Одним из механизмов инстинкта самосохранения является вероятностное прогнозирование, обеспечивающее уверенность и самодостаточность любому живому существу, а человеку тем более. Вероятностное прогнозирование работает автоматически, оно как дыхание. Как только что-то угрожает, оно мгновенно включается, помогая выбрать наиболее рациональный, безошибочный вариант поведения, обеспечивающий максимальную физическую и психологическую безопасность.
           Если этот механизм в силу разных причин (возраста, болезней, лени, самодовольства и т.д. слабеет, то постепенно нарастает неуверенность, склонность к сомнениям, упование на чудеса, на иррациональное и быстрое разрешение любых проблем. Личность оказывается неспособной решать те вопросы, которые обязана решать. И тогда - беда.
           Те, у кого нарушался механизм вероятностного прогнозирования, быстрее гибли в период Холокоста. Особенно быстро деморализовывались женщины и дети, ибо они в силу традиций и биологических реакций приучены, что мужчины их защищают, не дают в обиду. Дети считают всех людей чуть ли не своими родственниками: не случайно, они всех зовут тетями и дядями. Нацисты пользовались этой естественной для нормального человека формой поведения и отправляли доверчивых в газовую камеру, ведь тем и в голову не могло придти, что так изуверски можно поступать с себе подобными.
            Короче говоря, фашизм использовал в своих бесчеловечных целях самое человечное, что есть в человеческой психике. За это надо винить не жертвы, а палачей.
        Человек, видевший ежедневно, как низко ценится жизнь, максимально мобилизовывался и потому у него не было никаких неврозов - из тех, что так мучают сытых и довольных людей: не было психогенных поносов, бессонниц, головных болей, истерической потери речи, слуха, голоса, настроения, страха речи, вздутия живота, кровавых слез и т.д. - обо всех этих нарушениях я много пишу в своих книгах. Была тяжкая астения и максимальная экономия энергии, а когда все это надоедало, человек бросался на электричество или на стволы охраны и погибал. Его появление на свет было определено слепой силой природы - свой же конец он выбирал сам. Как гордое, высоконравственное существо, стоявшее над мучителями.
         Кем были в психиатрическом отношении люди, придумавшие концлагеря и заставившие работать эти фабрики смерти? После крушения фашизма появилось много публикаций, авторы которых ставили гитлеровским вождям всевозможные диагнозы, однако по прошествии многих лет видно, что психиатры тут поддались естественным эмоциям, в них говорили не столько рассудительные врачи, сколько пылкие граждане с определенными политическими симпатиями и антипатиями. Сейчас можно сказать (и в этом весь ужас), что Гитлер и олицетворяемая им система в психиатрическом отношении ничем особенным не выделялись, Гитлер и К° не были частыми пациентами психиатров, их поведение мало чем отличалось от поведения, например, многих депутатов нынешних парламентов. Проблема гитлеризма - это не проблема психиатрии, не психиатрам ее решать. Зерна нацизма, оказалось, сохранились во многих - в том числе и в потомстве тех, кто в свое время поверг фашизм.
           То же самое следует сказать и о многих жертвах гитлеризма, о работниках крематориев и т.д. - это были разные люди, которые в разных обстоятельствах действовали неодинаково, единого психологического типа тут нет. Оказавшись в нечеловеческих условиях, они вели себя так, как подсказывали обстоятельства и инстинкт самосохранения.
            В.Франкл и другие пережившие лагеря уничтожения, пишут, что можно выделить три основные стадии в состоянии узников: 1) шок, 2) состояние длительной апатии, 3) выход из апатии после освобождения.
           Апатия вызывалась не только сочетанием многих факторов (хронический голод, изнурительная работа, постоянные унижения, страх газовой камеры, отсутствие перспективы, невозможность побегов, ибо негде было прятаться, везде их выдавали и т.д.), но и естественными механизмами самозащиты, приостановления функционирования ради сбережения сил. Выживали самые сильные телом и духом, вся энергия мобилизовывалась, чтобы выстоять, поэтому почти не было неврозов, психогенных психозов и многих иных психопатологических образований, столь типичных для мирного времени. Часто встречались самоубийства, но они редко были окрашены в психопатологические тона, вытекали из ситуации и почти всегда были наименее унизительным способом поскорее закончить немыслимые мучения. Нередкие среди узников так называемые «мусульмане» (люди, как бы отказавшиеся жить, доведенные до крайней точки душевного и физического истощения) практически напоминают синдром одичания, описанный у заключенных уголовных тюрем как вариант генерализованной реакции отказа.
            Каковы последствия кошмаров пребывания в лагерях уничтожения для оставшихся в живых и для их потомства?
            Эти последствия различны и мало изучены. Время лечит - большинство первое время после освобождения чувствовали себя очень плохо, но потом более или менее выправились. Однако и здесь следует подчеркнуть важность дифференцированного подхода, судьбы узников были очень разные: большинство сжигались в крематориях, как только привозились в лагеря уничтожения и об их переживаниях мы можем лишь догадываться. Некоторые жили долго, однако в основном это были люди, попавшие в лагерь в молодом возрасте, не обременные знаниями и способностью тонко описать свои ощущения. Выживали главным образом представители рабочих профессий - интеллигенция гибла в первую очередь, поэтому мало кто смог объемно и полно рассказать о себе.
            Это касается не только повествований людей, не очень умеющих передать на бумаге свои чувства, но даже и профессиональных психиатров.
            В 1995 году в Риге вышла книга «Это горькое счастье». Ее автор - Евгений Герцевич Залцман, о котором я сообщал в книге «Под ударами судьбы» (М.,1995). Е.Г.Залцман четверть века был главным детским психиатром Латвии, с конца 1996г. живет в Хайфе. Я знаю его много лет.
