ВОЗВРАТ                                      

     
Май 2006, №5        
   
Проза____________________________________________      
Борис Никитенко       
  

ОТРЯД ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ                                    

                               Повесть                                                                   
 

 

 

      Белоруссия. Первые дни войны. Катастрофа Западного фронта. Двое бойцов, бывшие студенты, дети репрессированных дипломатов, оказываются в немецком тылу. У них нет ни обратной дороги, ни дороги вперед…

      В лесу было прохладно и тихо. И эта тишина просто давила на уши. Рядом тихо посапывал Витька Чигирин, и мне казалась, что каждый его вдох и выдох просто бьет по моим барабанным перепонкам. Дали нам прикурить, ничего не скажешь! И это после нашей строевой и маршевой из кинофильма «Трактористы»:

                                                   Гремя огнем, сверкая блеском стали,
                                                   Пойдут машины в яростный поход,
                                                   Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
                                                   И первый маршал в бой нас поведет.

       Вот и привел нас с Витькой товарищ Сталин вместе со своим первым маршалом в этот лес под белорусским городом Борисовым, славным своими спичками на весь Союз. Спички у нас, правда, были, но больше не было ничего.
       Оружия нам так и не выдали. Наш эшелон еще на подходе к месту дислокации сначала раздолбали с воздуха немецкие «Юнкерсы», а потом, уже, «гремя огнем и, сверкая блеском стали», немецкие танки. Докончила дело немецкая мотопехота и наша мотострелковая дивизия, сформированная в столице, перестала существовать.
       Я скосил глаза на Витьку. Спит себе без задних ног и все тут. Молодец. Нервы у него, как всегда, в норме. Мы с ним «старички», нам уже по двадцать три года, а в теплушке нашего воинского состава, самому старшему было девятнадцать. Кто из них дотянул до леса? Не знаю. Но как нас давили танками и расстреливали, как в тире!!! Страшно вспомнить…
       Наши с Витькой судьбы тесно переплетены. Мы оба дети дипломатов, которые начинали создавать вместе с наркомом иностранных дел Литвиновым советскую дипломатическую службу. Вместе с родителями мотались из страны в страну, где они служили в политических представительствах, консульствах и посольствах.
     Иногда наши пути пересекались, как, например, в Японии. Там мы с Витькой еще пацанятами несколько лет занимались вместе восточными боевыми видами борьбы. Наши родители считали, и не без основания, что в жизни это нам пригодится, хотя стоили такие занятия недешево.
      Потом мы вместе поступили в институт иностранных языков на романо-германский факультет, где весело и легко проскочили до четвертого курса. Языковый запас у нас был солидный. Из каждой страны мы обязательно привозили по языку, да еще и с диалектами, на которых говорят жители разных районов и областей этих стран. Детский ум восприимчив и никаких трудностей в их изучении для нас не было. Да и не изучали мы все эти языки. Мы просто жили внутри языковой среды, в которой пребывали.
        Но в отличие от Витьки я знал язык, которого не знал он. И этим языком был идиш. Мои родители евреи-атеисты и их единый Бог - социализм, а Библия - «Капитал» Карла Маркса. Они были стойкие последователи Ленина еще со второго съезда РСДРП и там же в 1903 году, как присоединились к большинству, так и остались на всю жизнь большевиками.
      Папа познакомился с моей мамой еще в Германии, в старинном Гамбургском университете, где он изучал право, а она политическую экономию. Оба они были из зажиточных семей с Украины, которые делали хорошие деньги на производстве сахара и спирта. Обстановка в семьях, по рассказам родителей, была самая либеральная, в отношении религии тоже. Но идиш, язык европейских евреев, знали все и дома старались говорить только на нем, конечно, когда не было гостей. Знали и иврит, язык Торы и священнослужителей, но в обиходе пользовались идишем.
       Отец был твердо убежден, что любой язык - сердце любой нации и пока он жив, жива и сама нация. На этом его связи с еврейством и заканчивались, а с деятелями еврейских социалистов из партии Бунд, он воевал по идейным соображениям всегда. Примерно тоже было и у мамы, и я получил, таким образом, с раннего детства два языка своего народа, но без религиозной составляющей.
       Наша семья и по внешнему облику мало походила на сложившийся в сознании других народов еврейский типаж. И папа, и мама, и, конечно, я были блондинами с голубыми глазами, рослыми и поджарыми. Во всяком случае, мои родители в зрелом возрасте выглядели не хуже меня, молодого парня. Меня назвали Александром, в честь деда, по отчеству я был Михайлович, и носил папину фамилию Александрович. По маме я принадлежал к семейству Бродских.
       Все эти семейства после революции, которую устроили их непутевые чада, лишились всего движимого и недвижимого на просторах Российской империи, но успели вовремя эмигрировать в Германию, спасаясь от погромов и прочих сюрпризов революции. Где-то они сейчас?
        Сталина мои родители знали мало. Правда, по их рассказам они встречались с ним в 1905 году на большевистской конференции в финском городе Таммерфорсе, в которой участвовал и 26-летний делегат от Тифлиса Иосиф Джугашвили. Именно там Сталин впервые встретился и с Лениным, но ни на него, ни на моих родителей особого впечатления не произвел.
     Так себе: стеснительный, малообразованный делегат с периферии, с манерами, оставляющими желать лучшего. Родители даже его немного опекали, помогая ориентироваться в незнакомой обстановке. Возможно, это и повлияло на то, что за них взялись гораздо позже, когда большинство из первых дипломатов либо сидели, либо были расстреляны. Хотя это маловероятно. Сталин уничтожал всех, кто знал его до революции в первую очередь и сантиментов не разводил.
        Утверждаясь во власти, он, и его ставленники в карательных органах заливали страну кровью, попутно занимаясь и самоуничтожением. Палачи наркома НКВД Ягоды уничтожали палачей Дзержинского, палачей Ягоды - палачи Ежова, а пришедший на смену Ежову Берия и тех и других.
        Настали тяжелые времена и для дипломатической службы. В мае 1939 года был смещен с занимаемого поста нарком иностранных дел Литвинов, и началась кровавая и кадровая вакханалия в посольствах и консульствах. В послы пошли малообразованные и просто тупые ставленники Берии, типа Деканозова в Германии, где в ту пору работали мои родители. Витькины были в то время в Швейцарии.
        Отец, имея обширные связи среди разных слоев немецкого общества, в том числе и среди уцелевших социал-демократов, многие из которых вступили в нацистскую партию и заняли в государстве крупные посты, получал достоверную информацию об истинном положении дел и обстановке в руководстве Германии.
      Он отдавал себе отчет, что Сталин, оттягивая начало войны с Германией, само успокаивает себя, выдавая желаемое за действительность. Уловив эту тенденцию, новые послы давали ему ту информацию, которую он хотел услышать. Фактически гнали «дезу». Во что это все обошлось…
        И мой отец, и отец Витьки, до последнего часа пытались этому противодействовать, и давали проверенную, а оттого и тревожную для вождя информацию. Наивные люди! Неужели не видели, с кем имеют дело? Наверное, чувство долга у них перевешивало степень личной опасности.
       Наконец, в 1941 году их, еще уцелевших, поочередно вызвали в Москву, и все они исчезли подвалах и камерах Лубянки, Лефортово, Гулаге, а многие просто из жизни. Что с ними случилось, мы с Витькой так и не узнали никогда.
      Нас тут же исключили из комсомола и, конечно, из института, прямо накануне государственных экзаменов. Все делалось быстро. Опыт борьбы с детьми «врагов народа» был отработан безукоризненно. В деканате выдали справки, что мы прослушали полный курс, но к экзаменам не допущены, без указания причин. И мы стали ждать ареста, но тут наступило 22 июня и началась война. Для нас это был шанс.
       С утра мы были в военкомате по месту приписки и, выстояв огромную очередь, сообщили замученному работой майору, что мы студенты филологи и срочно хотим на фронт. О знании иностранных языков умолчали. Где иностранные языки, там обязательно «органы». А сведений от них в военкомат, по нашему поводу, по-видимому, еще не поступало.
       На наше счастье срочно доукомплектовывалась мотострелковая дивизия, которая уже сидела в теплушках и мы сходу покатились воевать, послав прощальный привет московским чекистам, хотя понимали, что они все равно нас когда-нибудь достанут. Но, во всяком случае, не сейчас. И были рады этому.
      Вот и повоевали! Тут я заметил, что ветки кустарника напротив качнулись, потом раздвинулись, и в этом проеме появилась круглая еще мальчишеская физиономия в пилотке. Потом все произошло мгновенно. С криком: «Руки вверх!» на поляну, где мы лежали выскочили два курсанта военного училища, судя по петлицам из города Борисова.
       - Руки вверх! Кто такие? - наполовину испуганно, наполовину угрожающе повторил один из них, и оба передернули затворы винтовок, направив их на нас.
       - Из разбитого войска Наполеона. Где тут речка Березина? - открыв глаза, спокойно произнес Витька.
