Российский режиссер вспоминает свои последние разговоры с Александром Литвиненко

          Вежливый и тактичный полицейский проверяет мое имя и вводит меня в палату номер 9 отделения интенсивной терапии больницы Университетского колледжа. Я знаю, что меня ждет шок, когда я увижу Сашу (Александра Литвиненко). Я знаю, что он будет мало похож на человека, которого я видел всего месяц назад. И я знаю, что он увидит, в каком я буду смятении от того, как он выглядит.
         Но невозможно было подготовиться к нашей встрече, которая повергает меня в какую-то детскую, связывающую язык стеснительность.
           Когда-то сильный, импозантный офицер разведки, который принял на себя вызов всей мощи российских спецслужб, теперь это был вызывающий жалость человек, опирающийся в кровати на подушки, в больничной рубашке с домашним узором. Он корчится и стонет от мучительной боли, которую он испытывает.
           Когда-то он повергал Кремль в дрожь. Теперь он борется за возможность просто шевелить конечностями, пораженными ядом, под тонкими простынями больничной кровати. Каждая новая поза становится невыносимой в течение пяти минут. И все же за изможденной, мертвенно бледной фигурой по-прежнему мерцает, пусть приглушенный, свет. "Я думаю, это цена доказательства, что ты говоришь правду", - произносит он, отпуская болезненную шутку в собственный адрес.
           Он имел в виду написанную им книгу "ФСБ взрывает Россию". Она разоблачила причастность его бывших коллег по спецслужбам к взрывам жилых домов в Москве в 1999 году - которые помогли Владимиру Путину годом позже стать президентом. "Я хочу выжить, просто чтобы показать им", - говорит он, слишком слабый, чтобы закончить фразу.
           Всего через пять минут мой разговор окончен, и я стараюсь сдержать слезы, которые катятся по лицу.
            На этой неделе я навещал своего друга полдюжины раз, его состояние неуклонно ухудшалось и приводило в уныние. В воскресенье вечером он мог разговаривать вполне нормально. В понедельник мы беседовали, но он уже казался усталым. Во вторник у нас с ним был последний разговор. К этому моменту он уже явно ослабел. В среду он едва двигался, и именно в ту ночь у него случился сердечный приступ, он потерял сознание и был подключен к системам жизнеобеспечения.
            Это было так не похоже на прекрасный солнечный день всего месяц назад, когда мы встретились в Вестминстерском аббатстве, чтобы отдать дань памяти Анне Политковской, убитой журналистке, которая разоблачала злоупотребления государства в Чечне и заплатила за свое мужество жизнью.
            Саша уходил из аббатства, ругая российский режим, при котором можно убивать таких людей, как наш общий друг Анна. Он назвал своих бывших коллег террористами. "Это часть очевидной модели, ускоряющаяся динамика. Они уничтожат людей по списку, - сказал он. - Государство стало серийным убийцей". Потом он обернулся ко мне и предупредил, что, вероятно, произойдет следующее убийство. Мы заговорили о том, кто может оказаться жертвой.
            "Обещай мне, что не вернешься в Россию, - сказал он. - Иначе следующим будешь ты". Как оказалось, следующим в списке был он. Люди, которые заказывают такие ликвидации, способны на все. Те, кто выполняют их приказы, совершают нравственное самоубийство. Некоторые становятся генералами, богатыми предпринимателями и политическими лидерами.
           Против Саши применили явно очень сложный яд, придуманный садистами, чтобы вызывать медленную, мучительную и зрелищную смерть. И это надо было организовать без системы поддержки, какая возможна в других странах, где агенты маскируются под полицейских, таксистов, официантов и уборщиков. Саша жил под защитой сильной, стабильной демократии с жесткими системами безопасности и вездесущими камерами наблюдения. В тот солнечный день он получил британское гражданство. Как это могло случиться здесь?
            Еще необычнее была манера нападения. Саша всегда помнил об опасности. Он продумывал свои передвижения. Он проверял все, что ел. В отличие от многих русских, он никогда не употреблял спиртного.
           В России его бывшие коллеги по спецслужбам не торопились отрицать свою причастность. Если их вообще что-то потрясло, так только то, что из-за истории с отравлением одного человека столько шума. Им Сашины мучения не доказали ничего. Они невосприимчивы к человеческой боли.
            В нашей стране, однако, есть проблеск надежды. Несмотря на милые отношения Тони Блэра с президентом Путиным, судьба одного человека все еще способна привлечь общественное внимания, и хотя бы свобода и демократия еще что-то значат.
            В такси, по дороге в больницу женщина-водитель, услышав адрес и увидев мое лицо, спросила: "Вы едете навещать этого парня, которого отравили?" Далее последовали нелестные слова в адрес президента Путина.
            Когда мы остановились у больницы, она добавила: "Я буду молиться за этого русского". У нее на глазах были слезы.

24 ноября 2006г.
The Times (Великобритания)

Inopressa: https://www.inopressa.ru/times/2006/11/24/11:22:06/nekrasov
НАЧАЛО                                                                                                                        ВОЗВРАТ