            Доктор Залцман пережил ужасы Саласпилса и Штуттгофа, смерть почти всех родных; более того, когда он приступил к организации побега в Палестину, советские власти его арестовали, и он много лет отсидел еще и в сталинских лагерях. В книге воспоминаний, которую я упомянул, д-р Залцман подробно описывает внешнюю канву своих мытарств, почти не касаясь психологической и уж тем более психопатологической стороны. Уж кому-кому, а ему, казалось, в первую очередь надо рассказать о том, что может быть интересно психиатрам.
            Когда я спрашивал его об этом, он обычно отвечал примерно так:
            1) особой психиатрии не было, встречалось то, что уже известно;
            2) страдания так тяжки, что лишний раз о них вспоминать не хочется;         
           3) те, кто не вспоминают, живут нормально; те же, кто погружены в прошлое, не могут встроиться в настоящее;
            4) главное потрясение - это то, что видел, когда попал в концлагерь, и то, когда спустя много лет вспоминаешь: неужели тебе пришлось это пережить!
         В 60-х годах существовал Краковский клуб бывших узников Освенцима: его организовали психиатры, чтобы оказывать помощь таким людям и изучать их. Но вскоре тогдашние правители Польши объявили чудом оставшихся в живых евреев главными врагами социализма и выжали их из страны. Поскольку почти все члены этого клуба были евреи, он сам по себе распался.
           Кемпиньский и другие исследователи порой поражались физической стойкости и здоровью тех, кого они наблюдали. Ничего удивительного тут нет, ведь выжили самые выносливые, с могучим биологическим фундаментом. А те, кого сожгли в крематориях, были в массе своей, видимо, менее сильными и удачливыми, о них теперь никто уже ничего не скажет.
         Обязательными компонентами «K-Z-синдрома» были утрата менструаций, сексуального влечения, выраженная тревога и другие психологически понятные состояния. Поскольку живых свидетелей почти уже нет или они слишком стары, то дать законченное представление о состоянии узников уже невозможно. К тому же большинство из них в порядке подсознательной самозащиты сами избегают этой темы, вытесняя из сознания перенесенные ужасы.
             Некоторые психиатры описывали у детей бывших узников не столько очерченные расстройства, сколько некую склонность к депрессиям, страхам, подозрительность и т.д. Порой у них возникали идеи обвинения в адрес родителей: мол, как же вы допустили, что вас убивали, как скот. К счастью, эти переживания были кратковременны и не заставляли обращаться к психиатрам. Понятно, что обвинения в адрес родителей не появлялись у тех, кто понимал, что евреи гибли, якобы, как скот от того, что большая часть населения оккупированных стран ставила их в безвыходное положение и фактически соучаствовала в геноциде. Уж если сейчас в Польше, где фактически несколько десятилетий нет евреев, силен антисемитизм, то можно представить, как он был выражен, когда евреи еще жили в этой стране.
             Сплошь и рядом повторялась одна и та же ситуация: во время селекции подростков оставили жить, а родителей обрекли на газовую камеру. Дети смотрят на своих родителей, зная, что их ожидает, и ничем не могут помочь. Не могут даже плакать, ибо за слезы тоже пойдут в крематорий - к этому их принудили фашистские сверхчеловеки.
             Может ли такое бесследно пройти для детских душ? Во что это может вылиться - в болезнь, в сложные психологические переживания? Или пройдет транзитом через душу, ибо ей, душе, надо жить и быстро забыть то, что ее корежило и приближало к смерти?
             Из этих подростков потом выросли Эли Визель, Роман Поланский и многие другие писатели, кинематографисты, ученые, публицисты - они обогатили мировую культуру, показав, как были унижены узники и как они несмотря ни на что оставались людьми. Зверями были не те, кого старались опустить до животного уровня, а те, кто к этому стремились. В фашистской стране нельзя не оставаться фашистом, даже если ты сам вроде бы внешне не имел отношения к зверствам.

                                                                          * * *
            Нацизм «обогатил» мировую науку термином «Ситуация типа Анны Франк» - подобным словосочетанием характеризуют людей, а) преследуемых по расовому признаку, б) поэтому скрывающихся, в) длительное время находящихся на небольшом пространстве (комната, квартира, сарай, подвал) и потому лишенных возможности разнообразить свои впечатления, принужденных общаться только с одним и тем же кругом, очень небольшим, таких же соплеменников - собратьев по несчастью.
            Люди, находящиеся в «ситуации типа Анны Франк», должны прислушиваться к каждому шороху, бояться, что их выдадут, что у людей, которые им помогают, может кончиться терпение. Человеку день-два трудно находиться в замкнутом пространстве, общаясь с одними и теми же людьми, а тут месяцами и годами все одно и то же, одни и те же люди, одни и те же страхи, постоянное напряжение чувств, нельзя расслабиться, потерять бдительность, иначе - неминуемая смерть.
            Если человек привык жить тяжело, в нищете, в изоляции, он на первых порах будет относительно легко переносить выпавшие на его долю невзгоды, но если он был богат, уважаем, известен и - превратился в загнанного человека, которого может убить любая тварь... Ужас!
            А если в подобном положении находится ребенок, который хочет бегать, кричать, петь, смеяться, дурачиться, который не понимает, как это взрослые дяди и тети, с которыми он еще недавно здоровался и желал им всего хорошего, могут тебя убить только за то, что ты еврей. Находясь годами в этом страшном положении, ребенок взрослеет, приобретает житейские навыки, мировоззрение...
