|
|
|
Может, я
никогда бы не коснулся этого сюжета, если бы в библиотеке
Гарвардского университета не увидел однажды редкое издание на
польском языке. Только два из подготовленных автором четырех томов
вышли в 1938 году в Варшаве и были оттуда направлены в Гарвард.
Полностью издать уникальный труд в Польше не успели, - нацисты
захватили ее, типографии были разгромлены, сданные в набор рукописи
пропали.
Сам ученый исчез; скорее всего, погиб в варшавском гетто.
Позже назову его имя и расскажу, какие материалы ему удалось собрать.
А пока замечу: сведений, сообщенных им, не оказалось ни в одной из
просмотренных мною биографий великого композитора, даже и весьма
объемных.
Что мы знаем о родословной Шопена?
По-польски его звали Фридерик Франтишек, а по-французски Фредерик
Франсуа. Это «разночтение» объясняется тем, что отцом композитора
был француз - эмигрант Николя Шопен.
Некоторые пытались обосновать родственную связь Николя с неким
поляком по имени Шоп, но успеха в этом не имели. Выяснено, что
уроженец лотарингской деревушки, выходец из крестьянской семьи
Николя Шопен в 1788 году перебрался в Польшу, где и осел навсегда.
Сохранилось его единственное письмо лотарингской родне, из коего
следует, что он покинул Францию, рассчитывая уклониться от призыва в
армию и преуспеть. Но через несколько лет, будучи в Польше, вступил
в повстанческое войско Тадеуша Костюшко, и даже дослужился в нем до
офицерского звания. Восстание потерпело
поражение. Оказавшись не у дел, Николя старался ассимилироваться в
новой среде. Он заговорил по-польски и развил в себе патриотизм,
унаследованный потом его детьми.
Заметив, что французский язык у польской шляхты в большой моде, он
занялся его преподаванием. Среди учениц оказалась юная аристократка
- впоследствии любовница Наполеона Бонапарта - Мария Валевская.
В доме, где подрастала эта девочка, бывала графиня Скарбек, которой
понравился способный учитель. Мать пятерых детей, она предложила ему
место гувернера.
Согласившись покинуть Варшаву, Николя Шопен оказался в уютном,
окруженном парком имении Желязова Воля. Здесь в 1802 году он
встретился с девушкой, которой суждено было стать его женой и
матерью гениального музыканта. Ее звали Юстына Кшыжановска.
Вот что написал видный польский
писатель Ярослав Ивашкевич, издавший одну из лучших биографий
Ф.Шопена: «...Безусловно одной из важных задач наших шопенологов
будет детальное изучение как биографии, так и характера матери
нашего композитора» (Jaroslaw Iwaszkiewicz.
Chopin.Warszawa, 1976).
Он же указал на странное противоречие:
из всей семьи композитора «...меньше всего мы знаем о его матери,
хотя должны были бы знать больше всего. Влияние матери на Фридерика,
очевидно, было самым стойким и самым значительным...». Почему же,
несмотря на выход многочисленных биографических работ образовался и,
видимо, до сих пор не заполнен явный пробел? На этот вопрос получить
ответ будет непросто.
Конечно, те или иные сведения не только об отце, но и о матери
Фридерика в печати появлялись.
«Юстына Кшыжановска, к которой шутливо обращались «пани мажордомо»,
бедная родственница в доме графини Скарбек... помогала графине
управлять имением». (Это можно прочитать в книге
Сhopin, Curtis International).
Указываются годы ее жизни: 1782-1861.
Почти восемьдесят лет, пример долголетия, редкого не только для той
эпохи.
Однако не было известно, и до сих пор, по-моему, неясно, где она
родилась. Мы не знаем, кем были ее родители, то есть дед и бабка
композитора по материнской линии. Историографами повторялось только
то, что происходила Юстына из обедневшей шляхты.
Девушка отличалась музыкальностью, играла на фортепиано и приятно
пела. Можно считать, что она обладала музыкальным талантом.
(Frideric Chopin, by
Bernard Gavoty).
К моменту ее первой встречи с будущим мужем, Николя Шопену
исполнился тридцать один год. Сильный мужской характер, подмечали
одни. По другим воспоминаниям, он был основательным и экономным,
опрятным и исполнительным - хороший учитель, но безо всякого блеска.
