ВОЗВРАТ                                         

  
Декабрь 2006, №12  

 

Открытие Америки_______________     
Лев Борщевский     
 

Вспоминая Дюка...                                              
 

 

           Герой пьесы Виктора Славкина «Взрослая дочь молодого человека», постаревший стиляга пятидесятых годов, вспоминая о джазовых увлечениях молодости, ошеломлен, когда осознает, что некогда поражавшая его воображение «Чуча» («Чаттануга Чучу» Глена Миллера из «Серенады Солнечной долины») всего лишь песенка на железнодорожную тему.
         Неосведомленность советских фанатов джаза объяснима: «железный занавес» не способствовал просвещению в этой полузапретной области.
        Точно такое же удивление я испытал, когда узнал, по какому поводу создавался «фирменный» хит оркестра Дюка Эллингтона, его визитная карточка - «Take the «A» train». Тоже, по сути дела, песня на железнодорожную тему. Нечто вроде: садись в метро на поезд линии «А», так лучше всего добраться до Гарлема и попасть в знаменитый Cotton Club, модное в конце двадцатых годов ночное заведение, в котором играли многие знаменитые джазмены, в том числе Эллингтон. Вспоминаю сейчас этот поезд «А», потому что долгие годы шедевр Дюка был для меня чем-то вроде «колыбельной» - служил заставкой радиопрограммы Music USA, которую лучше всего было вытаскивать из-под «глушилки» поближе к полночи...
     В 1971 году мэтр приезжал в Союз. Гастроли западных музыкантов такого ранга были исключительной редкостью, и потребовались колоссальные усилия, чтобы раздобыть билеты. И все-таки трудности были преодолены, и я испытал счастье лицезреть маэстро и слышать «живьем» его легендарный оркестр во Дворце Спорта в Лужниках. Музыканту было тогда уже за семьдесят. Высокий, худой, он держался прямо и, хотя движения были слегка скованы, в подтянутой, сухощавой фигуре ощущалась удивительная энергия и элегантность, оправдывающая прозвище Дюк (то есть «Герцог»).
          Собственно, прозвище прилепилось к нему, когда он еще был мальчишкой. Меткую кличку придумали приятели, подметив у своего товарища пристрастие к модной одежде и аристократические манеры.
           Настоящее его имя - Эдвард Кеннеди Эллингтон. Он родился в Вашингтоне на рубеже ХХ века - в 1899 году. Отец работал чертежником в морском министерстве и еще подрабатывал по вечерам в буфете, чтобы его дети Эдвард и Рут ни в чем не знали нужды и получили хорошее образование. Дюк позже вспоминал, что мать ужасно баловала его. Так что черный музыкант рос в благополучных условиях, пользуясь всеми благами и привилегиями, доступными американскому среднему классу.
           Семья была очень религиозная. «Каждое воскресенье я посещал не одну церковь, а две, - рассказывал Эллингтон друзьям.
- Я рос в любви».
         Трудно было себе представить более благоприятные условия для пробуждения талантов. Да, именно талантов: множественное число употреблено не по ошибке. В детстве Эдвард обнаружил недюжинные способности к живописи, прекрасно писал акварели. И ему даже предложили стипендию в Институте Пратта в Бруклине. Однако тяга к музыке пересилила все остальное. И хотя преподаватель в свое время отказался давать семилетнему Эдварду уроки игры на фортепиано, поскольку никак не мог отучить его брать дисгармонические аккорды, неудачный опыт не обескуражил мальчика. Он начал заниматься дома сам. А после школы подрабатывал, продавая содовую, и это прозаическое занятие вдохновило его на создание в 1915 году первой самостоятельной композиции под названием Soda Fountain Rag. Он играл ее на слух и не состоянии был записать, поскольку не знал нотной грамоты. Старшеклассником Эдвард оставил школу и начал играть всюду, где только можно было, а также рисовал на заказ плакаты. В девятнадцать лет он организовал свой первый оркестр, который назывался вначале «Исполнители серенад Дюка», а чуть позже просто «Вашингтонцы». В приглашениях не было недостатка: их звали на балы, на вечеринки, на приемы в посольства.
           Дюк переделывал на разные лады свою композицию, посвященную «газировке», ее играли то как «уан-степ», то как «ту-степ», вальс, танго, фокстрот и так далее. «Слушатели так никогда и не узнали, что это одна и та же пьеса, - вспоминал Эллингтон. - А обо мне складывалось впечатление, что у меня обширный собственный репертуар».
           В 1922 году Дюк перебрался в Нью-Йорк, где начинается его стремительное восхождение.
            То был период исключительно благоприятный для джазовой музыки - «золотой век», и довольно скоро талант Дюка получает международное признание. Пять лет - с 1927 года по 1932 - он играл в популярнейшем «Коттон Клаб» в Гарлеме, где в эпоху «сухого закона» собирались в поисках развлечений «сливки» нью-йоркского светского общества. Впрочем, только ли светского?