            4 августа 1944 года эсэсовцы под командой Карла Зильбербауэра ворвались на чердак амстердамской квартиры, что на Принценграхт, 263, и вывели оттуда 8 евреев, которые 25 месяцев скрывались от гитлеровцев. Евреев и двух голландцев, помогавших им, отправили в разные концлагери. Из восьми евреев выжил лишь один - Отто Франк. Когда он вернулся домой, ему передали дневник, который вела его дочь Анна, погибшая в лагере Берген-Бельзен примерно за месяц до освобождения.
             В 1947 году дневник был опубликован в Голландии, вскоре его перевели минимум на 60 языков. Правда, недобитые нацисты заявляли, что дневник - фальшивка, что его сочинил Отто Франк (1888-1980). Было проведено много экспертиз и все они без исключения признали, что дневник написала эта одаренная и мужественная девочка.
           Судя по дневнику, у его автора и у всех его персонажей не появилось никаких психических отклонений (в том числе клаустрофобии - страха замкнутого пространства), они вели себя чрезвычайно мужественно, полностью себя контролировали. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год - такое дано не каждому.
            Когда 15 апреля 1945 года Берген-Бельзен, он возле Ганновера, был освобожден англичанами, в нем находилось более 60 тысяч заключенных - в ближайшие месяцы скончалось более 14 тысяч, т.е. примерно одна четвертая часть. Такие же цифры даются и по другим лагерям. Отчего умирали недавние узники? Устали, истощились, не получили помощи, внутренне демобилизовались... Находясь в «ситуации типа Анны Франк», некоторым до того надоедало жить в изоляции, всего бояться, видеть одни и те же лица, что они готовы были попасть к эсэсовцам, чем сидеть в своей клетке и страшиться каждого шороха.
          Если бы сразу после освобождения они получили полноценную психотерапевтическую и медицинскую помощь, то смертность была бы намного меньше.
          Из 8 евреев, скрывавшихся на чердаке дома на Принценграхт, самым умным, сдержанным, деликатным и твердым был Отто Франк - он и выжил. Вернуться в Амстердам он уже не мог - там все напоминало о разрушенной семье, о гибели самых близких, о его замечательной дочери. Он поселился в Базеле и там же скончался.
           В доме, в котором скрывались семья Анны и их друзья, помещалась контора (со складом) Отто Франка. Спасавшие его люди были его подчиненными. Они любили и уважали своего хозяина и очень рисковали жизнью.
            О самой Анне написаны горы книг, но почти нигде не упоминаются имена тех, кто ее спасал. Лишь по дневнику самой Анны я восстановил, как их звали: господин Кралер, господин Коопхойс и две самоотверженные женщины - Мип и Элли. Отец Элли, работавший там же на складе, не знал, что его дочь спасает евреев. Наравне с Анной Франк и ее отцом мы должны помнить имена их мужественных друзей.
            Вполне возможно, что семья Франк не была бы обнаружена, если бы не трагическая случайность: в контору ночью несколько раз залезали воришки, они, видимо, услыхали шум на чердаке и сообщили гестаповцам. Уже союзники освободили часть Франции, уже Штауфенберг едва не разорвал на куски Гитлера, уже вот-вот должно было наступить освобождение...
            Перед гитлеровской оккупацией в Голландии проживало 140 тысяч евреев плюс 30 тысяч беженцев из других стран, плюс около двух тысяч евреев, принявших христианство. Пережили Катастрофу лишь 27 тысяч; лишь единицы, прячась как Анна Франк.
            25-26 февраля 1941 года в знак протеста против дискриминации евреев почти все трудящиеся Амстердама объявили забастовку, публично выступили с протестом и руководители католической и протестантской церквей. Папа Римский молчал, другие кардиналы и прочие церковные начальники отмалчивались, а эти противные голландцы стати заступаться за евреев - им это по сей день не могут простить антисемиты разных стран. В Амстердаме есть даже памятник докерам, выступавшим против Холокоста.
           Сейчас в Амстердаме проживает около 15 тысяч евреев - в основном это новые переселенцы, ибо большая часть евреев, переживших здесь Катастрофу, переселились в Израиль и в США. Но даже если в Голландии не останется ни одного еврея, мир будет помнить, что в этом городе жила Анна Франк.

                                                    АПРОТОДИАКРИЗИС

        Чтобы появился Израиль, отдали свою жизнь не только шесть миллионов, погибших от рук европейских гитлеровцев, но и миллионы евреев, убиенных бандами Богдана Хмельницкого и Симона Петлюры, во время инквизиции и т.д. Перенесенные страдания научили евреев высоко ставить человеческую жизнь, беречь каждого единоплеменника. Израиль - единственное государство в мире, которое непременно отомстит любому террористу, покусившемуся на любого его гражданина. Ради спасения жизни своих сограждан Израиль идет на любые уступки, ибо жизнь дороже всего. Когда подводили итоги пути этой страны к ее пятидесятилетию, то оказалось, что за все 50 лет (да каких! Сплошные войны с арабами, бесчинства террористов...) погибло в общей сложности всего лишь чуть больше двадцати тысяч израильтян. Для меня, жителя России, которая может мгновенно, не задумываясь, положить жизни десятков тысяч и даже не узнает их имена, в войне, скажем, с Чечней, цифры павших израильтян кажутся невероятными, фантастическими, невозможно малыми.
           Я склоняюсь не только перед памятью героев моей книги - жертвами Холокоста. Я поздравляю Израиль, ибо он во многом воплотил гуманистические идеалы всего человечества. Того самого, которое при Гитлере предало евреев, проявило к ним бесчувствие, словно они не живые люди.
