ВОЗВРАТ                                             

 
 
Июль 2021, №7     
  
Литературоведение_____________    
            Александр Балтин     

 

Максим Горький                                                

         
                     

 
                                            Константы Максима Горького

1

       Советская, космическая, избыточная слава Горького давала искаженное представление о нем, используя только одну краску: и золото ее расплава убивало сложную сущность писателя; реакция последующего ниспровержения была только логична.
       Романтический порыв, яркость Челкаша, тысячи исхоженных дорог, декадентские закаты, Генрих Гейне, придумавший зубную боль в сердце, попытка застрелиться на волжском берегу…
       Примитивное, буйное ницшеанство, затхлость провинциальных углов, и разнообразие типов: люди, люди, люди…
        Горький вместил очень многое, точно проел горы российской жизни…
       Бродяги, воры, странники, монахи, купцы, подлецы, герои, рвущиеся в запредельность, готовые огнем собственного сердца освещать чужие дороги; пьяницы, чиновники, художники…
        Каталог людей, обстановок, домов: глядите на этот, треснувший пополам, сшитой железной скобой.
        …у Горького очень интересно работало тире
- мускульная сила его придавала крепость фразе.
        Прямая речь, округло звучащая, вкатывается шаровидно в миры слова - продолжающего жизнь, объясняющего ее…
       Метафизическое осмысление данности едва ли можно отнести к сильным сторонам Горького: нет, словесная живопись, переливающаяся массой тонов и оттенков, гораздо ярче энергии мысли, данной скорее подспудно.
        …а жизнь русская часто шла под спудом - мерзостей потяжелее свинца, дремучести, дичи, чертей
- просвечивающих синеватой, чернильной кровцой - вырванных из алкогольного бреда…
        Горький церковных колоколов, и чуть ли не жажды рухнуть в монастырскую бездну; Горький революции: контрасты, организующие его реальность, поражают по сегодня, представляя натуру столь же буйно талантливую, сколь и противоречивую
- второе, впрочем, вытекает из первого…
        И это первое и определяет интерес, который может вызывать писатель и сегодня: многое пережившие книги его, отвергли ветхость, как ложное предложение времени…

2

       Чехов предлагая стилистику, близкую к понятию совершенство, золотому сечению - когда не комбинацию золотых нитей фраз, организующих панораму людского сообщества - и Горький, идущий из глубины народных гущь, и перерабатывающий эту руду в словесный материал - слишком разные для одного времени.
       Тем не менее, история литературы, сохраняющая документы о не плохих их отношениях, свидетельствует о наличие и творческих точек соприкосновения двух классиков.
       Точки эти: болевое ощущение человеческой жизни, отношение к человеку, как мере вещей, и сострадание, множимое на сожаление, что сострадание это необходимо.
       Человек всегда мал
- даже если серьёзно положение его в мире; человек всегда слаб, даже если стоит за ним духовная (не очень понятная, если по правде) сила.
       Именно так: подспудно, подоплёкой развертывающихся бытовых и бытийных панорам прослаивает метафизика книги Чехова и Горького; именно это сближает их.
        И еще
- тоска по алмазно-прекрасной, безусловно светлой жизни, которая так и не настала, увы.

3

        Интенсивность не-приятия романа «Мать» связана с избыточностью советской пропаганды - навязчивой, как и всякая пропаганда.
       Тем не менее, роман вполне может рассматриваться, как верная историческая панорама определенного временного периода, к тому же выполненная внушительным горьковским языком.
        Он обстоятелен и детален.
        Завод, вытягивающий из людей все жизненные соки, даден колоритно, ярко, жарко.
        Мощно, крупными мазками сделаны и персонажи, будь то Павел, отказавшийся от алкоголя в пользу книг, или мать, ломающая заурядность своей судьбы.
       Сила протеста копится медленно, но, выхлестнувшись, сносит тех, кто считает себя хозяевами жизни.
        Свинец обстоятельств давит
- книги говорят и об этом.
       Белеющие на заводе лепестки листовок есть достаточное основание для исключения человека из ячеек обычной жизни.
        Параллели с сегодняшним временем провести достаточно сложно: слишком все иное.
        Тем не менее, рассказ о том времени дан весьма внушительно, не говоря назидательно: ибо объёмы несправедливости сегодняшней и тогдашней схожи.