«Его отношение к искусству и музыке было прозаичным. Он немного
играл на флейте, пока его сын-ребенок однажды не унес ее и не
разбил. Позже он (Николя) взялся осваивать скрипку, но ни в каком
смысле его нельзя назвать артистичной личностью».
(Сhopin. A new Biography. Adam Zamoysky, N-Y,
1980).
Получив место там, где жила и Юстына, он четыре года наблюдал за
девушкой, прежде чем сделать предложение.
Скромная, деликатная, с изысканными манерами, его избранница не
отличалась красотой (сын унаследовал от нее орлиный нос), но
привлекала к себе обаянием и добротой к людям. Когда Юстына вышла
замуж, ей исполнилось двадцать четыре года. По понятиям того времени
брак выглядел несколько запоздалым.
У Николя и Юстыны было четверо детей: три дочери и сын. Глава семьи
видимо пользовался любовью жены и детей. Но, считал Ярослав
Ивашкевич, нельзя отделаться от впечатления, что в их
взаимоотношениях уважение одерживало верх над любовью. И жена, и
дети немного боялись отца.
Оставаясь в своих вкусах человеком восемнадцатого века, он не
чуждался перемен, сумел понять и оценить музыкальное дарование сына.
Впрочем, об этом нетрудно было догадаться: когда семья перебралась в
Варшаву, мальчик сделался знаменитым среди аристократии, и его
прозвали «польским Моцартом».
Уже в юные годы он стал любимцем международной знати, ему на
концертах аплодировали императоры и короли. С тех пор высоко взошла
звезда Шопена, она засветила не только избранным. Его слава
преодолевает рубежи, тяга к его музыке все так же сильна везде.
Но не завершился, - как его вернее обозначить? - скорее разговор,
нежели спор об этническом происхождении композитора.
Начну с книги израильского историка Савелия Дудакова «История одного
мифа», - не потому, что он занял чью-то сторону или возложил на себя
роль арбитра в генеалогическом диспуте. Причина иная: из упомянутой
книги можно узнать об одном из первоисточников версии.
Оказывается, в 1883 году в номере 14 журнала «Русская старина»
помещены были мемуары влиятельного чиновника министерства внутренних
дел России, тайного советника О.А.Пржецлавского. Автор этих мемуаров
преподнес читателям сенсацию: у трех величайших гениев Польши -
поэтов Адама Мицкевича и Юлиуша Словацкого, а также у композитора
Фредерика Шопена - матери были крестившимися еврейками. Их семьи
принадлежали к еврейской секте «франкистов».
Откуда Пржецлавский мог почерпнуть эти сведения, - не следует ли от
них просто отмахнуться? Ведь он, как завзятый реакционер и антисемит,
мог из темных побуждений присочинить всякое.
Дело осложняется тем, что мемуарист, по происхождению польский
шляхтич из Гродненской губернии, в начале ХIХ в. обучался в
Виленском университете и подружился там с Адамом Мицкевичем. По
своим широким личным связям он мог знать о многом. Во всяком случае,
то, что мать Мицкевича происходила «из выкрестов», поэт признавал и
сам.
Но в тайные польские кружки молодой Пржецлавский не вступил, а
вместо того пошел на царскую службу, чтобы сделать успешную карьеру.
При Николае Первом он специально занимался делами Царства Польского,
будучи помощником статс-секретаря.
После подавления польского восстания 1831г. началась сплошная
проверка «благородных» на правомерность принадлежности к шляхте.
Сохранить дворянское достоинство могли только те проверяемые,
которые представили бы властям документы о своем происхождении. Их
апробация тянулась годами.
Мне довелось ознакомиться лишь с отдельными из подобных дел о «нобилитации»,
во множестве отложившихся в фондах исторического архива, - до
недавнего времени он размещался в СПб, в здании Сената на набережной
Невы. Делопроизводств о проверке шляхетства членов семей Мицкевича и
Шопена я лично не встречал. Но вполне возможно, что документы по этим делам могли побывать в
руках Пржецлавского, потому что он служил в соответствующей комиссии,
в 1840 году даже стал в ней директором канцелярии. Имена знаменитых
поляков тогда привлекали к себе пристальное внимание царских властей.