         Способность отличать живое от неживого, одушевленное от неодушевленного именуется протодиакризисом, любое его нарушение я называю дис-протодиакризисом. Протодиакризис может быть усилен (гиперпротодиа-кризис), понижен (гипопротодиакризис), отсутствовать (апротодиакризис); может быть приобретенным, врожденным, воспитанным, вследствие повреждений мозга и т.д. Может проявляться постоянно, периодически, приступообразно, от случая к случаю, т.е. протодиакризис, как и все в природе, не может обнаруживать себя постоянно и неизменно. Вчера он был, сегодня ушел.
             Когда жертв Холокоста загоняли в газовые камеры, палачи (значительная часть из них были, напоминаю, те же заключенные) относились к своим жертвам как к чему-то утратившему человеческий облик, как к неживым. Было ли это психическое расстройство у палачей?
             Всякое могло быть, у кого-то, возможно, это была и патология, но наверняка лишь у единиц, если вообще была. К сожалению и недоумению, почти все из нацистских преступников были психически здоровыми, хотя и с извращенными представлениями о жизни. Некоторые их оправдывают: вот, мол, муравьи ведь тоже живые и их убивать нельзя, но люди не считают их себе подобными и безжалостно губят. Так и фашисты относились к евреям, они не считали их за людей и дабы самим не марать руки, заставляли евреев убивать себе подобных, ибо были уверены, что, как нелюди, евреи способны на любое преступление. Поэтому, дескать, фашистов не надо судить: они в отношении евреев были невменяемы.
            Диспротодиакризис может встречаться у больных (при раннем детском аутизме, при некоторых формах шизофрении и психопатии, при психопато-подобных расстройствах вследствие грубого органического поражения головного мозга), но так уж повелось, что если патология овладевает массами, она становится нормой. ...Для могильщика смерть - его профессия, он к ней равнодушен. А для обычного человека смерть - нечто редкое и страшное, он переживает ее. Если человека к чему-то приучить, то он становится толстокожим, лишается естественных чувств. Не дай Бог, если подрастающие поколения станут равнодушны к жизни - своей и чужой. Тогда им останется заниматься лишь смертью. И тогда преступность станет расти. Тогда криминальным станет все общество, как это было в гитлеровской Германии.
            Генетическая формула насилия не появляется за один день или год, она копится десятилетиями и проявляется в следующих поколениях, чаще через поколение. Живое и неживое путается в детской голове, как марки автомашин. Какая в конечном счете разница, в кого стрелять: в виртуального человека или в соседку по парте? Чувство сопереживания у детей, воспитанных телевидением и детективами, не может не притупиться. В России, стране более инфантильной, чем другие, стреляют друг в друга в армии или если натравят на очередную Чечню. В США же созревают быстрее и отреагируются пораньше: еще в школе убивают друг друга, освобождаясь от переполняющей душу агрессивности. Дети всегда подражают взрослым, и потому игры в кровь обязательно кончаются кровью в реальности.
            Александр Дюма пытался научить людей жить по мушкетерскому принципу: «Один за всех и все за одного!». В жизни же чаще всего получалось иначе: «Один за всех и все на одного!», причем нередко на самого Дюма. Или на целые слои общества. Либо на отдельные народы. Евреям, этим вечным изгнанникам и страдальцам, пришлось принимать на себя беды, которые по справедливости должны были быть равномерно распределены между всеми нациями. Но принимали они одни. Им одним приходилось быть объектом низменных инстинктов тех людей, среди которых жили. А.Дюма - певец солидарности и взаимопомощи, но где она была в отношении евреев, хотя если бы ее зачатков не было, то евреи не выжили бы во враждебном  окружении.
           Сейчас многие сотни исследователей спорят, сколько евреев убили фашисты: 6 миллионов или 5 999 999? Но почти никто не возмущается самим фактом Холокоста, даже если бы он коснулся относительно небольшого числа людей. Дело ведь не в количестве, а в самом принципе убивать людей по национальному признаку.
             Холокост - это не просто преступление нацистов, страдавших апротоди-акризисом, это преступление человечества, ибо никогда в истории человеческое сообщество так подло не предавало какой-либо один народ. Евреев же отдали на заклание, отказались помогать, спасать - сотворили это все и отзывчивые американцы, и гордые британцы, и родина свободы Франция, и холодные скандинавы, и пылкие венгры. Были, конечно, такие герои, как Рауль Валленберг и еще с десяток отважных рыцарей, но они не в счет: мир предал евреев. Мир - это значит парламенты, президенты, мэры, соседи, однокурсники, одноклассники. По сравнению с этим всеобщим предательством пинки, оскорбления и отдельные обиды, полученные от охранника того или иного концлагеря, были уже сущей ерундой.
             Но еврейский народ еще раз показал свое невероятное упорство, мужество и силу, он выжил, отстоял себя и назло всем этим подонкам, предавшим его, создал свое государство - это один из величайших итогов XX века, итогов одновременно политических, психологических и психиатрических.
             Как бы не были отвратительны Гитлер и его клика, надо быть объективными: идею эйтаназии и стерилизации якобы неполноценных не он предложил, ее ему вдолбили в голову сотни высокообразованных психиатров, психологов, генетиков и прочих высокомудрых специалистов. Если бы они, можно сказать, не изнасиловали вождей третьего рейха по части эйтаназии и стерилизации, эти изуверства, возможно, никто не стал бы проводить. Если бы тысячи антисемитов не внушали фашистам ненависть к евреям, то каким бы антисемитом не был лично Гитлер, никакого Холокоста не было бы. Дело не в Гитлере, а во всем населении и особенно в интеллигенции, ибо все беды, как и все достижения, от нее.