        Но дальше похохмить ему уже не удалось. За нашими головами раздался шум и прозвучал лающий голос:
       - Хенде хох! Ауфштеен!
     Прямо над нами стояли два немецких солдата с автоматами, один из которых был направлен на курсантов, другой на нас. Ну, и картинка, скажу я вам. И в конечном итоге все целятся в нас… Все застыли…
       - Шнель! - заорал немец, увидев, что его команда не выполняется.
       Вот эту команду выполнили уже все. Курсанты побросали свои винтовки к ногам, а мы с Витькой сделали две молниеносные подсечки, прямо из лежачего положения, и в полете немцев на землю успели провести им удары ребром ладони по горлу. Так что улеглись они на траву уже в рауше, то есть в бессознательном состоянии.
      Все произошло настолько быстро, что курсанты так еще и не вышли из столбнячного состояния и стояли, задрав руки над головой. Мы, не теряя времени, содрали с немцев автоматы и только тогда пощупали у них пульсы. У Витькиного, пульс не прощупывался вообще, перестарался парень. Хотя, не в плен же их брать? Мой, еще дергался, и надо было подождать, пока он придет в себя, чтобы допросить. Витька, взглянув на пацанов-курсантов, стоящих с поднятыми руками, фыркнул и повелительно сказал:
      - Руки опустить! Немцев в кусты! Исполнять!
      Команда сразу привела пацанов в чувство, и они кинулись к немцам, бестолково хватаясь за их руки и ноги. Мы показали им пример, взяв Витькиного немца, и просто закинули его в чащобу. Пока они, пыхтя и отдуваясь, втягивали хрипящего немца в кусты, мы подобрали свои тощие рюкзаки, винтовки курсантов и, осмотревшись, чтобы чего не осталось на поле боя, присоединились к ним.
      Они сидели на корточках и, как мне показалась, со смешанным чувством любопытства и страха смотрели на хрипящего немца, который держался за горло двумя руками и сучил по земле ногами. Я сразу полез по его карманам, разыскивая документы. Тоже сделал и Витька со своим мертвяком. Найдя солдатские книжки, мы углубились в их изучение.
       - Так. Десантники. - Определил я по документа
       - Они самые, которые нас и разнесли, - отозвался Витька. - Видишь, как экипированы!
       А экипированы десантники были и впрямь необычно. Камуфляжные куртки, брюки, заправленные в высокие ботинки с толстой гофрированной подошвой, на широких поясных ремнях десантные ножи в ножнах с зубчаткой на тыльной стороне лезвия и выбитым орлом на его обеих сторонах. У каждого на ремне были приторочены автоматные рожки, небольшие компасы в чехлах, аккуратные саперные лопатки и фляги с водой. Каски у них были гораздо меньшего размера, чем обычные армейские и покрыты сверху камуфляжной сеткой.
       - Вы кто? - вдруг послышался голос одного из курсантов.
      - А вы кто? - ответил вопросом на вопрос Витька, хотя было яснее ясного, кто они такие есть.
      - Мы курсанты Борисовского танкового училища, сражались с ними, - и курсант кивнул на немца.
      - Вот и мы тоже сражались, а сейчас прячемся с вами по кустам, - ответил я.
      Курсант хотел что-то ответить, но тут немец перестал хрипеть, и открыл глаза.
      - Что делаете в лесу? Отвечать быстро! - По-немецки спросил я его.
      - Прочесываем лес, - чуть помедлив, хрипло ответил он.
      - Что знаешь о положении на сегодняшний день?
     - Мы взяли Минск и скоро будем в Москве. - Немец был баварцем, и я помимо воли заговорил на баварском диалекте.
      - Откуда знаешь о Минске?
      - Слышал по радио. Ты баварец? Почему с ними и в русской форме?
      - Кто ведет наступление в Белоруссии? - игнорируя его вопрос, продолжал спрашивать я.
- Группа «Центр», командующий фон Бок. Это не секрет, но больше я тебе ничего не скажу. Предатель. Первый пойдешь на виселицу. Хайль Гитлер! - И его голос прервался, поскольку Витька, считая допрос завершенным, рывком повернул ему голову вправо, сломав шейные позвонки. Курсанты оторопело смотрели, ничего не понимая.
      - Вот что ребятки, - я посмотрел на их взволнованные лица. - Немцы взяли Минск. Думаю, что немец не врет, хотя идет шестой день войны. Так мы быстро и до Москвы докатимся.
      Курсанты насупились и враждебно посмотрели на меня.
      - Брехня это все. Товарищ Сталин двинет свежие войска, и мы отбросим врага, -
запальчиво и с вызовом ответил один из них.
      - Чего же вы свои ружья-то побросали? - насмешливо спросил Витька.
      Курсанты опустили головы. Потом один из них сказал:
      - Так патронов нет. По одному для себя оставили.
      - Не для себя надо оставлять, а для немцев, - нравоучительно сказал я. - Ладно, посмотрим, что у них в ранцах. - И мы принялись потрошить трофейные ранцы.
      Первое на чем остановились наши голодные взгляды это на кольцах колбасы. По кольцу в каждом ранце. Было там и сало, и хлеб и еще по банке мясных датских консервов. Еще к нашему удивлению наша русская водка московского разлива. Надо понимать, что и колбаса и сало тоже были наши, трофейные и распределялись немецким фельдфебелем поровну на каждого десантника.
      В одном из ранцев я нашел карту. Нашу, обычную школьную карту.
     Педантичный немец отмечал по ней свой путь по Белоруссии и даже обозначил линию фронта. Стратег, понимаешь. Но я ему за это был крайне благодарен и мы, позабыв о еде, впились в карту глазами. Так и есть. Минск взят, и пунктирная линия изображавшая линию фронта протянулась с севера на юг по вертикали Ветрино-Борисов-Мозырь.
     - Нечего рассиживаться ребята. Их скоро будут искать. Они прочесывают лес, наверняка ищут таких, как мы, - озабоченно сказал Витька.
      - Куда вы направлялись? -обратился я к курсантам
     - Командир роты перед боем приказал, в случае чего, пробираться к месту сбора в район Вилятичей. Туда и идем. Может, вы тоже с нами?
      Мы переглянулись с Витькой, и я ответил:
      - Нет, ребята. У нас свое задание.
      - Вы разведчики?! - с озарением и почему-то шепотом, спросил курсант.
      - Вы нас не видели и о нас ничего не слышали? - Тоже переходя на полушепот, подыграл ему Витька. -
Отряд особого назначения. Ясно?
     Курсанты утвердительно кивнули головой и уже с восхищением посмотрели на нас. Ох, пацаны, пацаны… Мы дали им кольцо колбасы, сала, банку консервов и хлеба. Водку придержали. Не дай Бог, хлебнут лишнего, возьмут их немцы голыми руками. Дали им один из компасов и часы, сняв их с руки немца. Вскинув на плечи винтовки с одним патроном в патроннике, по нашему настоятельному совету, они, как заправские вояки отдали честь и, сориентировавшись по компасу, исчезли в лесу. Мы посмотрели им вслед, вздохнули и мысленно пожелали остаться живыми.
      - Что будем делать разведчик? - спросил я Витьку.
    - Давай по быстрому прибарахлимся, костюмчики на немцах уж больно хороши. Пригодятся. И к ним в тыл. К своим нам не прорваться. Обсудим все на привале.
     - Добро! - Ответил я, и мы споро раздели немцев, благо на форме не было их крови, засунули одежду, включая ботинки, в свои вещмешки и немецкие ранцы. Голых немцев свалили в воронку среди зарослей и завалили ветками. Осмотрев место вынужденного привала, чтобы не оставить следов скорым шагом двинулись в глубину леса, сверяя свое движение с компасом.
     После нескольких часов перехода мы решили сделать привал. Шли мы, не спеша и осторожно. Первоначальная задача была углубиться как можно дальше в лес от возможной погони и обдумать наши дальнейшие действия. Осторожно шли по причине возможной опасности нарваться на мину, а потому шли гуськом в затылок друг другу. За время пути контактов ни с немцами, ни с нашими не было. Среди деревьев часто мелькали фигуры в нашем обмундировании, поодиночке и группами, но либо они обходили нас, либо мы их.
      Тогда мы еще не знали истинных масштабов катастрофы Западного фронта. Не знали, что еще в первый день войны на советских военных аэродромах немцы сожгли прямо на земле свыше 500 самолетов, а командующий авиацией фронта Копец узнав об этом, застрелился. Не знали, что 3 и 10 армии попали в окружение, и из 20 их дивизий осталось только 4.
      Еще не знали, что за первые дни наши войска откатились на 600 километров, и конечно, не читали директивы маршала Тимошенко: « до особого приказа границу не переходить, а авиации мощным ударом уничтожить немецкую авиацию на ее аэродромах…».
      Все это предстояло нам еще узнать, а пока надо было решать собственную судьбу. Выбрав удобное место в лесной чащобе, высотку окруженную буйной растительностью, откуда просматривались все подходы к нашему логову, мы удобно расположились, планируя здесь и заночевать. Сначала, конечно, подкрепились немецкими, а, вернее, украденными советскими продуктами. Водки, правда, не пили, ограничились водой из фляг.
      - Твои предложения? - коротко спросил я Витьку
      - Думаю, такие же, как и твои. - Без промедления ответил он.
      - Тогда давай уточним. Назад нам действительно хода нет. Даже если пробьемся к нашим, сразу возьмут в оборот по поводу пребывания на вражеской территории, а потом всплывет и наше «вражеское дело». Колыма в лучшем случае, в худшем просто шлепнут и все дела.
      - Это без сомнений! - согласился Витька.
     - Конечно, армия оправится от шока, а может, опомнятся вожди и выпустят из лагерей настоящих командиров, которые умеют воевать, хотя бы из-за испуга за свои драгоценные жизни…
      - Тут ты загнул. Не тот режим, не те люди. Они больше немцев боятся своих. Те им могут все припомнить!