Так что если его сведения и нельзя принять безоговорочно, то
исключить их достоверность мы тоже не можем. Тем более что имеются и другие источники. Например, изданная в 1911 году брошюра известного польского поэта
Антония Ланге «О противоречиях еврейского вопроса». Сам выходец из
семьи крестившихся «франкистов», он написал, что через свою мать
Фридерик Шопен является наполовину евреем. Правда, привести
исчерпывающие доказательства Ланге не смог, но его свидетельство
совпало с выводами других. Это выяснилось, когда были изучены глубже
материалы о людях, принадлежавших к той, во многом загадочной,
еврейской секте.
Время назвать ученого, труд которого был упомянут в начале статьи.
В библиотеке Гарвардского университета я увидел, возможно,
единственный, притом сохранившийся неполностью, экземпляр книги,
озаглавленной: Mieses, M.Polacy - Chrzesciane pochodzenia
Zydowskiego, I-IV vol. Warszawa, 1938. Что в переводе с польского
означает: М.Мезес. Поляки - христиане еврейского происхождения. Т.
I - IV. Варшава, 1938.
То, что прежде всего интересовало меня, содержалось во введении и в
первом томе. Автор аргументировано доказывал, что мать Фридерика
Шопена происходила из еврейской семьи, принявшей христианство во
второй половине ХVIII века, то есть тогда же, когда приняли крещение
и другие евреи, сторонники «франкистов».
«Лжемессия» и создатель довольно многочисленной секты Яаков Франк
решил принять католичество вместе со своими сторонниками в период,
когда польское еврейство еще не оправилось от опустошительных
казацких погромов.
Уроженец галицийского местечка, Франк разыгрывал роль пророка и
святого, но ходил слух, что трудно отделить мистические обряды
сектантов от полной разнузданности во время их тайных сборищ.
Отлученный от иудаизма, Франк нашел поддержку у подольского епископа.
Он сулил евреям избавление от «великого презрения и унижения» со
стороны других народов, если они уверуют в придуманную им религию «дас».
Но придти к ней можно только через принятие христианства. Эта
интрига пришлась по вкусу верхам католического духовенства.
Серия затеянных Франком авантюр привела его к демонстративному
крещению в Варшаве в присутствии королевской семьи и всего двора.
Сам король Август III будто бы стал его крестным отцом. Однако,
несмотря на это, в 1760 году он не избежал заключения в крепость,
так как раскрылась его двойная игра: приписывание себе «божественного
происхождения», соблюдение обрядов секты и т.п.
Предводитель попал в заключение, но его сторонники следовали
намеченным путем. Изучив сохранившиеся документы, М.Мезес подсчитал,
что в 1759-1760г.г. крестилось около тысячи евреев - «франкистов». К
1780 году в одной Варшаве их насчитывалось, по сведениям городских
властей, не менее шести тысяч.
Скоро обозначились немалые выгоды, доставшиеся переменившим веру. Им
разрешено было менять имена и фамилии, что являлось прелюдией к
получению многими дворянства, приобретению имений, занятию видных
должностей.
Правда, движение наверх по социальной лестнице давалось нелегко.
Духовенство с подозрением относилось к «неофитам» (новообращенным),
следило за их образом жизни, бывало, что перехватывало письма. В
свою очередь, уже в 1764 году родовитая шляхта через депутатов сейма
жаловалась на ущерб, причиняемый ей «породой неофитов», которая
размножилась по всей Польше. Эти недавно крестившиеся, мол,
действуют «с прирожденной ловкостью и жадностью к шляхетским
привилегиям». В отношении их вводились, а потом отменялись разные
официальные ограничения...
В этих условиях бывшие «франкисты» старались побыстрее стереть следы
своего еврейского прошлого. Они не только акцентировали
приверженность христианству, но даже затушевывали биографии, порою
утаивали нежелательные родственные связи и т.п. Неудивительно, если
установление этнических корней этой группы дается с немалым трудом.
Между тем, она значительно увеличилась с течением времени и заняла
весьма заметное место в обществе. По данным, собранным М.Мезесом, к
1791 году в Польше было крещено около 24 тысяч «франкистов».
Вспомним, что мать Шопена родилась в 1782 году. Сама по себе эта
дата еще не говорит о смене конфессии конкретной семьей, но следует
обратиться к списку новых имен, полученных «неофитами» того периода.
Тут была и определенная логика. В составе новоявленной шляхты немало
фамилий, образованных от названия дней и месяцев. К примеру
Недзельские (по-польски «недзеля» - это воскресенье). Появлялись
Квецинские («квецень» - апрель), Червинские («червец»- июнь),
Маевские (май). Мать А.Мицкевича Барбара в девичестве носила фамилию
Маевская.