Именно немецкая интеллигенция, зараженная национализмом, виновна в том, что войны, которые вели немцы при Гитлере, превратились в уничтожение целых народов.
            Антисемитизм - одна из давних, неумирающих болезней значительной части русского народа, особенно интеллигенции. Ради того, чтобы их не заподозрили хотя бы в нейтральном отношении к евреям, идут на все по принципу «Назло автобусу пойду пешком».
            Государственная Дума России - зеркало страны: какова Россия - таков и ее парламент.
21 марта 1997г. в Думе обсуждалось предложение о запрещении пропаганды фашизма. Вроде бы естественный шаг: улицы Москвы переполнены газетами со свастикой, по улицам маршируют люди, одетые в эсэсовскую одежду, взрывают синагоги... Как же решила Дума сей простой вопрос?
           Только 4 человека предложили его обсуждать, 296 были против обсуждения, 150 вообще не голосовало, никто не воздержался. Выступавшие в один голос говорили, что надо вначале утвердить закон о запрете сионизма, т.е. выезда евреев в Израиль. Мол, если мы запретим пропаганду фашизма, то сыграем на руку евреям, а нам народ это не простит.
            Меня поразило даже не это, а то, что в Думе, в которой минимум 25 человек являются евреями или полукровками, только 4 человека поддержали закон о запрете пропаганды фашизма. Выходит, думские евреи тоже не поддержали. Или они сторонники фашизма, или хотели показаться больше русскими, чем сами русские антисемиты, подтверждая, что евреи - не идеальный народ и среди них тоже хватает негодяев.
          Тема «Холокост и психика» включает в себя необозримую и практически неразрешимую проблему психологии и психопатологии предательства, равнодушия, подлости. Как же вы, европейцы, дошли до того, что отдали на заклание целый народ? Не бродяг и не лентяев, а народ, известный умом и предприимчивостью, давший едва ли не больше всех гениев и мудрецов?
            Люди несовершенны, дисгармоничны, в них побеждает то животное начало, то человеческое. Свое несовершенство они пытаются скрывать словоблудием, фантазиями, легендами, враньем, т.е. всем тем, что изящно называют искусством. В искусстве люди куда лучше, чем в жизни. А уж творцы искусства, как правило, ничтожнее любого простолюдина. Чтобы люди ушли от своей животности, надо усовершенствовать не искусство, а людей. Пока же все наоборот, и потому всегда возможен новый Холокост.
            Известно из трудов авторитетных психиатров, что когда человеку угрожает опасность, в нем, особенно в женщинах, стариках, детях, могут оживиться животные реакции самозащиты, условно называемые истерическими. Известно и другое: никто не описывал у жертв Холокоста подобные расстройства. Конечно, никому не хочется умирать, перед газовой камерой люди плакали, рвались на волю, молились или пели любимые песни - иными словами, вели себя по-разному, но ни у кого не было ничего истерического, это были люди, отринувшие свое животное происхождение, в отличие от нацистов, остававшихся тупыми, полными звериных реакций существами. У порога смерти жертвы Холокоста вели себя гордо и независимо - так, как не любой сможет. Это были герои, я восхищаюсь ими, они подсказывают, что на фоне всего этого полуживотного скопища все-таки встречаются настоящие люди.
           Жертвы Холокоста не ждали милости от своих палачей, они не унижались и не просили о пощаде - они были гордыми людьми, их нельзя не ставить в пример. Гордость и мужество спасали их от многих душевных отклонений, неминуемых у людей другого склада.
            Холокост не кончился освобождением узников. После 1945 года прокатилась волна самоубийств и смертельных болезней: нужда в максимальной мобилизации кончилась, люди перестали себя сдерживать, воля к жизни ослабела... К тому же мало кто смог простить соседям, знакомым, сослуживцам, которые доносили на них гестаповцам (почти все аресты СС проводило по доносам), а потом сдав несчастных нацистам, растаскивали их имущество. Когда бывшие узники воротились домой, им чаще всего не только не возвращали имущество, но и устраивали погромы (как, например, в Польше), дабы попридержать награбленное. Самые сильные духом отправлялись в Израиль, чтобы обрести наконец-то свою родину, где им не будут милостиво позволять жить с коренными народами, а где они будут хозяевами своей судьбы и своей страны. Создание Израиля явилось не только следствием неимоверных страданий европейских евреев, но и стало мощным психотерапевтическим фактором, вдохнувшим новые силы в недавних жертв гитлеризма.
             К сожалению, никакой статистики о том, какие психоневрологические расстройства были и каков их удельных вес у узников концлагерей, не существует, поэтому приходится обобщать на уровне впечатлений и аналогий. По всей видимости, основная масса лиц с «K-Z-синдромом» и «Астенией депортированных» не дожила до освобождения, поэтому о них мы ничего не знаем. Что же касается доживших до свободы, то у них - у каждого по-разному - наступила компенсация (если, конечно, они не ушли из жизни в первые годы после освобождения). Кто до концлагеря был здоров и жизнерадостен, тот большей частью остался таким и потом, хотя, разумеется, встречались исключения. Те же, у кого до ареста были заметные характерологические отклонения, демонстрировали их и на свободе.