      - Виктор! Давай смотреть правде в глаза. Не припомнят. Не тот у нас народ. Будут реветь: «Да здравствует!» и продолжать лизать то, что лижется…
      - Наверное, ты прав.
      - Так вот. Мое мнение такое. Воевать нам просто не дадут. Придется вести свою войну.
      - Как партизаны Дениса Давыдова в 1812 году?!
     - Можно, конечно, и так, но считаю для нас такая война не очень подходящая. Все равно придется выходить на чекистов. Сегодня в мире с Германией реально воюет пока одна Англия. Все остальные отдались на милость победителя. Вот туда надо и прорываться. Думаю, что мы там придемся ко двору, и пользы принесем больше, и не будем доказывать этим сталинско-бериевским сволочам, что хотим воевать с фашизмом и не за них, а за свою Родину, которую они отождествляют со своими особами.
     - Считай, что политинформацию ты провел с оценкой «отлично». Как будем прорываться в Англию?
     - Давай решать. - Я развернул карту, и мы оба уткнулись в нее, строя различные варианты и планы, порою уж совсем фантастические. Тем не менее, общую концепцию, так или иначе, отработали и решили начать ее осуществление, начиная с завтрашнего утра. Спать решили по очереди и Витька, сразу же засопел во сне.
      Пока он спал, я все обдумывал детали нашего плана. А решили мы с Витькой прорываться в Прибалтику, через нее в нейтральную Швецию, а уже оттуда в Англию. Из какой прибалтийской страны будем уходить в Швецию, покажет обстановка. Ближайшей к нашему месту нахождения была Литва, и вот на стыке границ Белоруссии и Польши, где-то в районе Гродно-Лида и сделаем бросок в Прибалтику, хотя эти административные границы уже чистая профанация. Везде были немцы, но как мы считали, режим уже был не тот, что в Белоруссии, где еще шли бои.
      В своих силах мы не сомневались. Подготовка у нас была еще та! Дело в том, что в инязе, где мы учились, была военная кафедра. Нас готовили как будущих военных переводчиков. Но еще на первом курсе из нашего потока выделили спецгруппу, которая начала проходить специальную подготовку. Выдержать занятия в этой группе смогли не все.
      Физические нагрузки были сверх тяжелыми. Марш броски с грузом в рюкзаках по 20-25 километров. Заплывы в одежде и сапогах. Прыжки с парашютом, а так же с поезда, идущего на полном ходу. Радиодело и работа на ключе. Вождение разных марок автомашин, включая бронетранспортеры и танки. Стрельба изо всех видов оружия и, конечно, рукопашный бой. Изучали и фото дело и умение шифровать и расшифровывать сообщения, а так же учились изготовлению различных документов и печатей.
       По сути, полный курс шпиона-диверсанта. Но что интересно, чекистами из НКВД там и не пахло. Работали с нами люди одетые в гражданскую одежду и в форме мы своих преподавателей и инструкторов никогда не видели. Разве что военные были на танковых полигонах и стрельбищах.
       На наши вопросы в начале курса отвечали, что военный переводчик может быть включен в состав как десантных, так и разведывательных групп, действующих в тылу врага, и эта наука нам пригодится. По всему было видно, что нас готовило разведывательное управление армии, люто ненавидящее НКВД и конкурирующие с чекистами.
      Нас с Витькой заметили сразу после того, как мы на занятиях по рукопашному бою уложили одного за другим нескольких инструкторов, приемами, о которых они не имели и представления. Сказались наши многолетние занятия в Японии. Пришлось им кое-что показать.
       И нас показали высокому начальству, видимо, из ГРУ армии. В ту пору родители у нас еще были в «доверии», так что наш путь после окончания спецкурса и института был предопределен, наверное, тоже в посольства и консульства, но по линии ГРУ. Однако, как говорится, мы предполагаем, а судьба располагает…
       Прорываться в Швецию мы решили не просто пугливыми зайцами, а воинским отрядом, «особого назначения», как его определил Витька в беседе с курсантами. А это значило вести на всем пути боевые диверсионные действия, используя партизанскую тактику внезапного удара и мгновенного исчезновения с места диверсии. Для начала у нас уже были боевые трофеи.
       Свой «отряд» решили не пополнять и ни к кому не примыкать. Трудно объяснить людям, распропагандированным этой мерзостной системой наше положение и наше решение. Пусть думают, как и курсанты, что мы разведчики и выполняем спецзадание. Спокойнее и им и нам.
       Моя смена закончилась и, растолкав, разоспавшегося Витьку, я тут же заснул и проспал без всяких сновидений до самого утра. Позавтракав остатками вчерашнего ужина, мы двинулись лесом в направлении Жодино параллельно железной дороге и шоссе. Именно со стороны шоссе мы и услышали лающие немецкие команды и короткие очереди. Осторожно взобравшись на заросший кустарником бугор, мы глянули вниз, и оцепенели.
       По шоссе, насколько можно было окинуть его взглядом, шла масса людей в форме Красной Армии. Их было столько, что я никогда не видел такого количества, даже на московских парадах. Судя, по цвету петлиц, который можно было различить с нашего бугра, здесь были представители всех родов войск и рядовые бойцы и командиры.
      Эта бесконечная лента тянулась по шоссе, держась правой стороны, а по бокам шли редкие конвоиры с автоматами. Вся масса была разбита на колонны, которые обозначались интервалами между собой. Немецкий орднунг! Порядок во всем!
      Вдоль колонн пролетали немецкие военные машины битком, набитые солдатами, которые кричали оттуда, что-то обидное и веселое, а офицеры из своих легковушек презрительно смотрели на пленников.
      Почему шла стрельба, мы вскоре выяснили. Нет, это не по беглецам. Никто бежать и не пытался, несмотря на слабую охрану. Прямо перед нашим бугром упал солдат в центре колонны. Его просто обходили. Конвоир махнул рукой, коротко пролаял команду и четверо пленных, выйдя из строя, вынесли упавшего и опустили его в кювет. Конвоир неспешно подошел, раздалась короткая автоматная очередь, солдат дернулся, и затих. Немец, не глядя больше на него, пошел дальше, а пленные возвратились на свои места. Просто и буднично.
      Мы лежали уже свыше получаса, а колонны шли и шли и конца этому не было видно. Тогда мы еще не знали, что только западнее Минска в плен попали 330 тысяч солдат и командиров, но, глядя на эту массу людей, проходящих мимо нас, точно поняли, что произошла КАТАСТРОФА.
     Внезапно внизу, прямо под нами захрустели ветки. Мы бесшумно повернулись и направили автоматы в эту сторону. К подножью нашего бугра вышла группа военных, человек 15-20. По виду тоже окруженцы и, судя по петлицам, тоже из разных частей. Винтовок у них не было. Только у двоих, одного со звездами политрука на рукавах и второго в фуражке василькового цвета и знаком НКВД на левом рукаве гимнастерки, висели на ремнях кобуры, судя по тяжести с пистолетами.
     Они стояли за кустарником и молча смотрели на происходящее. Мы не выдали себя ни одним звуком и ждали, как будут развиваться события. Потом до нас донеслись обрывки приглушенного разговора.
      - А что еще остается делать?
      - Да, пропала армия…
     - Я из этих мест и мои родные говорили, что в первую мировую немцы вели себя цивилизованно…
     Я внимательно посмотрел на этого местного. Молодой парень с ярко выраженными еврейскими чертами лица, с двумя лейтенантскими кубарями в петлицах и с инженерными топориками на них. Мы с Витькой переглянулись, но ничего предпринять не смогли. Политрук обменялся взглядами с чекистом, тот пожал плечами и оба они, сняв с ремней свои кобуры с пистолетами, кинули их в кусты. Потом так же молча начали спускаться на шоссе. Остальные, помедлив, двинулись за ними.
     Немецкие конвоиры не высказали никакого удивления, увидев эту группу. Видимо, привыкли. Просто к ближайшему конвоиру подошел еще один и направил автомат на новеньких. Другой подошел к группе знаками и дулом автомата отделил от нее политрука, чекиста, лейтенанта с еврейским лицом, еще одного чернявого красноармейца, по виду цыгана и нажал спусковой крючок. Одной автоматной очереди, хватило на всех четверых. Знаками он приказал остальным скинуть тела в кювет, и даже не обыскав, загнал их, в проходящую колонну.
       Мы с Витькой были потрясены этой сценой. И даже не ее жестокостью. Насчет фашистов я никаких иллюзий не питал, насмотрелся в тридцатые годы, как они приходили во власть, и помнил «ночь длинных ножей», когда были вырезаны тысячи недавних союзников - штурмовиков Рема.
     Нас поразила будничная деловитость происшедшего и то, что дисциплинированный немецкий солдат решал сам, кому жить, а кому нет, не докладывая по инстанции. Значит, такие права ему были даны! Значит, катастрофа приобрела ужасающие размеры!
       Мы посмотрели друг на друга. Слов не было. Все было понятно и так. А пленные все шли и шли, и конца краю не было видно. Вскоре около расстрелянных остановился крытый грузовик, откуда выскочили человека четыре военнопленных и тоже привычно подхватив тела, закинули их в кузов. Видимо захоронение организовали в отведенном для этого месте. Аккуратисты, мать их перетак! Я стиснул от ненависти зубы и, кивнув Витьке, отполз от края бугра.
      Вскоре мы вновь были на марше, предварительно найдя и забрав две кобуры с пистолетами «ТТ», которые выкинули политрук и чекист. Шли молча в затылок друг другу. Шедший первым Витька вдруг поднял руку. Мы, тут же сделав по шагу в сторону, затаились за деревьями.
     
