
карманом висело три медали: две на пятиугольных колодочках и одна
-
на прямоугольной: меньшего размера и с боковыми выемками. Второй парень сидел к
бабке Вале спиной, однако та сразу смекнула: награды, верно, есть и у него. И
еще поняла, что разговор в компании «афганцев»
-
а кем бы еще они могли быть -
не клеится.
Залпом проглотив остатки
компота, парень, устроившийся напротив мойщицы, достал из кармана складной
ножик. Раскрыл его, поднял с пола на колени небольшую спортивную сумку и чуть
расстегнул ее молнию. Со своего наблюдательного пункта бабка Валя отчетливо
заприметила высунувшееся из кожаных недр бутылочное горлышко и зачарованно
сглотнула.
Жадно, немигающе смотрела
она, как, срезав верх пластиковой пробки, парень воровато разливал под столом
вино в стаканы из-под компота, как девушка тихо протестовала, накрыв ладонью
свой, недоопорожненный, как второй парень тоже пытался урезонить друга. Но тот
упорно настаивал и отобрал-таки у девушки стеклотару, остававшийся в ней напиток
выплеснул в тарелку из-под первого, а освободившийся стакан тоже наполнил
спиртным. Сумку опустил на пол и негромко
-
бабка Валя едва разобрала слова
-
произнес:
-
За ушедших в бессрочный отпуск!
Не чокаясь, парни разом
проглотили вино. Однако девушка пить не стала.
- Ты что?
-
с ноткой возмущения выпалил первый парень.
Девушка, жестикулируя,
опять стала отказываться. Да и второй парень снова вмешался, пытаясь сгладить
ситуацию.
-
Нет, ты подумай! -
уже громче воскликнул первый, и в его сторону оглянулись двое посетителей.
-
Она, видите ли, совсем ни-ни! И даже за это!
Девушка молча сгорбилась
над непочатым стаканом. Ее сосед приподнял согнутую в локте руку, урезонивающе
качнул ею, и бабка Валя углядела, что кисть у сидящего к ней спиной изуродована:
не хватает двух пальцев
-
мизинца и безымянного.
-
Не бузи, люди смотрят…
-
Да иди ты! -
яростно дернул плечом первый парень, и от резкого движения медали его тревожно
звякнули. -
Тоже, нашел… кандидатку на благоверную!
-
в запальчивости продолжил он.
- Мы инвалидами,
войной выжатые и отброшенные, вернулись, на фиг никому не нужны, ни работы
путной, ни угла! Зато бюрократы в коридорах власти смеются: а мы вас туда не
посылали! Одному такому функционеру поганому я и предъявил: а что ты, сука,
сделал, чтоб я туда, в натуре, не ездил? Крик, скандал, за малым до вызова
милиции не дошло… Ладно, какие-никакие, а на гражданке, о чем под обстрелами
мечтали. Как-то бескровную жизнь устраивать надо. Так с кем? С ней? Которой на
наших погибших братьев начхать?
Всплеснув руками, девушка
выскочила из-за стола и бросилась к выходу. Следом кинулся и ее сосед, на ходу
обругав первого парня:
- Ну и скотина же
ты!
На пиджаке метнувшегося
за девушкой мойщица рассмотрела две медали и большую красную звезду
-
орден. Точь-в-точь такой же она хранила дома, в ящике стола. И еще, как у обоих
парней, медаль на прямоугольной, с выемками, колодочке: «Воину-интернационалисту
от благодарного афганского народа».
Подхватив сумку, со
словами: «Постой, брат, я же не хотел!»
-
из кафе, прихрамывая, заторопился и последний из рассорившейся компании. Бабка
Валя сразу подумала, что теперь его другу придется делать трудный выбор меж
будущей женой и боевым товарищем. Одновременно пришла мысль, что остаток вина,
скорее всего, сейчас разольется в сумке. А в следующий миг внимание
наблюдательницы приковал оставшийся на столе нетронутый стакан с вином.
Решение пришло сразу. На
ходу срывая с себя заляпанный клеенчатый фартук, бабка Валя вбежала в моечную,
подхватила поднос с выщербившимся краем и поспешно выкатилась в зал
-
вроде бы собрать со столов грязную посуду.
…Только очутившись с
драгоценной добычей в своем закутке, добытчица перевела дух. Стакан рубинового
вина она надежно укрыла за горкой чистых тарелок. Теперь только выждать удобный
момент и…
В приподнятом настроении
бабка Валя полоскала посуду, а в памяти одинокой, рано состарившейся женщины
предпенсионного возраста, как в ускоренном кино, бежали картины-воспоминания.
Родителей у нее
-
в сорок первом шестилетней деревенской девчонки
-
забрала война. Спасибо, дальняя родня приютила, с голоду помереть при немцах не
дала. Да так и прижилась девочка у пожилой троюродной тетки, которая полюбила ее
будто родную дочь. Своих-то детей у родственницы не было.
Давно окончились
бои-сражения, прошли-промчались и школьные годы Валентины… Расцвела, несмотря на
все невзгоды тяжелого -
особенно для деревни -
времени девушка, заневестилась. (Трудилась она после восьмилетки дояркой.) Ан
тетка -
натура активная, властолюбивая, считавшая своим долгом и дальше наставлять
племянницу, желчно поучала ее насчет деревенских женихов. И тот, мол, тебе не
пара, и этот. Один -
ленив, другой -
до вина охочий, третий -
эгоист с макушки до пят, четвертый
-
похотлив, аки кот… «Не торопись! Осмотрись! Не ошибись!»