Использовалось сходство звучания: Лейбу Крыса после крещения назвали:
Ян Доминик Крысинский.
Изобретатели прозвищ давали выход фантазии, а подчас имела место и
простая игра случая. Возникали родословные, которые, в то время или
позже, но оставляли след в истории, иногда даже не в одной стране:
Бжезинские, Пиотровские, Шимоновские, Зелинские...
В составленном М.Мезесом перечне фамилий евреев, крестившихся и
удостоенных шляхетских привилегий, значатся и Кшыжановские. Автор не
ограничился указанием на то, что произведена была смена, характерная
для «неофитов». В Польше, писал он, были также
поселения, названия которых превращались в имена их владельцев,
выходцев из родовитой шляхты.
Но Кшыжановские, которые вошли в шляхетское сословие в последние
десятилетия ХVIII века, не имели ничего общего с наследственными
владениями, и не от таковых обрели свои имена. Эта фамилия дана была
новообращенным, чтобы напоминать о символе христианства. «Кшыж» - то
есть, крест. Тем самым публично подчеркивалась лояльность выкрестов,
покорность новому вероисповеданию.
Но ведь Юстына Кшыжановска была, пусть бедной, а все-таки
родственницей графини Скарбек. Не указывает ли одно это на близость
матери композитора к кругам родовитой шляхты?
Неожиданное обстоятельство: в шопеновской биографии можно найти
справку, что сама графиня до замужества принадлежала к сословию
мещан и была дочерью банкира Фингера. Еще одна нить для того, кто
решил бы возобновить поиск в архивах.
На вопрос: зачем искать, - если таковой возникнет, - можно ответить:
чтобы завершить исследование. Ибо научное познание ведется вплоть до
момента полного постижения истины.
Но я покривил бы душой, ограничившись этим аргументом. Здесь есть и
нечто выходящее за пределы «чистой науки».
В захваченной нацистами Варшаве пропал ученый вместе с типографским
набором половины своей книги, рукописями, копиями документов. Тот,
кто обосновал вопрос о принадлежности по рождению к еврейству одного
из величайших композиторов.
Нынче ведется агрессивный поиск «исторического компромата» на весь
еврейский этнос, независимо от разнообразных языковых, политических,
религиозных и иных выборов отдельных его членов. Дескать, «дурная
кровь», плохая наследственность и опасность для других народов.
Самое опасное - быть равнодушным к такой агрессии.
Даже в этой ситуации, конечно, не стоило бы приукрашивать историю
евреев, наделять их мнимыми добродетелями. Но не нужно и отнимать то,
что им по праву принадлежит. Вполне может быть, например, что
бесследно исчезнувший д-р Мезес прав. А если все окончательно
подтвердится, и мать Шопена окажется, пусть и крещеной, но все-таки
еврейкой, - почему об этом во всеуслышание не сказать? Ничего
запретного.
К тому же в связи с констатацией этого факта не предвидится никаких
«переделов» духовного наследия.
В конце февраля 1837 года Юстына Шопен написала из Варшавы в Париж
 своему сыну Фридерику:
«...Нет такого счастья на земле, которого я
бы тебе не пожелала, дорогой Фрыцко. Сердце мое переполнено
чувствами...
Пани Водзыньска говорила мне, что Ты обещал ей рано ложиться спать,
чему я очень рада, так как это необходимо для твоего здоровья;
однако Ты не сдержал данного ей слова. Это особенно важно сейчас,
когда свирепствует такой сильный грипп. Пиши нам часто, ибо, поверь
мне, что как только проходит месяц, а от Тебя нет письма, то каждый
из нас начинает обманывать других, выискивая причины, объясняющие
Твое молчание, и успокаивая друг друга, а про себя думая иное.
Не беспокойся о нас, береги свое здоровье - оно важнее всего для
нашего счастья.
От души обнимаю Тебя, бесконечно привязанная Мать».
Он долго болел, умирал тяжело. Его не стало в Париже в два часа ночи
17 октября 1849 года.
Свое сердце он завещал похоронить в Варшаве.
"Литературоведение",
"Биографические
очерки"
НАЧАЛО
ВОЗВРАТ |
|
|