 Прислушавшись, я определил, что шли двое. Шли тоже аккуратно, без шума, но пару раз сухие ветки затрещали под их ногами, а один, вскоре, запнулся и явственно, по-русски выругался. Значит, наши. Но из-за деревьев мы не выходили и, обменявшись знаками, решили подождать их в засаде.
       Вскоре, между деревьями показались два солдата в зеленых фуражках. Немецкие автоматы висели у них на груди. Рожки к автоматам в полотняных чехлах, как и у нас, висели на поясных ремнях. Впереди шел сержант, чуть поодаль ефрейтор. Старослужащие. Не салаги. И видать боевые хлопцы. Это хорошо. Мы выступили из-за деревьев с автоматами направленными на них.
       Сержант и ефрейтор остановились. Перевес был на нашей стороне. Первая очередь была бы наша.
        - Кто, откуда и куда? - спросил Витька.
        - А вы кто такие? - огрызнулся сержант, наверное, костеря себя в душе за промашку.
        - Ладно, ребята. Не будем собачиться. Все в одном положении, - примирительно сказал я, и снял палец со спускового крючка автомата, но Витька, однако, пребывал в боевой готовности.
       Мне сразу понравились эти ребята. Лица измученные, исхудавшие, а растерянности и отрешенности, как у недавних окруженцев не было и в помине.
        Смотрели ясно и строго. Взглядами, годами, отработанными на пограничной службе. Да и немецкие шмайсеры на груди говорили о многом. С ними в плен не сдаются. Но именно об этом я первым делом и спросил:
        - В плен не собираетесь?
        Оба пограничника с презрением посмотрели на меня.
        - Ответ понят, - рассмеялся Витька и снял руку с автомата. - Еще вопрос. Жрать хотите?
        - Мог бы и не спрашивать! - Сержант скупо улыбнулся. - Угостите, будем благодарны.
        - Тогда садитесь.
       Витька скинул вещмешок и десантный рюкзак и, покопавшись, вытащил сало, немного хлеба и бутылку водки, отчего глаза у пограничников округлились. Сели тут же под деревьями, разложив остатки яств на траве. Это было все, что у нас оставалось. Я вынул из ножен десантный нож и порезал сало.
       Мы недавно завтракали, но, сделав по глотку водки, взяли по ломтику сала, предоставив пограничникам докончить остальное. За едой не разговаривали, и я ждал, пока ребята наедятся. По всему видать оголодали они сильно, но ели, как люди. Контролировали себя. И мне это, вновь, понравилось.
        Когда подмели все припасы, что не осталось даже крошки, я спросил:
        - Откуда идете?
       - Из района Гродно. Мы из Августовского погранотряда. В первый день войны были в наряде на границе. Приняли бой. Потом оторвались. Вернулись на заставу. Там все перепахано танками. Ночью похоронили всех кого нашли и двинулись к нашим. Вот и идем.
       - Хорошо идете! - Витька кивнул на их автоматы.
      - Вы тоже видать не зеваете! - Сержант посмотрел на наше вооружение и взял в руки десантный нож. - А вы откуда и куда? - повторил он Витькин вопрос.
      - Вот что ребята. Темнить я не хочу, а правды говорить не имею права. Выполняем задание, и пока приказ в силе этот разговор замнем.
      Я сразу поставил точки над «i» и страшно обрадовал пограничников. Они решили, что муки их, наконец, закончились и они вышли на наших разведчиков, а потому сразу предложили свою помощь в любом деле. Пришлось их разочаровать. Сказать, что связи у нас нет. Рассказать, какое количество пленных мы увидели, что Минск уже взят и где идут бои просто неизвестно.
       Вынув карту, я показал им линию фронта, которую немец-десантник нанес еще вчера и пограничники решили пробиваться на Могилев. Кстати, для нас они оказались неоценимым кладезем информации. Мало того, что они за шесть дней имели достоверную информацию о том, что происходит в местах, по которым нам надо пройти, они и служили на заставе, находящейся на стыке Польши, Белоруссии и Литвы. Именно там, куда мы и стремились. Удача, да и только!
        В своих недельных скитаниях они увидели многое, что могло пригодиться нам.
       По мере продвижение своих войск вперед, немцы, не теряя времени, создавали у себя в тылу новый административный аппарат. Он состоял из городских, районных и волостных управ, во главе которых стояли бургомистры, начальники управ и волостные старшины.
      Они комплектовались из местных жителей и русских, которые пришли с немцами. Контролировали их деятельность немецкие комиссары, военные коменданты, зондерфюреры, полевые и местные комендатуры. В общем, система была отлажена, и все населенные пункты находились под контролем. Нашлись и желающие работать в полиции.
        Евреи, в занятых населенных пунктах, уничтожалось сразу же. После продвижения армии дальше: евреями, цыганами и советским активом занимались уже специальные зондеркоманды по наводке только что созданных местных властей. При обнаружении этого контингента расстрел совершался на месте независимо от возраста, начиная от грудных детей и кончая древними стариками. Цивилизованные немцы, ничего не скажешь! Я вспомнил лейтенанта-еврея и его рассуждения.
       Но это было в первые дни войны, и мы еще даже не предполагали, до чего дойдет «творчество» носителей «нового порядка» в решении расового вопроса и не только на территории СССР.
      Крайне важную информацию мы получили о положении дел на старой границе с Польшей. Там сейчас действовали подпольные националистические группы «аковцев» или, как они называли себя, «Армии Крайовой» и такие же группы под названием «Народове силы збройне».
        Эти воевали со всеми и против всех. С немцами, отступающими частями Красной Армии и между собой. Грабили своих же крестьян, белорусов, литовцев, добывая пропитание. Причем действовали крайне жестоко и свидетелей не оставляли. Пограничники неоднократно вступали с ними в схватки на всем своем пути.
      Насчет отношения литовцев в приграничных районах к нам, то оно, по рассказам пограничников, выглядело далеко не лучшим образом. Во-первых, литовцы еще до прихода частей вермахта по собственной инициативе расправились во многих местах со своими соседями, еврейским населением, так что немцам уже делать было нечего. Во-вторых, по отступающим нашим частям они вели огонь в спину. Попадаться одиночкам-окруженцам в руки литовцев, означало верную погибель, без всякого немецкого вмешательства.
       Так обстояли дела на сегодняшний день и ценность этой информации мы оценили лишь потом, когда пришлось входить в контакт с теми, о ком нам поведали эти славные ребята. Сержанта звали Василий, а ефрейтора Николай и, глядя на них, я уже ни на минуту не сомневался, что рано или поздно морду фашисту мы набьем обязательно.
       Поев и выпив чуток водки, ребята просто валились с ног. Так им хотелось спать. Мы с Витькой переглянулись и предложили им час отдыха. На большее времени не было. Они без разговоров вытянулись на траве. Вскоре, с моего согласия, к ним присоединился и Витька, большой любитель поспать, а я нес охрану и думал.
       То, что я придумал, изложил проспавшимся воинам через час, когда поднял их на ноги. Еще во время наблюдения за шоссе я уловил, что немцы ведут себя крайне самонадеянно. Небывалый военный успех притупил чувство осторожности. Это надо было использовать. И я предложил простой и действенный, по моему мнению, план пополнения продовольственных запасов и свежей информации от немецкого командования.
      После небольшого обсуждения и, внесения корректив план был принят, и мы начали подготовку к его осуществлению. Прежде всего, мы с Витькой переоделись в форму немецких десантников. Ребята они были коренастые под стать нам, и форма подошла, а самое главное подошли по размеру ботинки.
        Пограничники с интересом рассматривали форму, которую никогда не видели.
       Потом мы тронулись, выдерживая маршрут параллельно шоссе. Шли по лесу гуськом, в затылок друг другу. Впереди был Витька, который вел нас, сверяясь по компасу. Я замыкал колонну. Так мы шли пока не уперлись в просеку, которая как мы убедились, вела к шоссе.
       Мы свернули к шоссе, держа просеку, справа от себя и вскоре шум проходящего транспорта возвестил нам, что мы у цели. Мы осторожно приблизились к шоссе и сквозь заросли кустарника увидели, как по нему проносятся в обе стороны машины. Но обзор был крайне затруднен из-за поворота шоссе с левой стороны.
      Решили оборудовать наблюдательный пункт на дереве. Выбрали высоченную лиственницу и послали туда ефрейтора Николая. Сняв сапоги, он быстро, словно кошка, вскарабкался наверх.
        - Обзор в порядке! - глухо донесся с высоты его голос. Самого его в листве видно не было. Не теряя времени, мы втроем рассыпались вдоль кустарника в поисках бревна или подходящей коряги для устройства затора на шоссе. Вскоре Витька свистом подозвал нас к себе. Корягу он нашел классную. Сухая и прогнившая насквозь она была легка как перышко, а по размерам должна была закупорить всю проезжую часть. Мы подтащили ее к шоссе и, дождавшись, когда оно опустело, сбросили корягу в кювет, после чего вернулись в ближайший кустарник.
       План наш был прост. При приближении подходящей машины, желательно легковой и с офицерами, перегородить проезжую часть, остановить машину и захватить ее. Конечно, при условии отсутствия встречного или попутного транспорта. Это уже как повезет. Будем ждать удачи. И после часового ожидания удача пришла. Сигнал от Николая поступил, когда мы уже отчаялись
      