-
талдычил надзиратель в юбке. Мягкая незамужница покорялась, а в душе со всей
серьезностью надеялась на «принца на белом коне» и мечтала о какой-то иллюзорной
счастливой жизни.
И ведь приехал на малую
родину в отпуск, после окончания училища, новоиспеченный лейтенант, а
познакомились молодые люди по случаю
-
в сельском магазине… Да чуть ли не через неделю уже и посватался офицер к ладной
девушке с богатой темно-русой косой, вскорости же и скромную свадьбу сыграли.
Этому браку тетка противиться не стала. Вот только отправляться супругам по
мужниному распределению пришлось в зауральскую глухомань.
На втором году после
свадьбы народился сын. Домохозяйкой просидела с ним молодая мать весь сибирский
срок погонной службы мужа. Некем было ей устроиться на работу в отдаленной
воинской части, да и детского сада рядом не имелось. Хорошо хоть, что к тому
времени, когда муж в хрущевские «миллион двести» угодил, семью наконец в крупный
город перевели. Сын только и успел в школу пойти, как отца
-
к тому времени капитана -
на гражданку безжалостно выкинули. Без пенсии, без квартиры, без специальности.
И подался тогда уволенный в запас офицер на Север в надежде там дензнаков на
собственное жилье наколотить.
Временный якорь бросил в
поселке Тазовском, в шестидесятых
-
центре промышленного освоения Заполярья, возросшем из старинной фактории
Хальмер-Сэде -
в переводе с ненецкого «сопка покойников»: когда-то здесь, на огромном холме,
располагалось действующее кладбище. Переквалифицировался в рыбодобытчика, стал
по Обской губе ходить, «живое серебро» выуживать. И поначалу удачливо. Только
через несколько месяцев сгинул. А местные власти его особо и не разыскивали:
край глухой, да и впервые разве такое. И как ни накладно было, а поехала вдова
не вдова сама в Ямало-Ненецкий автономный округ…
Увы: всё то же, ни с чем
воротилась. Подсказали, правда, ей шепотом, что со злыми людьми
-
грязных дел
воротилами -
капитан запаса прилюдно схлестнулся, вот они его, видать, и порешили. А могилку
искать -
велика тундра, страсть как велика…
Ой, всякого горюшка
нахлебалась женщина, пока сына на ноги подняла! Да ведь как уговаривала, чтоб в
военное училище не поступал
-
чуяло беду материнское сердце-вещун.
И-эхх! Не уговорила. По
отцовским стопам сын пошел. Окончил с отличием военный вуз и
-
одним из первых в мотострелковом полку
-
написал рапорт с просьбой направить служить в Афганистан. Храбро провоевал там
неполный год, заслужил орден и звание старшего лейтенанта… А потом в очередном
жестоком бою достали его осколки душманской гранаты. И вернулся кавалер Красной
Звезды домой в «Черном тюльпане».
Вот тогда-то, на поминках, и присмотрелась бабка Валя к наградам сыновних
сослуживцев. Двое их, капитан и сержант, цинковый гроб с павшим сопровождали,
вскрыть домовину так и не позволили, и словосочетание «бессрочный отпуск»
впервинку от них бедолажная услышала. Ох, раненько выпал он ее единственной
кровинушке!
Нет на свете горя
ужаснее, чем матери -
свое дитя пережить. Оттого и пыталась она наложить на себя руки… Спасибо, добрые
люди подоспели, из петли вынули. Пять лет после того, не снимая, носила
осиротевшая черный платок. И каждый день, в любую стужу и дождь, ходила вечерами
на родимую могилку. Посидит на скамеечке перед типовым обелиском из оцинковки с
красной звездой и единой обезличенной фразой: «Погиб при исполнении служебных
обязанностей». Прошлое вспомнит, с сыном поговорит. Будущего-то светлого уж
впереди и не осталось.
От одиночества горького
потихоньку и к рюмочке пристрастилась. А уж зелье хмельное и довело до места
мойщицы. Кажется, уже веки вечные женщина над грязными тарелками спину гнет, и
теперь все ее не иначе как бабкой Валей кличут, только вот не судьба ей
оказалась внуков понянчить. Слава богу, хоть какое-никакое жилье к старости
имеется: комната в коммуналке. Да до пенсии еще неполный год надо дотянуть. Ну
ничего, недолго осталось. К тому же в кафе по-любому лучше, чем дома затворницей
отсиживаться: всё к людям поближе…
Так думала бабка Валя, в
приподнятом настроении перемывая посуду и нет-нет да поглядывая в уголок, где за
тарелками прятался заветный стаканчик. Наконец, улучив момент, достала его из
тайника.
«А от сердца парень-то с
медалями сказал, -
подумалось ей. -
И почему бы усопших глотком вина не почтить. Хотя и сильничать здесь… тоже не с
руки. И-эхх! Вечная моим родненьким память и Царствие Небесное!»
И бабка Валя с
наслаждением вытянула содержимое стакана.
- Ты! Старая дура!
-
В дверях моечной стояла стервоза.
-
Опять за свое? Сколько раз я тебя предупреждала?! Ну, всё: завтра можешь не
выходить, я тебя уволила! По статье!
Слышишь?! По статье!!!
Дзинннннь!
Упущенный бабкой Валей
тонкостенный, с голубыми ободками стакан закончил свое существование на бетонном
полу…
©
Ф.Ошевнев
ВОЗВРАТ
Предыдущая
публикация и об авторе - РГ
№9,
№2 2016г.
|
|