            Один из друзей Эллингтона, Барни Бигард вспоминает, как однажды в зале появился огромный рыжий детина, ирландский гангстер, приехавший на лимузине в компании роскошной блондинки. Они потанцевали, а потом ирландец направился к фортепиано, за которым сидел Эллингтон. «Эй, ребята, - рявкнул гость. - А ну-ка сбацайте Singing in The Rain». «Хорошо», - невозмутимо ответил Дюк и продолжал играть что-то совсем другое. После очередного танца рыжий опять подошел к оркестру, сгреб Эллингтона за воротник и сильно сдавив ему горло, прошипел: «Ведь я просил играть Singing in The Rain, дъявол вас побери»! Перепуганный менеджер едва оттащил разъяренного танцора. «Ты, что спятил, Дюк, - прошептал он. - Ты знаешь, кто этот парень? Он только что отбыл срок за убийство Французика». «А-а»? - отозвался музыкант. «Да-да, за убийство», - взволнованно продолжал менеджер. «После этого мы целый час подряд играли Singing in The Rain», - вспоминает Барни Бигард.
          Так что и такого рода субъекты, случалось, забредали в «Коттон Клаб». Но там же сиживал часами композитор Игорь Стравинский и многие другие серьезные мастера искусства, такие, скажем, как актер Орсон Уэллс приходили послушать оркестр, который, как они, возможно, понимали открывал новую страницу в истории американской музыки.
     Эллингтон пишет в этот период пьесы, которые составили «золотой фонд» его репертуара: Mood Indigo, Sophisticated Lady, I Got It Bad and That Ain’t Good, Solitude, Satin Doll, Black and Tan Fantasy и другие. Представления из «Коттон Клаб» транслировались по радиосети CBS.
     Со временем Дюка начали стеснять укоренившиеся джазовые каноны, и он старался выйти за их пределы. Во-первых, его не устраивал сам термин «джаз», связанный в представлениях современников с танцульками, выпивкой и разными сомнительными развлечениями. «Я пишу не джаз, - настаивал композитор. - Я пишу негритянскую музыку». Подчеркивая, что у джазовой музыки «глубокие африканские корни», Эллингтон активно использовал во многих своих композициях звукоподражательные приемы, имитируя натуральные звуки джунглей. В 1943 году в Карнеги-Холл состоялась премьера исполнения сюиты, которая, по замыслу автора, должна была стать «звуковой историей негров в Америке». - Пять лет спустя на той же сцене он представил еще два крупных сочинения, которые тоже выходили за рамки традиционных жанровых форм - The Tattooed Bride и Manhattan Murals.
      Дюк Эллингтон удостаивался таких почестей, какие не выпадали на долю других американских джазменов - целая коллекция всевозможных наград, в том числе Президентская медаль Свободы, которую ему вручил Никсон на специальном вечере в Белом Доме, устроенном в связи с 70-летием музыканта.
          Музыканты, с которыми работал Дюк, очень любили своего руководителя, потому что он был внимателен и заботлив, прислушивался к их настроениям, помогал во всем, в чем мог. Однако он был терпимым лишь до известного момента, пока не начинала звучать музыка. Тогда он становился совсем другим - жестким и властным.
            В частной жизни Дюк слыл человеком весьма умеренным. Его мало что интересовало, кроме музыки. Его книга называется «Музыка - моя любовница». Он был женат недолгое время, и его единственный сын Мерсер возглавил оркестр после смерти отца в 1974 году. Мерсера называли «хранителем огня». Он выполнял эту роль добросовестно, а когда семь лет назад ушел из жизни, эстафета перешла к его сыну Полу. «Сынок, это все твое - наказывал Мерсер. - Сделай только так, чтобы это все продолжалось».
           В прошлом году я был на концерте оркестра, который по-прежнему носит имя Эллингтона. Пол - невысокий, светлокожий - мало чем внешне напоминает деда. Но тень великого Дюка незримо присутствует во всем, что он делает. Он активно выступает, появляется то в Линкольн-центре, то на джазовом фестивале в Ньюпорте, то ночном клубе, то отправляется в турне по Европе или по Японии. Никто не ждет от него, чтобы он превзошел деда, да и едва ли такое возможно. Но этот одаренный носитель громкого имени продолжает выполнять миссию «хранителя огня», огня, который продолжает жарко пылать для миллионов любителей джаза во всем мире.
                                                                                                                   ©Л.Борщевский 

ВСПОМИНАЯ ДЮКА...      АРИСТОКРАТ ДЖАЗА      «КОРОЛЬ» В КОРОТКИХ ШТАНИШКАХ      ВОЗВРАТ

         Предыдущие публикации и об авторе - в Тематическом Указателе в разделе "Открытие Америки"