4

        Мужицкое имя Клим, которым назван ребенок, рожденный в семье интеллигента-народника, словно выделяет его - из привычных тем.
          Или ставит отметину: человек оказывается между полюсами, не принадлежа ни к одному.
        Густая плазма человеческих судеб, сконцентрированных в персонажах: их много, они толпятся, расступись!
         Дочери доктора Сомова, дети квартиранта Варнавки, товарищи по гимназии, отношения с которыми заверчиваются сложно
- отчасти из-за того, что Клим вечно старается отличиться, что получается не всегда.
         Гибель Бориса и Варвары, провалившихся под лёд во время катанья на коньках; дымящиеся полыньи, повисающий в воздухе вопрос: А был ли мальчик?..
         Вот оно - зыбкость всего, ирреальность, марево.
       Жизнь плотна и густа, жизнь
- перенасыщенная мясом субстанция, а посмотри повнимательней - ничего нет, только курящаяся паром черная полынья…
        Эротическое томление Клима, завершающееся искусственным романом с подкупленной матерью швейкой; адское разочарование…
         Впрочем, очарованности в эпопее вообще мало: много разговоров: причём всяк дует в свою дуду…
        Петербург, студенчество, где Клим получает презрительное прозвище «умник» - из-за вечного анализа, которому стремится подвергнуть все и всех.
         Дача, ловля сома на горшок: символическая сцена надувательства; разговоры, разговоры, славянофильство, западничество…
         Потом
- события пятого года, «ничтожен поп» - вывод о Гапоне; Самгин в тюрьме по подозрению в революционной деятельности.
          Множество событий в реестре тогдашней истории: идут они сгущённо, отражаясь в жизни Самгина, становящейся всё более и более одинокой; отъезд за границу, берлинская скука, картина Босха, дающая ощущения схожести миропониманий…
         Горький стремился дать тотальный роман
- но все время ему не хватало чего…
         Отдельные сцены лепились ярко, другие, выпадая из общего звучания, праздно отягощали громоздкий текст.
        Сложно представить, чтобы сейчас кто-нибудь добрался до конца: до вечера у Леонида Андреева, Февральской революции, не завершённого финала, неясности дальнейшей судьбы Самгина.
         Сложно.
         В рассказах и повестях Горький давал жизнь концентрировано, компактно, и они звучат и поныне, а неповоротливая махина романа…
          Она интересна отдельными кусками, словно повестями, ее хочется и нарезать на них…
        Ибо, как Самгин, глядя на картину Босха, понимает, что целостности нет, одна раздробленность мироздания, так и роман демонстрирует ее
- эту раздробленность: в то время, как жизнь подчинена глобальному, сложно уловимому единству…