           Меня всегда поражат уникальный факт: когда союзники освободили гитлеровские концлагеря, мог наступить естественный, понятный самосуд, ведь надзиратели мучили заключенных, к ним нельзя было относиться без ненависти. И тем не менее самосудов почти не было, ибо сами заключенные (в 99% евреи) все делали, чтобы своих мучителей судить законным путем. Эти наивные сердца полагали, что эсэсовцы будут наказаны, ибо творили нечто невозможное, дикое... Как они были слепы, эти несчастные узники! Судили единицы, да и только в 1946-48 годах, потом очень редко. Почти всех надзирателей отпустили на все четыре стороны. Сами бывшие надзиратели, их родственники и друзья, а потом и представители всех слоев немецкого населения очень скоро принялись доказывать, что никакого Холокоста не было, что заключенные жили хорошо, тогда как истинные арийцы сражались на фронтах против еврейской агрессии. К ним потом присоединились и российские нацисты, которые ведут свою пропаганду абсолютно открыто, их ни разу никто в ельцинской России не наказывал.
           Когда Терезиенштадт был освобожден, заключенные едва не вздернули нескольких отвратительных гитлеровцев, но тех спас Лео Бек (1873-1956), до 1943 года исполнявший обязанности главного раввина Берлина. Л.Бек отказался покинуть Германию, решив разделить с единоплеменниками трагическую участь. Фашисты арестовали этого мужественного человека и отправили в концлагерь. Благодаря заступничеству Л.Бека, ни один эсэсовец в Терезненштадте не был казнен. Но и не был потом наказан, ибо союзники быстро отпустили тех немногих, кого поначалу они сгоряча посадили в тюрьму. Л.Бек уже никогда не вернулся в Германию, а его преследователи жили и живут в ней припеваючи. Разве такое справедливо?

                                         НАКАЗАНИЕ ДЛЯ ПРОФЕССОРА БРАНДТА

                                                                         * * *
         Важным психотерапевтическим фактором, помогающим жертвам нацизма и их восходящему потомству обрести душевное спокойствие, является то, что Украина, Польша, Прибалтика - территории, где было уничтожено больше всего евреев и где местные жители редко помогали жертвам фашизма - вынуждены пользоваться экономической и другой помощью Израиля, обращаясь к потомкам тех, кого они в свое время не защитили. Торжество исторической справедливости всегда дает надежду на то, что справедливость восторжествует здесь и теперь, когда вроде бы еще не до нее.
           В декабре 1996 года я путешествовал по Кипру. Где бы не находился, я вспоминал жертв Холокоста, чудом выживших, отправившихся создавать свое государство и здесь интернированных британскими защитниками демократии. На Кипре несчастные евреи находились месяцами, иногда их отправляли обратно в Германию или Италию. Лишь единицы смогли избежать интернирования.
         Эти единицы на самодельных корабликах уплывали в Израиль. Я же плыл на громадном пароме, изысканно-комфортабельном, где только птичьего молока не хватало. А каково было еврейским беженцам, преследуемым англичанами!
          Недалеко от Хайфы, южнее Атлита, увидел незабываемый памятник израильским спортсменам, убитым на Мюнхенской Олимпиаде 1972 года. Но особенно меня поразили старые грузовики, выкрашенные в красный цвет, стоящие рядом с шоссе Тель-Авив - Иерусалим: в годы войны за независимость с окружающих холмов арабы почти в упор расстреливали евреев, везших в Иерусалим лекарства и продукты. Эти расстрелянные машины израильтяне сохранили как памятник тем героическим временам.
            Всякий, кто побывал в этих краях, не может не быть потрясен, ведь он соприкоснулся с историей, описанной в книге книг - в Библии. Но меня поразила не столько история, сколько сам Израиль, ведь все, что видит глаз, евреи построили собственными руками, все эти сады, дороги, каналы, города - никто за них ничего не делал, только они сами, те, кого фашисты убивали, унижали, все делали, чтобы стереть с лица земли.
           Созданный с нуля Израиль не может не вызывать восхищения у любого непредвзятого человека, кроме разве патологического антисемита. Человечество должно гордиться этим замечательным творением, а всякая нормальная гордость есть мощное психотерапевтическое оружие. Это у националистов гордость необоснованная, полная подозрительности и злобы - благодаря ей они и уничтожали евреев, а теперь клевещут на них, испытывая страх перед ними и неуверенность в себе.
           Каждый, кто считает себя евреем, должен, по моему мнению, обязательно переселиться в Израиль, чтобы тем самым укрепить свое государство. Конечно, человек имеет право жить, где пожелает, тут никаких ограничений быть не должно. Однако любой народ должен иметь свой очаг, свое гнездо, его, пока оно не укрепилось, надо охранять и лелеять. Русские или французы могут уезжать куда хотят, ибо их государства древние, устоявшиеся, население многочисленное, одним миллионом меньше или больше не имеет значения. Но новые государства, возникшие совсем недавно, имеющие очень небольшое население, должны притягивать к себе единоплеменников. Израиль, Грузия, Киргизия. Литва... - для них каждый человек дорог и важен, каждая пара рук нужна. Станут они, скажем, как Дания или Бельгия, т.е. с устоявшимися традициями, границами, финансами и пр. - тогда разбегайтесь куда хотите. Ведь микроскопический Израиль - это фактически первое в мире государство, в котором нет дезертирства, это государство, молодежь которого рвется служить в армии, дабы защищать свое Отечество, никто не отлынивает от этой святой обязанности. Если ты, читатель, потерял веру в людей и в возможность гармоничного сосуществования личности и страны, поезжай в Израиль. Там ты, разумеется, увидишь и недостатки, всем ведь угодить нельзя, точки отсчета у всех разные, в этом государстве своей швали тоже хватает. Но главное не это, а то, что все, что ты увидишь окрест себя, создано руками евреев, эти сказочные города в пустыне, эти первоклассные дороги, эти фантастические сады, эта необыкновенная ирригация, эти... Все это построено умом и руками тех, кого Гитлер старался уничтожить и кого так ненавидят русские национал-параноики.