 - Легковушка на повороте слева. Справа чисто! - пробубнил он с дерева.
     
 Мы тут же кинулись к коряге и мгновенно вытащили ее на шоссе. Сержант Василий без ремня и без фуражки, изображая из себя военнопленного, вцепился в корягу, пытаясь перетащить ее к кювету. А мы с Витькой, два бравых десантника с ухмылкой смотрели на его потуги.
      Я внимательно смотрел на приближающийся открытый «Мерседес». Дорогая машина. Шушера в таких машинах не ездит. Двое сидят впереди, не иначе шофер с адъютантом, а сзади, наверное, шеф.
       - Виктор! Берешь на себя водителя, Николай - шефа, но только попугать, я - адъютанта. Начали!
    
 Машина, взвизгнув тормозами, остановилась прямо около коряги. Молодой офицер поднялся с переднего сидения и махнул нам рукой. Мы подошли с Витькой с двух сторон и офицер с водителем беззвучно легли на сидения. Василий уже сидел, сзади, держа политруковский “тэтеэшник” у виска тучного полковника.
        Мы, с Витькой, не теряя, времени сбросили корягу в кювет, и я, отодвинув отключенного водителя в сторону офицера, рывком сорвал машину с места. Витька уже на ходу запрыгнул на заднее сидение. Минута, и мы на просеке.
      Двигатель взревел, и машина пошла по узкой просеке, а наперерез ей уже бежал, соскочивший на землю с дерева, Николай.
     Через несколько минут я свернул на небольшую поляну и остановил машину. Пограничники вытащили из машины шофера и адъютанта и отволокли их вне пределов видимости полковника. Однако тот находился в глубоком шоке и ничего не понимал, уставившись остекляневшими глазами в приборную панель машины.
      - Что будем делать с этими двумя? - Ко мне подошел Василий и кивнул в сторону шофера с офицером. - Вырубили вы их с Виктором капитально.
     - Думал их тоже допросить. Да какой с них прок, когда есть такая акула. - И я показал глазами на полковника.
      - Тогда что?

     
- Вам помочь? - резко спросил Витька.
      - Не по адресу вопрос. Я их буду давить, пока жив. Пойду посмотрю лопату в багажнике. - И вскоре, Василий с Николаем, который держал в руке небольшую лопату, волоком потащили, шофера и адъютанта вглубь леса.
      - Форму с офицера снимите! - запоздало крикнул я им вслед и сержант, понимающе махнул рукой.
     Тем временем мы, с Витькой углубились в изучение документов полковника и содержимым его портфеля. Здесь, нас ожидала большая удача. Полковник был крупным чином в хозяйственном управлении группы армий “Центр” и ведал продовольственным снабжением.
      Так что вся картина дислокации частей была, как на ладони, с указанием путей доставки продуктов на перспективу. Иначе говоря, замысел операции, раскрывался через доставку продуктов. Бесценные документы для советского командования. И главное, сейчас есть, кому их доставить.
      Витьке надоело долгое ожидание, когда полковник придет в себя, и он отвесил ему две полновесные пощечины по его жирным щекам. Это возымело действие. Глаза полковника стали осмысленными и испуганно уставились сначала на Витьку, а потом на меня.
      - Что, что случилось?! - ошарашено пробормотал он, увидев перед собой двух немецких десантников.
      - А то, господин полковник, что вы в руках русских и от ваших показаний зависит ваша жизнь. - Ответил я ему на берлинском диалекте, уловив, что полковник уроженец Берлина.
       - Позвольте! Вы немецкий солдат из Берлина и у русских?
       - Не все господин полковник разделяют идеи психопата, которому вы служите. Но сейчас вопрос не об этом. Вы будете отвечать на наши вопросы? Времени на уговоры у нас нет. - В этот момент к машине подошли пограничники, и полковник с испугом уставился на лопату, которую держал в руках Николай и обмундирование своего адъютанта, перетянутое ремнем.
       - Охотно, охотно. Спрашивайте, я все расскажу, что знаю. Но, что будет со мной?
       - Задача группы армий “Центр”? - Спросил я, игнорируя вопрос полковника.
     