5

        Своеволие купецкое - от силы, сила - от энергии, и уверенности; а энергия купечества была сгустком энергии России тогдашних времен.
       Горький хорошо чувствовал это, сильно передавал, используя возможное мускульное напряжение строки-фразы, употребляя часто тире
- для дополнительного разгона.
        Игнат Гордеев, служивший водоливым на одной из барж богача купца Заева, знавал удачу во всем: неуемная энергия его выводит наверх, хотя, уважаемый в народе, и зовется он «Шалый» - ничего в его жизни нет от спокойствия реки, но все - от бурления водоворота.
        Вторая жена рождает ему долгожданного сына, при этом умирая при родах: так появляется Фома Гордеев.
        Гордо звучащая фамилия, сила, определяющая ее, не знающая укорота: в том числе
- в грядущем бунте против своих, коренных, исконных.
        …Фома растет в доме крестного Маякина: в доме благочестивом, наполненном запахами ладана и воска; растет серьезным ребёнком, хотя и возится с игрушками вместе с Любой, дочерью купца.
       Крепко делается быт: вкусными, колоритными мазками: по дому можно пройти, подивившись его специфике, слишком контрастирующей с жизнью, известной нам.
         Впрочем, литература
- не этнография…
         И Горький лепит характер, используя все краски - от бытовой до психологической.
        Вот Фома на пароходе отца, и чувствует, как разворачивается перед ним новая жизнь: широтой своей и силой превосходящая известную.
         …случай с машинистом, уволенным из-за вопроса Фома, заставляет того задуматься о себе, и в не меньшей мере о силе и жалости, определяющих жизнь людскую.
         Пойдут галереей люди: те, с кем учится Фома, те, кто встречаются на различных жизненных перевалах; смерть отца наполнит душу сына тяжёлым молчанием; и повесть
- чем дальше, тем делается тяжелее, туже проворачиваются ее колеса…
        …странный излом намечается в недрах жизни Фомы: все купецкое становится не мило, денежная целеустремленность претит, однообразие давит; разгульность
- чуть не от бунтарской Стенькиной лихости - выбрасывает персонажа в безобразные загулы…
         Бунт против купечества, исходящий от купеческого сына - как нарушение правил жизни.
         Но и
- исследование возможных психологических движений человека.
       Огромен купеческий пласт, был значителен он чрезвычайно для России, но - и чувствовалось, - сдвигается, уходит, отживает…
         И об этом тоже многообразная, густо страстями и плазмою жизни насыщенная горьковская повесть…

6

         Шум, многоголосье, иногда, кажется, - избыточно персонажей…
        Но нет
- все рассчитано, и механизмы драматургии работают без сбоев, увеличивая нарастание конфликта там, где положено, давая эмоциональный спад в местах, соответствующих теме и сюжету.
         Фамилии, часто соответствующие характеру: и Васса Железнова не женское рукой сжимает жёсткое тело собственного купеческого дела, не допуская в душу сомнений.
          Характерно
- для тогдашнего времени и предложенного образа; но - и в наше время можно наблюдать, ибо нечто стержневое в человеке меняется мало.
        Знаменитая ночлежка дает бушевание страстей, выплёскивающихся из персонажей, загнанных на дно.
         …кто напишет пьесу из жизни современных бомжей?
         Лука говорит банальности: хотя долгий опыт склоняет к удивительным открытиям - в жизни весьма часто встречается торжество банала, тут уж ничего не поделаешь; но мягкость Луки, происходящая от того, что долго мяли, определяет и человеческую функцию, необходимую в пьесе.
         А Ваське Пеплу
- бунтарем бы! в революционеры - вполне поднял бы чашу сию, поднял, понес; а то… как Данко, рванул бы сердце, чтобы воссияло другим.
         Есть некоторая добрая наивность, умноженная на романтическую приподнятость в иных периодах горьковских пьес; есть и тяжёлое осуждение: мещанства, например.
        В затхлой, густо, до вещей, нарисованной атмосфере, живое погибает, да и редко пробиваются ростки оного; тут невозможно жить! И - стремится жить именно так большинство…
          Пьесы Горького бушевали; успех, полученный ими, был велик и оправдан.
          Пьесы Горького сходили на нет, когда, вознесенный советской пропагандой до небес, он стал раздражать новое время.
          Пьесы Горького снова ставят - ибо без них невозможна русская литература.

7

      Огромная фигура Горького, сколь бы ни пыталось постсоветское разодранное, атомизированное время умалить ее - меньше не делается: время не обманешь: значение таланта укрупняет оно; но словосочетание Горький-поэт может вызвать усмешку даже у поклонников таланта буревестника.
         Кстати, о пресловутой песне: никто ведь не судит о Некрасове по первой книжке стихов "Мечты и звуки"?
         Также бесплодно и нелепо иронизировать по поводу Буревестника Горького: чей яростный порыв и призыв к переустройству жизни отчасти искупают провинциальность версификации.
         Но вот такой финал "Легенды о Марко":

                                                                   А вы на земле проживете,
                                                                   Как черви слепые живут:
                                                                   Ни сказок про вас не расскажут,
                                                                   Ни песен про вас не споют!