          Эта книга не об антисемитизме, как о разновидности национализма, она об уничтожении шести миллионов евреев и семисот тысяч цыган, т.е. о Холокосте. Но Холокост невозможен без индивидуального и коллективного национализма. Национализм - лишь видимая часть личного и общественного неблагополучия. Всегда будут люди ущербные, завистливые, подлые, неудачливые, истеричные, вымещающие свои комплексы на национальных меньшинствах. Но на них можно наплевать, ежели их индивидуальные пороки не совпадут с общественным неблагополучием.
          Бороться с антисемитизмом во многом сизифов труд, но не бороться нельзя, иначе новый Холокост.

          Холокост - это в основном проблема морали, политики и гуманизма, а не психопатологии. Фактически Холокост не внес ничего нового в психиатрию, он только подчеркнул, заострил, заставил обратить внимание на то, что чрезвычайные психогенные и физические стрессы могут приводить к появлению тех или иных нарушений, уже описанных на людях, переживших куда меньшие злоключения. Холокост - проблема человеческая, а не психиатрическая.
           Объективные сведения о психике жертв Холокоста в принципе невозможны, ибо шесть миллионов сожжено, расстреляно, умерло от истощения; очень многие (общее число их неизвестно и неясно, включать ли их в эти шесть миллионов либо нет) скончались в первые месяцы и годы после освобождения. Мы можем судить, да и то отрывочно, только о тех, кто дожил хотя бы до 1960-70-х годов. Дожили самые сильные, самые выносливые, с самой большой жаждой жизни и уникальной приспособляемостью. Конечно, по ним невозможно объективно судить о влиянии ужасов гитлеризма на нормальную психику. Когда я видел этих людей 23 апреля 1998 года, о чем уже писал в начале книги, не мог не обратить внимание на моложавый вид многих из них, в основном это были сухие, поджарые, юркие, не было толстяков и явно больных - иные, понятно, не могли дойти до зала, где проходил вечер.
           В мировой литературе нет никаких сведений о том, что шизофрения или маниакально-депрессивный психоз у лиц, переживших Холокост, учащались, усиливались или смягчались. Скорее всего, никакого особого влияния Холокост на этих лиц не имел. К тому же большинство из них подвергались эйтаназии, поэтому в этом отношении никаких особых выводов сделать нельзя.
          Не описано, чтобы под влиянием Холокоста припадки у эпилептиков учащались, видоизменялись или прекращались. У некоторых, переживших Холокост, появились эпилептические приступы, но были связаны с травмой головного мозга во время пребывания в концлагерях или позже.
           Холокост не отражался и на слабоумии: не описано, чтобы кто-то стал умнее, а кто-то еще глупее в результате пребывания в лагере уничтожения.
           Иными словами, нет убедительных данных, указывающих на то, что Холокост влиял на душевные болезни, относимые к большой психиатрии, хотя вполне возможно, что если бы ученые более дотошно и оперативно исследовали таких людей, то, быть может, и обнаружили нечто интересное для психиатров. Но чего нет, того нет.
           Холокост безусловно отразился на психике многих узников в области малой или, как ее еще называют, пограничной психиатрии, когда нет бреда, галлюцинаций, судорожных припадков, расстройств сознания, а преобладают неврозы, нарушения характера, реакции протеста, отказа и т.д. Внешне эти отклонения вроде бы негрубые, несущественные, потому и называется этот раздел психиатрии малой психиатрией. Расстройства, относимые к пограничной психиатрии, встречаются как в мирной жизни, так и при чрезвычайных обстоятельствах. Отмечено, что больше такие расстройства бывают не тогда, когда горе общезначимо, чрезмерно и поразило всех, а когда оно индивидуально. Иными словами, во время войн и прочих катаклизмов, к которым без сомнения можно отнести и Холокост, такие нарушения становятся реже, невыраженней, смягченней, их трудно уложить в прокрустово ложе психиатрических определений. После войн неврозов больше, чем во время войн. Так было и в случае Холокоста: в концлагерях грубые пограничные расстройства фиксировались редко, зато после освобождения, когда мобилизовываться уже было не нужно, силы оставляли таких людей, они заболевали неврозами, психосоматическими нарушениями, кончали жизнь самоубийством, впадали в кратковременную или длительную депрессию. Короче говоря, тут точно такие же закономерности, которые давно описаны врачами разных стран, не имевших и понятия о Холокосте.
            В лагерях уничтожения люди находились в самом запредельном положении, в самом голом виде. И оставались людьми - нелюдями были их палачи.
            Итак, жертвы Холокоста в массе своей не пациенты психиатров - повторяю, что не все жертвы, а только те, кто дожили до наших дней, кого обследовали психиатры не по поводу возрастных, наследственных или органических заболеваний, а только на предмет влияния пребывания в лагерях уничтожения. Холокост - не психиатрическая проблема. Но, может, это проблема психологическая? Психиатрия и психология - разные науки. Первая занимается патологией, вторая - вариантами нормы. Я бы предпочел избегать односложного ответа, ибо я не психолог, пусть на этот вопрос отвечают психологи. Но смогут ли они теперь ответить? Боюсь, что нет. Фактически уже некого изучать - во всяком случае статистически.
          Итак, Холокост - это в первую очередь социальная патология, это трагическая страница ненормальных межнациональных отношений, а не проблема психопатологии.
            Как читатель видит, я не удовлетворен состоянием изучения последствий Холокоста на психику, однако это не моя вина. Я буду рад, если этим все и закончится и у ученых никогда не будет повода вновь возвращаться к этой страшной теме, унижающей человечество. А такое случится, если все мы, без исключения, будем все делать, чтобы фашизм не повторился.