 - Наступлением двумя группировками на флангах, расколоть русские войска и уничтожить их между Белостоком и Минском.
     
 Я вытащил из портфеля полковника клеенчатую тетрадь с карандашом и передал Виктору. Он понял без лишних вопросов и начал записывать ответы полковника в переводе на русский язык.
       - Дальше!
      - Дальше, З-я и 9-я танковые группы 9-й армии выходят в район Витебск-Полоцк, а ударная группировка 2-й танковой группы овладевает Смоленском и совместно с группой армий “Север” идут на Москву.
       - Какие части входят в группу “Центр”?
       - 50 дивизий: 31 пехотных, 9 танковых, 6 моторизованных, 1 кавалерийская, 3 охранных дивизии и 2 моторизованных бригады, включая полк СС “Великая Германия”. В резерве имеется еще 6 пехотных дивизий. Воздушное обеспечение осуществляет 2-я воздушная армия. Это все. Вы меня убьете?
       - За все надо платить, полковник. Вас сюда никто не звал!
       - Но я ведь просто выполнял приказ!
       - Мы тоже. Сержант берите его!
       - Мундир снимать?
       - С такой комплекцией, у нас никого нет. А вот сапоги снимите.
      - Сделаем! - И пограничники, без сантиментов выдернули осевшую тушу полковника и потянули его в лес.
       - Давай, примерять мундир обер-лейтенанта, - посмотрев на погоны, сказал я. - На кого из нас будет впору, тот и будет начальником.
       Витька заржал, но примеривать мундир отказался.
       - Походи в немецких старлеях сам, раз наши не дали, покомандуй. Так, что будем делать?
     
 - Предлагаю прокатиться, как можно дальше, раз есть транспорт. Посмотрим по карте, где лучше высадить ребят и отправить их с документами к своим.
     
 - Может, и дойдут. Польза для дела будет большая, да и самих таскать по контрразведкам будут меньше, - задумчиво сказал Витька, а я только вздохнул.
      Потом я начал примерять мундир обер-лейтенанта. Он был впору, но сапоги не подходили. Когда я с проклятиями стаскивал сапог, к моим ногам упала пара сапог полковника. Это подошли ребята-пограничники. Без промедления я натянул полковничьи сапоги. Как раз мой размер! Услужил таки полковник “земляку-берлинцу”…
      - Спасибо хлопцы! - поблагодарил я их. - А сейчас слушайте внимательно. В этом портфеле документы, крайне важные для нашего командования. Вы даже себе не представляете, насколько они важны. Ваша задача не только выйти к своим, а и доставить эти документы. Текст допроса полковника на русском языке заучите наизусть. Мало ли, что случится с портфелем. Думаю, что по ордену вы заработаете, если доставите его к нашим. Хотя я считаю, что вы уже заработали его на границе. А сейчас, посмотрите карту, и сами определите, где вас лучше высадить. Поедем с ветерком. Сядете на заднее сидение, автоматы на взводе, при приближении немцев, опуститесь на пол. Огонь открывать по моей команде. Вопросы?
       - Документы, действительно, важные? - Заметно волнуясь, спросил сержант.
      - Ценнейшие! Только надо доставить их, как можно быстрее. Задание сверх боевое, ребята!
       - А здорово вы по-немецки шпрехаете! - Перейдя на “вы”, восхитился ефрейтор Николай.   - Не отличишь от немца. И мундир, как влитой.
      - Задание выполним! - Серьезно отчеканил сержант. Кто-нибудь из нас обязательно дойдет до своих.
      - Дойдете оба. - Уверенно ответил Витька. - Возьмите карту и решите, где вас лучше высадить. А ты обер-лейтенант поработай руками. Давай-ка, опустим крышу этого лимузина.
      Я приложил два пальца к фуражке, и мы с Витькой пошли опускать верх “Мерседеса”. С этого момента пограничники преисполнились к нам глубоким уважением, посчитав, что мы непременно в офицерском звании и, наверняка, птицы высокого полета… Мы их и не разубеждали.
      Определив место высадки, по их усмотрению, мы развернули машину и аккуратно съехали до шоссе. Притормозили, и я пошел сам на разведку. Все-таки офицер! Вышел на шоссе и, пропустив несколько машин, махнул Витьке рукой. Он вырулил на шоссе, подобрал меня, и мы с места взяли высокую скорость. Отличная все-таки машина, “Мерседес”.
      - Вылезайте, ребята! - Скомандовал я, и пограничники перебрались с пола, где пребывали до того, на мягкие сиденья.
      - Василий! Читай вслух протокол допроса полковника. Что не поймешь, подскажем, потом подсказать будет некому.
    
 Сержант тут же открыл портфель и вытащил тетрадь. Я показал ему начало записей, и он очень четко начал читать. Писал Витька печатными буквами, конспиратор, понимаешь, и, Василий, ни разу не запнулся. Пару раз за время чтения пограничники ныряли на пол, из-за проезжавших встречных машин, обгонять мы себя не позволяли, но потом чтение возобновлялось
      До места, которое определили сами пограничники, мы домчались через пару часов. Стали на обочине, Витька открыл капот и багажник, изображая ремонт.
      Я вынул из багажника вещевой мешок с припасами из полковничьих запасов, загодя подготовленных для ребят Витькой. Мы отдали им пистолеты «ТТ», они им будут сподручнее, тем более у нас появились трофейные «Вальтеры», крепко обнялись и Василий с Николаем исчезли в лесу.
       - Счастливо ребята! Только дойдите и оставайтесь живыми! - Мысленно напутствовал я их, а Витька, посмотрев им вслед, только и сказал:
       - Будет жить Россия!
     Потом мы, захлопнув капот и багажник, двинулись дальше. Ехали и продолжали удивляться. Не остановили ни разу, ни разу не проверили наши документы. Это же надо иметь такое самомнение в своей неуязвимости и безопасности! Пора их отучать. Мы просто кипели от злости, но сдерживали себя. Тактика наша была правильная, и все у нас было впереди.
        Но чего мы только не насмотрелись, колеся по трассам и лесным дорогам.
Разбитые военные городки, развороченные аэродромы со сгоревшими прямо на них самолетами. Там вовсю копошились немецкие аэродромные команды, расчищая, и ремонтируя взлетные полосы, а на некоторые из них, уже садились и взлетали немецкие самолеты.
        Мосты и мостики, которые мы проезжали были в полной сохранности. Не успели или не дали немцы их подорвать. Зато «УРы», укрепленные районы, с виду мощные железобетонные сооружения, зияли черными выжженными глазницами или представляли собой руины. Сгорели, наверное, ребята заживо! Тяжелое это было зрелище…
        И еше. За все время пути нас ни разу не обстреляли. Ни красноармейцы, фигуры которых мы частенько замечали среди деревьев, когда продирались по узким лесным дорогам, ни партизаны, которых, по всей видимости, еще не было.
       Первая встреча с удивительным полу партизанским отрядом, я не знаю, как его уж назвать, состоялась, когда мы пешим порядком двигались по Новогрудской пуще в районе города Лида. К тому времени с машиной пришлось расстаться.
       По дорогам сплошняком шла немецкая техника, появились немецкие регулировщики и полевая жандармерия. До старой границы было уж не так далеко, а потому решили не рисковать. Для лесного перехода переоделись в собственную форму.
       Вероятность попасть под огонь при столкновении лицом к лицу с окруженцами была реальнее, чем столкновение с немцами. Машину сначала подожгли, а потом уже скинули в овраг. Времени она нам сэкономила немало и мы с благодарностью «сделали ей ручкой», когда она, объятая пламенем, летела в глубокий овраг.
      Шли мы, как всегда цепочкой, вслед друг другу, вовремя замечали и обходили неразорвавшиеся гранаты, мины и фугасы. Шли по возможности бесшумно, реагируя, на посторонние для леса звуки. Витька первый засек засаду. Он поднял руку над головой и указал направление.
        Мы сбросили ранцы и разошлись в разные стороны, огибая источник непонятных для нас звуков. Через минуту мы сошлись в одной точке и, не хоронясь, вышли из-за деревьев. За лесным завалом, на куче листвы, спали, обнявшись, парень и девушка лет 16-17-ти. Около парня лежала наша трехлинейка системы капитана Мосина, а около девушки огромный и ржавый австрийский тесак, времен первой мировой войны.
      