         Запоминается с первого прочтения - один из признаков подлинной поэзии! - и клеймом прожигает тьму-тьмущую обывательских, никаких судеб, - судеб, отданных за "полированные доски" мира, за уют крошечного уголка.
         Горький и весь - порыв, стремленье ввысь, каких бы материй, тем, образов не касалось его перо.
         Вот "Баллада о графине Эллен де Курси" - лёгкость, или примитив?
         А, как ни странно, в алхимическом сосуде произведения, смешано и то, и другое, и тем не менее читать занятно, а мудрость, проскальзывающая в ней, тонка - хотя опять же несколько наивно:
                                                                   Мы щедро жизнь одаряем!
                                                                   Ведь каждый в нее принес
                                                                   Немножко веселого смеха
                                                                   И полное сердце слез.

         Думается, несмотря на то, что Горький своеобразно прорепетировал себя прозаика в поэзии, его и поэтом назвать заслужено - особенно теперь, когда море цинизма, филологических выкрутасов, скабрезного стёба буквально захлестывает современную поэзию.
         Может быть, наивность Горького-поэта - именно то, чего ей не хватает?..

8

         Дно не зацветет хризантемами: мир ночлежки - скученность, темнота, дикость…
         Но - и естественность порыва: пусть в образе Пепла, но и - с уравновешиванием скверной реальности толикой мудрости: мягкого, коли жизнь в загрубелах лапах много и долго мяла, Луки…
         Мир жутковатый: не сходящий со сцен много десятилетий…
         Драматургия Горького специфична: в ней много декларативного: будто люди стремятся себя уж очень рьяно навязать; но в ней и много соли - от жизни: той, которая была, той, которой нет более…
         Властно сжимает Васса в не сильных вроде бы, женских кулаках не зримую власть.
         Мещане туго привязаны к повседневности (вообще-то
- к чему еще может быть привязан человек - этот, по сути, природный мещанин?), пока не появляется некто, говорящий им, что не правы они, живя такой скудостью…
         Много типажей: Горький знал жизнь насквозь и наизусть: они представляют самые разные слои, социальные страты, они по-разному чувствуют, думают, даже надеются…
         Они говорят по-горьковски: как еще могли бы, ежели их метафизический отец обладал неповторимыми модуляциями писательского голоса?
          Они не сходят со сцен.
          И вряд ли когда-то сойдут.

9

         Горький способствовал возвышению Л.Леонова.
        Он способствовал, видя уникальные его языковые возможности: даже по ранним вещам, типа «Туатамура», даже до «Барсуков» - с их феноменальной первой частью - сияли они, поражая многих.
        Магия языка Леонова связана была и со сказом, и с необыкновенною вещностью, обстоятельностью фразой, и с мощным её сгущением, когда, казалось, мир вмещался в оную, не желающую мириться со скромной ролью, претендующую на отдельное произведение.
        Целые главы из «Дороги на океан» - в целом, едва ли удачного романа, - можно рассматривать, как новеллистические шедевры.
         Сам Горький стилистически проще был: хотя некоторая сказовость
- с волжским оканьем - присуща была и ему, раскатисто говорящему, отчасти поющему…
          И там, и там мир конкретен, даже если речь о зыбких областях…
        Леонов кажется верующим, хотя и вынужденным веру эту свою скрывать: чревата демонстрация оной.
          Едва ли разумен вопрос, кто выше.
          Однако, стремление Леонова сгустить все до предела, даже разворачивая гигантский объем «Пирамиды» представляется необычайных полётом в запредельность, где и комментарий к Апокалипсису вполне логичен…
          Но помог Леонову в продвижение
- Горький…
                                                                                                                          
© А.Балтин
НАЧАЛО                                                                                                                                    ВОЗВРАТ

Предыдущие публикации и об авторе - в РГ №12, №8 2019, №9 2018, №3 2017, №9 2016, №9 2015, №6 2012, №2 2010, №5 2009, №4 2008, №3 2007 и в рубрике "Литературоведение"