            Я услышал потрясающую историю, похожую на романтическую сказку: в 1943-44 годах в Берлине якобы еще проживало несколько сотен евреев, это были мужья немок. В конце концов их арестовали. Тогда их немецкие жены устроили демонстрацию с требованием отпустить еврейских мужей. И вроде бы отпустили. Если такое было в самом деле, то я низко склоняюсь перед рыцарством этих немок.
          Но будете читать или не читать о Холокосте, все сделайте, каждый на своем месте, чтобы фашизм и его предтеча - национализм были стерты с лица земли. Если они опять поразят мир, жертвой Холокоста станут уже не евреи - они себя защитят, а любые другие народы, в том числе, возможно, и русский.
          Национализм - это всегда ненависть. Сегодня она распространяется на один народ, завтра - на другой. Антисемитизм многих русских быстро вылился в ненависть ко всем кавказцам. Ненависть Рихарда Вагнера (1813-1883) к французам легко поменялась на зоологический антисемитизм, из-за которого многие считали композитора просто сумасшедшим. Достоевский ненавидел поляков, немцев и, конечно, евреев: сегодня одних, завтра других, послезавтра всех вместе взятых, но всегда кого-то ненавидел, искал их тайный заговор против России и пр.
            Чтобы не было антисемитизма, надо бороться не за юдофилию или за нейтральное отношение к евреям, а надо всячески искоренять любой национализм, любую ксенофобию, ибо если она есть, она рано или поздно затронет любую нацию и особенно армян и евреев, ибо они всем народам соседи, и эти народы привыкли использовать их как мальчиков для битья. Моя книга не в защиту кого-то одного, а в защиту человечности, ведь опуститься легко, а подняться сложно; она против любого национализма, который (опять!) показал свое мерзкое лицо - на сей раз в отношении евреев.
          Национализм всегда основан на низменных реакциях, предрассудках, это нечто примитивное, плоское, лишенное иронии и самокритики. Национализм - это обращение к первобытным ощущениям масс, это вид мировосприятия, основанный на немотивированных страхах, опасениях, подозрительности, животной злобе. Национализм не может существовать без теории тайных заговоров, мистики, астрологии и пр. Бороться надо не только с национализмом, если он уже дает о себе знать, но главным образом с теми глубинными психологическими процессами, которые порождают его; поэтому надо укреплять свою душу, уверенность в себе, самодостаточность, опору на собственные силы. Человек, отвергающий суеверия, предрассудки, мистику, уже наполовину избавлен от бациллы национализма. Надо еще преодолеть и свою зависть, неудачливость, неверие в свои возможности.      
          Я не призываю любить евреев или любой другой народ - весь народ любить невозможно, любят конкретных людей независимо от национальности; даже Герман Геринг, уж на что был антисемит, и то не давал в обиду ни одного еврея, с которым служил на фронте. Но я призываю россиян - население многонациональной, многоконфессиональной страны - освободиться от национализма, если кто-то им еще заражен. Я вполне понимаю раздражение россиян, скажем, обилием кавказцев, заполнивших сейчас Россию. Я призываю кавказцев вернуться в свои независимые страны, из которых они не мытьем так катаньем выживают русских. Пусть строят свои свободные суверенные республики, но за счет собственного труда и на благо своих стран. Однако они присосались к России, а заодно еще и обвиняют ее в том, что она им мало помогает воевать с соседями и обворовывать ее. Пусть кавказцы берут пример с евреев, которые, преодолевая немыслимые препятствия, ценой героических усилий добились права уезжать в Израиль и формировать собственное государство. Ведь не дело, что в 1996-98 годах в Москве стало больше азербайджанцев, чем в Баку, а грузин больше, чем в Тбилиси. Это не политические эмигранты или беженцы, не жертвы национальных преследований, коим Россия, как и любое цивилизованное государство, обязана предоставлять убежище. Это люди, которые ради шкурных интересов побросали свои страны, так нуждающиеся в их умах и руках. Если еще недавно, например, грузинские националисты проповедовали лозунг «Великая, единая, неделимая Грузия для грузин», то теперь Грузия осталась почти без грузин, очень многие переселились в Россию - таков итог любого национализма.
            Беда в том, что индивидуальный антисемитизм Гитлера, Геринга, Гейдриха и других нацистских вождей отвечал настроениям большинства немецкого народа в ту эпоху. Тот факт, что физически и психически дисгармоничный Гитлер, страдавший комплексом неполноценности, стал завзятым антисемитом из-за своей ущербности и от того, что в юности некая еврейка не дала ему ласки или высмеяла его, такой факт мог бы так и остаться фактом индивидуальной биографии Гитлера, ведь в основе национализма всегда находятся собственная неуверенность, ущербность, зависть и одновременно сексуальная слабость. Немцы страдали после поражения в первой мировой войне неуверенностью, вот и накачивали себя ненавистью к более удачливым и умным - отсюда и антисемитизм как форма уродливой гиперкомпенсации собственной убогости.
            Иными словами, чтобы люди не стали шовинистами, они должны быть здоровыми, счастливыми, удачливыми. Все не могут быть такими, всегда будут неудачники, но если весь народ будет жить хорошо, то индивидуальный антисемитизм отдельных слабаков не сможет заразить массы. И тогда Холокост не повторится.
                                                                                                                  ©М.Буянов
НАЧАЛО                                                                                        НАЗАД                                          ВОЗВРАТ

           Предыдущие публикации и об авторе - в Тематическом указателе в разделах "Психиатрия. Психология"