 Я осторожно подтянул винтовку к себе, наступив на штык ногой, а Витька забрал тесак. Пальнет еще парнишка, со сна не разобрав, а девица пойдет в сабельную атаку… Мы еще немножко полюбовались молодой еврейской парой, а то, что это были еврейские ребята, не было никакого сомнения, потом Витька громко кашлянул.
      Вслед за этим ребятами была талантливо исполнена заключительная сцена из классической комедии «Ревизор». Потом девочка плакала, а парень молчал, сгорая со стыда. Мы не делали никаких нравоучительных заявлений, лишь я сказал на идише:
      - Могли бы и не проснуться!
      - Пожалуйста, не говорите никому. Мы вторую ночь не спим, некому сменить.
      Я пообещал и Двора, так звали девушку, успокоившись и полная доверия ко мне, повела нас в лагерь. По пути мы набрели еще на одну заставу. Здесь уже не спали. Из-за кустов вышел древний дед в ермолке, с пейсами и бородой. В руках у него было двуствольное охотничье ружье. Увидев Двору, он кивнул головой и пропустил нас.
      
То, что мы увидели, мало походило на партизанский лагерь. По краям огромной поляны выстроились десятки шалашей, между деревьями висело мокрое белье, горели небольшие костры, а над ними дымились котелки, кричали дети и спокойно паслись коровы.
      
В центре у большого шалаша сидели несколько мужчин все как один с армейскими винтовками, а один с автоматом ППШ, который стоял у его ног. Мужчина был чернобородый, в защитного цвета гимнастерке хорошего сукна с отложным воротником и таких же бриджах, заправленных в яловые сапоги. Типичная форма советского ответственного работника.
     
 При появлении нашей группы разговор у шалаша прекратился. Все настороженно смотрели на нас. Мужики положили руки на оружие, хотя наши автоматы демонстративно висели за плечами. Чернобородый не шелохнулся, а только вопросительно посмотрел на Двору, когда мы подошли.
     - Вот привела, - сказала Двора, - дипломатично обходя подходящее для этой ситуации выражение «задержали». - Он еврей, - показала она рукой на меня. - Говорит на идиш.
      - И это все, что ты о них знаешь? - спросил чернобородый. - Ах, Двора, Двора!
      - Кто вы такие? - обратился он к нам. - Ваши документы?
     Мы с Витькой протянули ему наши красноармейские книжки, а в добавление к ним я положил на табуретку, которая стояла в центре наши трофеи: офицерское удостоверение адъютанта и солдатские книжки десантников. Удостоверение полковника мы отдали пограничникам.
       Немецкие документы пошли по рукам, а автоматы в дополнение к ним тотчас изменили атмосферу. Настороженности, как не бывало. Все заулыбались.
      - Значит, уже повоевали в тылу врага! - доброжелательно сказал чернобородый, протягивая назад наши книжки. - Окруженцы?
      - Выполняем задание командования. - Коротко ответил я, дав понять, что на эту тему больше распространяться не хочу.
      - Михаил Исаевич Зельцер, бывший заведующий коммунальным отделом райисполкома, а ныне, вот… - Чернобородый обвел рукой вокруг, не зная, как себя представить в новой роли.
     - Командир партизанского отряда. Вот ты кто! - резко ответил ему один из присутствующих.
      Видно дебаты на эту тему велись здесь не впервые. Зельцер встал, пожал нам руки и, представив остальных, предложил сесть.
      - Значит, выполняете задание командования? Это хорошо. Даже вдохновляет, а то вокруг сплошное бегство и полный бардак. Скоро будет наше наступление?
      - И знали бы, да не сказали! - засмеялся Витька. - Военная тайна.
      - Да! Уж слишком много было у нас тайн. И вот, что получилось…
      - Что думаете делать? - спросил я у Зельцера.
      - Что делать? Выживать и воевать. Другого пути нет. Здесь, собрались со всей округи все, кто смог уцелеть. Ведь как получилось. Передовые части немцев, врываясь в местечки и населенные пункты, сразу же начали расстреливать всех, кто по виду был похож на евреев и цыган. Насиловали женщин, грабили и поджигали дома.
      - Это были эсэсовцы?
      - Какие там эсэсовцы! Солдаты вермахта. Полевые войска.
     - Вот тебе и культурная нация, как утверждал один мой знакомый лейтенант-еврей! - задумчиво сказал я.
      - «Культурная»… Вы спросите этих женщин и стариков, - кивнул он в сторону табора. - Они вам расскажут об их «культуре». А эсэсовцев мы еще и не видели. Правда, приходят сообщения об их появлении. Какие-то «ейнзацкоманды», «зондеркоманды» рыщут по деревням и местечкам и ищут евреев, организуют гетто.
      - Так вы собираетесь партизанить?
     - А, что нам остается? Идти как скоту на бойню? Не дождутся! Будем и обороняться и нападать.
      - А партизаны поблизости есть?
      - Наш первый секретарь райкома ушел в лес с партийным активом, но пока связи с ними не имеем. Выдали нам на прощание несколько винтовок и этот автомат, да еще кучу бланков паспортов для смены фамилий и национальности. Разве это поможет? Посмотреть на наши лица и не надо никаких паспортов. Ты, правда, еврей? - Зельцер перешел на идиш.
      - Правда. А что не похож?
      - Нисколько. Ты больше похож на немца.
      - Вот и хорошо. Легче будет их убивать. Ну, а как будете решать вопрос с питанием?
     - Пока питаемся тем, что сумели вывезти. Да еще коровы имеются. Будем отбивать у немцев продовольствие. Не крестьян же грабить, как делают «аковцы». Слышали о таких?
      - Слышали. Вас они не тревожат?
     - Пока нет. Но от националистов всего можно ждать. А вот литовские банды дают себя знать. Объединяются со всех ближайших хуторов и как звери расправляются с евреями, с поляками и русскими. От нас они уже получили отпор. Теперь знают, что не только со стариками и детьми имеют дело. Их база отсюда недалеко, на хуторе главаря. Награбил за эти дни он изрядно. Продовольствия там через край.
      - Так чего же ждете, когда они обложат вас или когда съедите все свои припасы?
      - Решаем вот. Не бандиты же мы… Думаем взять немецкий продсклад. Он тоже недалеко отсюда. Пока там стоит большая воинская часть. Уйдет, тогда и сделаем налет.
     Мы переглянулись с Витькой. Я вынул подробную карту местности, наше последнее приобретение, Развернул ее и, обращаясь к Зельцеру, спросил:
      - Можешь, показать на карте логово этого бандита?
      - Могу. А зачем это вам?
      - Нанесем ему визит.
      - Хотите, что бы и мы подключились?
      - Нет. Мы сами.
      - Так вот этот хутор. - Зельцер сразу показал точку на карте. - Может, все-таки нужна наша помощь? Или дать вам провожатого?
      - Ничего не надо. Помощь нужна в другом. Есть среди вас фотографы и граверы со своими принадлежностями?
      - Есть. Есть и сапожники, и пекари и портные…
    
 - Нет, нужны только они. Надо сделать наши фото в немецкой форме и вклеить в немецкие документы, соответственно подделать печати.
    
 - Сделаем. Моше! Позови Ицхака и Яшу. Пусть подойдут сюда. На какие документы нужны фотографии?
   
 - Вот на это офицерское удостоверение - мое фото, а на солдатскую книжку десантника - фото моего друга.
    
 - Хорошо. Идите в шалаш и переодевайтесь.
   
 Мы подхватили свои ранцы, и зашли в шалаш. Через несколько минут вышли, уже в немецком. Нас ждали. Около шалаша, между деревьев была натянута простыня, перед ней стояла тренога с закрепленным фотоаппаратом, явно немецкого происхождения.
    
  Фотограф Ицхак усадил нас по очереди на табуретку перед простыней и щелкнул по разу каждого. Потом он и гравер Яша, забрав немецкие удостоверения, пошли колдовать над ними. Я снова переоделся, но уже в форму десантника. Не гоже трепать по лесам блестящий мундир обер-лейтенанта.
     
