Нежный янтарь
В нежный
янтарь детских воспоминаний одевался маленький скверик напротив
подъезда, из которого выходил первые десять лет жизни: и мерцал
оный янтарь зыбко, красиво, не отчетливо.
А скверика нет - вероятно, и не было: славный камень пошутил:
есть только детская площадка - пестрая, как все подобные ныне,
красивая, с горкой, различными качелями, разноцветной каруселью
(а тогда дощатая была, и сквозь щели досок мелькала серая
земля)…
Дом огромен: всего пять этажей, но строили сто с гаком лет
назад, прочность закладывая вековую; и, торцевой частью выходя
на улицу, тянется он в глубину двора, длится долго… По этой
асфальтовой речке несся на первом своем велосипеде, как на
быстрой лодке; несся, впервые усевшись на него, захваченный
скоростью, и, не зная, как тормозить, вылетел на проезжую часть,
рухнул, испугавшись, всей силой маленького тела, и - скрежетали
тормоза, кто-то ругался, болел разбитый локоть…
Огромные окна дома, высокие; тут были коммуналки - с
трёхметровыми потолками, стреляющими, толстыми половицами, общим
телефоном в коридоре на тумбочке, и аппарат был склеен липкой
лентой.
Зевластая пасть колонки играла синим огнем, точно показывала
зубы; а обширное нутро кухни было разделено тумбочками на
сегменты.
Отец возвращается с работы, выбегаешь встречать…
Вешалка возле двери, отец снимает куртку, вешает ее, улыбается
тебе, шестилетнему…
…морг, из которого хоронили папу, находится поблизости, можно
дойти пешком, но не хочется, ибо воспоминания тяжелее свинца; а
на детской площадке нет никого поутру, и садишься на скамейку,
куришь, стряхивая пепел в урну, из которой торчит скомканная
газета с перемятыми событьями летнего дня.
Жили на первом этаже.
Окна ныне забраны витыми решетками - а как было у вас? Не
вспомнить, вся жизнь прошла.
Ходили на третий этаж в гости к часовщику дядя Косте; заглядывал
ты в дверь, спрашивая:
- Мозя?
- А, давай, давай! - восклицал он.
Они пили с мамой чай, а ты выдвигал ящики, заполненные
блестящими механизмами, перебирал их, иногда не больно накалывая
палец, вертел в руках шестеренки, сжимал пружинки.
Еще заходили в гости к старой болгарке, дочке опального поэта; и
ширма в ее комнате была раскрыта павлиньим хвостом.
Сидишь, куришь.
Дома громоздятся, и дворы скручены причудливыми гирляндами
тропок.
Дверь открывается - и вы выходите с отцом: он ведёт тебя за
руку, что-то рассказывая - о далеких странах? О книгах? Музыке?
Вы идете - медленно, ибо воскресный день - вдоль дома, глядящего
на вас суммою окон, - идете в парк, где есть пруд, и можно
покормить уток, а можно - взять лодки напрокат.
И ты, сидящий на скамейке, забывший про сигарету - смотришь
вслед двоим, медленно растворяющимся в перспективе.
© А.Балтин