 Мы взяли с собой только необходимое, остальное оставили в шалаше. Зельцер посмотрел на нас и сказал:
     
 - Жутковато и противно, но смотритесь вы как немцы правдоподобно. Я бы ни на минуту не усомнился.
      Он пошел вместе с нами и, проведя сквозь все свои посты, пожал нам руки и долго смотрел нам вслед, пока деревья не заслонили его фигуру.
     
 На хутор мы вышли довольно быстро. Привели нас туда автоматные очереди. Когда мы перебежками достигли проселочной дороги, сбоку которой возвышался большой дом с хозяйственными постройками, выстрелы прекратились. Мы залегли и начали наблюдать.
      По обширному двору ходили явно подпитые люди в полувоенной одежде, по виду польской, и громко перекликались. Ветер доносил иногда обрывки фраз. Мы прислушались. Точно. Матерились по-польски. Подползли ближе к зарослям у изгороди.
       Картина, скажу я вам, не для слабонервных. Посреди двора лежали мужчина средних лет и мальчик 14-15 лет. Судя по одежде, литовцы, видимо, хозяин с сыном. Признаков жизни не подавали. Каждый в луже крови. Около них, раскинув лапы, валялись два крупных пса, тоже в крови. Наверное, защищали хозяев. У коновязи стояли четыре навьюченные лошади. Судя по очертаниям мешков, там были продукты.
       Около лошадей копошились четверо мужиков с немецкими автоматами и винтовками за плечами. Они закрепляли груз. Из открытых дверей конюшни слышался непрерывный женский крик. Кричала женщина отчаянно и по-звериному. Во дворе никто не обращал на это внимания, крепили груз. Пошатывало их изрядно, а потому руки не всегда слушались. Наконец, закончили и собрались в центре двора кружком.
      
 Из дверей дома вышел пятый и начал что-то показывать остальным. Потом он обернулся, и что-то крикнул в сторону конюшни. Через минуту женский крик захлебнулся и наступила тишина. Из конюшни вышел шестой, и на ходу подтягивая полуспущенные штаны, присоединился к остальным. Те, глядя на него, заржали и в этот момент мы ударили с Витькой из двух автоматов одновременно.
       Никто из них даже не сумел схватиться за оружие. Легли там, где стояли. Кружком. Мы выждали немного. Никаких движений ни во дворе, ни в доме.
       Перемахнув через изгородь, с двух сторон подошли к лежащим на земле. Так и есть - «аковцы», хотя может, и «збройники», черт их разберет. Одно общее определение у них есть - бандиты. Борцы за идею грабежами не занимаются. Во всяком случае, в идеале…
     
 Патроны, которые еще оставались у нас в дисках, мы использовали на контрольные выстрелы в голову каждому. При этом двое, получив пулю, дернулись. Значит, еще были живы. Недаром нас учили.
        Бегом мы кинулись в конюшню. Сразу за порогом, на сене лежала женщина лет тридцати, в разорванном нижнем белье и раскинутыми ногами. В груди ее торчал длинный и узкий нож, которым колют свиней. Лицо, искривленное мукой, но все еще красивое.
        Наверное, насиловали все шестеро. И вдруг она открыла глаза! Губы зашевелились. Я тут же наклонился к ней. Она зашептала по-немецки:
        Убивайте их, убейте всех! Поляков, русских и евреев. Убивайте! - Глаза ее закрылись, она дернулась и перестала дышать.
        Что тут скажешь! Это она нам, немцам, завещала… Но время поджимало. Звуки боя могли привлечь посторонних и, прежде всего соратников командира литовских бандитов. Пусть уж разбираются без нас.
        Мы собрали все оружие и не только поляков, но и то, что нашли в доме, включая два советских ручных пулемета Дегтярева, навьючили все это на лошадей, составили караван по типу: «морда-хвост» и втянулись в лес.
         Позади в кровавых лужах остались враги. Враги друг другу и наши враги.
Все смешалось в мире.
        Наше появление в лагере было триумфальным. Насколько я понял, продукты у евреев кончались, а молоко разве только для детей. Мы коротко рассказали Зельцеру, что произошло. Ему это надо знать обязательно, соседи-то с повадками зверей! И поэтому надо держать ухо востро. Но это он и сам хорошо знал и понимал.
        Ицхак и Яша принесли наши документы. С фотографий на удостоверениях на нас смотрела бравая и симпатичная немчура. Мы сами, конечно. Печати были на высочайшем уровне. Ай, да мастера! Мы крепко пожали им руки.
        После этого мы забрались в шалаш, который уступил нам Зельцер, и спали до самого вечера. Отоспались по-настоящему за все дни пути.
        Потом мы с Витькой долго обсуждали маршрут, а Зельцер, хорошо знавший Прибалтику давал дельные советы. Потом мы распили прекрасный французский коньяк из полковничьих запасов, привели в порядок наше снаряжение, выкинув все лишнее, а из питания оставив только хлеб, лук и сало, как не скоропортящиеся продукты и я надел офицерский мундир, что бы уже не снимать его, пока не достигнем шведских берегов.
       Потом Зельцер проводил нас, и я долго смотрел ему вслед в сторону затемненного еврейского лагеря, где люди сами выбрали тропу борьбы и на душе у меня, было, прямо скажу, невесело и тоскливо. Выживут ли? Уже после войны узнавал, что многие евреи, из таких партизанских лагерей, не только выжили, но и храбро сражались и не один из «сверхчеловеков» нашел свою пулю и могилу в этих лесах.
        Ну, а что же мы с Витькой? Приключений в Литве и Латвии хватило бы еще не на один роман. Взяли мы, наверное, наглостью и решительностью. Путешествовали уже не по лесам, а по городам и весям этих прибалтийских стран, меняя одну за другой легковые машины. И спали мы уже то в гостиницах, то на квартирах у местного населения, которое подобострастно старалось услужить немецкому офицеру.
        По мере продвижения к цели, новый кожаный чемодан необъятных размеров, который мы позаимствовали у очередного полковника, и который, матерясь, таскал Витька, изображая моего денщика, наполнялся и наполнялся воинскими документами, картами и секретными донесениями. Не хотелось приходить к англичанам с пустыми руками, да и немцев не мешало поучить настоящей диверсионной войне. Но те, которых мы таки научили, уже ничего не скажут и науку эту не применят больше никогда…
       Так или иначе, но мы добрались до Лиепаи. А потом был рыбацкий мотобот и ночной отрыв от немецкого сторожевика, и были морские мытарства, и каменистый берег шведского острова Готланд показался нам райским уголком.
       Деньги и ценности, которые появились у нас, кроме документов, за время пути, сделали свое дело. И был пузатый шведский пароход и берег Англии. И многомесячные проверки и иная спецподготовка для диверсионной работы.
        А потом нас с Витькой разбросала военная судьба. Я напросился в Африку, где приобрел фронтовой опыт диверсанта, сражаясь против войск Роммеля, а Витька воевал во Франции и Италии и тоже по нашему профилю.
        8 мая 1945 года война для меня не кончилась. Я встал в ряды армии молодого государства Израиль, а мои ученики воюют до сих пор. Витька после войны поехал в Швейцарию, к своей юношеской любви, которая у него сохранилась со времен, когда он жил там со своими родителями-дипломатами. Любовь не заржавела и сейчас он известный бизнесмен и счастлив в своих внуках.
        Я тоже не обижен любовью внуков, тем более что они пошли по моим стопам, и есть уже и полковники. Догнали таки деда по званию. Я живу в окрестностях Хайфы, на берегу моря и каждый день сижу в кресле на песке с удочкой в руках. Но ничего не ловится. То ли рыбы нет, то ли я рыбак, которому, как плохому танцору всегда что-то мешает…
        Каждый год мы с Витькой встречаемся. То у него, то у меня. Недавно услышали, что в России открыли памятник невинно репрессированным людям. Решили, что надо ехать. Памятник из валуна с Соловков, острова, который сталинский людоедский режим превратил в смертоносный конвейер. Может, и наши родные лежат там? Надо ехать и положить к его подножию цветы. Надо ехать, а то скоро будет поздно…

 

                                                                                                                ©Б.Никитенко

 

        Предыдущая публикация и об авторе - в РГ №6 2005 и в Тематическом Указателе в разделе "Публицистика" 

                    НАЧАЛО                                                                                                              ВОЗВРАТ